Валентина Мухина-Петринская - Планета Харис Страница 5

2

ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ РЕНАТЫ

У каждого — свои тайный личный мир,Есть в мире этом самый лучший миг,Есть в мире этом самый страшный час,Но это все неведомо для нас.

Уходят люди… Их не возвратить,Их тайные миры не возродить.И каждый раз мне хочется опятьОт этой невозвратности кричать…

Второй месяц гостила Рената у старого Симонова. Он устроил ее к себе помощницей на пасеку. Его помощник как раз уехал путешествовать в Африку в составе энтомологической экспедиции.

Пережив в памятный день возвращения в Рождественское нечто вроде шока, Рената еще не пришла в себя. Жизнерадостность ее была как бы пригашена, она всего боялась, особенно новых людей, которые казались ей непонятными и чужими.

Угнетала ее и необходимость скрывать происшедшее (кто бы поверил ей?). Поэтому пасека была для нее и пристанищем и убежищем.

Однако она ясно отдавала себе отчет, что найдет ли она объяснение происшедшему или не найдет, но жить надо, и, следовательно, надо найти себе место в новой жизни. А для этого нужно было понять Время, в котором она очутилась, и людей, живущих в это Время.

Рената с жадностью прочитывала газеты и журналы, смотрела телевизор — и всесоюзные передачи, и других континентов, с вниманием слушала Симонова и Юру, рылась в сельской библиотеке, где оказалось немало прекрасных книг. Современность казалась ей более понятной, но чего она совершенно не могла понять — это годы ее отсутствия, жизнь Ренаты. Объяснения Николая не удовлетворяли ее, ей казалось, что он по старости что-то путает.

Не могла она понять, как в XX столетии при столь высоком развитии культуры мир мог целых двенадцать лет терпеть Гитлера, позволить ему делать то, что он делал.

Николай Протасович рассказывал ей про свою жизнь, а она смотрела ему в лицо напряженно, ища в увядших чертах сходство с прежним Николаем — пылким, взбалмошным, настойчивым. Он был как былинный богатырь. Ему непременно нужно было дать урожай в десять раз больше, чем дают другие. Пусть все знают, на что способен Николай Симонов. Глаза у него были необыкновенно яркие, синие, но как мог изменяться их цвет — она видела их и серыми, и зеленоватыми, и темными, почти черными. Он отслужил на флоте и вернулся в родное село с самыми честолюбивыми мечтами относительно своего Рождественского. У парней он был коноводом. Бывший боцман стал механиком и бригадиром тракторной бригады.

А Ренату он любил и очень болезненно пережил ее категорический отказ стать его женой. Для Ренаты это было в прошлом году, когда она приезжала на каникулы. Для Симонова это было почти восемьдесят лет назад.

По просьбе Ренаты Симонов много рассказывал ей об отце, щадя ее, смягчая события. Всего пять лет и прожила с отцом Рената после окончания академии. Но он успел выдать ее замуж и понянчить внука Мишку. Не везло Ренате. Потеряла отца, муж погиб на войне, умер ребенок.

Рената с жгучим интересом перечитывала дневники, письма, стихи, оставшиеся от первой жизни, — свидетельства самой Ренаты.

Трудной была ее жизнь — тридцатые, сороковые годы. А конец — преждевременным и случайным, трагическим в своей нелепости.

Рената замерзла в метель в дубовой роще, которую посадил ее отец.

Рано утром того дня позвонила ей из райцентра знакомая продавщица книжного магазина. И сообщила, что пришли книги в большом выборе…

Весь день Рената рвалась в Коростыли, но — неотложные дела, к тому же ни одной попутной машины. Автобусы тогда еще в Рождественское не ходили. Впоследствии председатель колхоза, оправдываясь, говорил, что «Петрова могла бы попросить лошадь». Но это была явная ложь. Лгать Рената не умела, а скажи она председателю, что ей нужна лошадь для того, чтобы съездить в книжный магазин, никто бы ей эту лошадь не дал. Не говоря уже о том, что отношения с председателем колхоза у нее были самые плохие, какие только можно представить: она его беспощадно критиковала, он — ущемлял где только мог.

Летом агроном Петрова ездила по полям на стареньком мотоцикле. В тот роковой день он был, как на грех, в починке. К вечеру Рената села на проходящую мимо Рождественского из чужого района машину и успела-таки за час до закрытия в магазин.

Мела поземка, было очень темно, темные мохнатые тучи тянулись над полями так низко, что, казалось, рукой можно достать.

Книги стоили того, как на подбор, ее любимые авторы. Рената отобрала десятка полтора книг, продавщица старательно их упаковала, и счастливая Рената пошла домой… пешком.

Поземка разошлась в метель. Ренату нашли уже на другой день, полузанесенную снегом. Она сидела, словно отдыхая у края дороги, на коленях пачка книг, на лице застыла слабая полуулыбка. Присела, видно, отдохнуть, задумалась и задремала.

В Рождественском были потрясены. Сразу припомнилось все, что она сделала для односельчан, как многие ее не любили за смелость и принципиальность, как не понимали, смеялись над ее «чудачествами». Один из учителей в речи над могилой сказал: «Маленький Дон Кихот из села Рождественского». И разрыдался откровенно при всех. Плакали многие, и старые и молодые.

— Конечно, она была чудачкой, — задумчиво рассказывал Симонов. — Хоть случай с поросенком Чокало.

Год был тяжелый, недород. И Ренате подарили в день ее рождения поросенка, чтоб она его выкормила и заколола на мясо и сало. А Реночка полюбила этого поросенка. И самое удивительное, что и поросенок очень привязался к ней. Бегал за ней, как собачонка, откликался на кличку Чокало.

О том, чтоб его зарезать, не было и речи. Все село потешалось от души. Когда Чокало подрос и прокормить его становилось все труднее и труднее, Рената увезла его в Саратов, где как раз проходили гастроли Дурова, пришла к нему в цирк и подарила поросенка. Чокало оказался очень способным цирковым артистом.

Кроме кошки Золушки и пса Тиля, у нее животных и не было, а на выделенном ей приусадебном участке она вместо картошки да капусты выводила цветы редкостной красоты, которые у нее воровали и продавали в городе по рублю штука. Но если кто останавливался, чтоб полюбоваться бескорыстно, Рената сейчас же предлагала семена или отводки. Некоторые брали, чтоб посадить в палисаднике под окнами. А теперь все Рождественское тонет в цветах. Если бы только она видела! Ты посмотри, хоть теперь!

Приходя поздно вечером с разнарядки, измотанная до крайности, Рената писала в своем дневнике: «…и все-таки я чего-то добилась! Когда я приехала, люди ничего не знали. Не знали даже, как вносить удобрение, даже лущение стерни не применяли. Махнули рукой на сорняки. Поля — настоящий живой гербарий.