Филип Фармер - Легенды Мира Реки Страница 5

— Знахари — обманщики. Все обманщики. Единственные истинные целители — это мы, патафизики.

— Я все еще не знаю, что такое патафизика, — сказал Дэвис.

— Она не нуждается ни в каком вербальном объяснении. Только понаблюдайте за нами, переведите наши физические движения и вербальные выражения в свет правды, векторы Я четырехмерной ротации в фоны правдивости.

— Братец, да тебе нужно иметь разумное основание для твоей теории, и ты должен выражать ее в ясных логических терминах!

— Красно твое лицо, но холодно в комнате! Дэвис поднял руки над головой:

— Сдаюсь. Не знаю уж, почему я вообще обращаю внимание на то, что ты говоришь! Мне бы следовало быть поумнее. Все же…

— Все же ты способен оценить, хотя и как в тумане, что истина исходит из моих слов! Ты не хочешь этого признавать, но не можешь не признать. Это хорошо. Большинство безволосых двуногих обезьян не имеет ни намека на это, никак не отзываются. Они, точно тараканы-пруссаки, потерявшие усики, а потому не могут ничего ощущать, пока не уткнутся своими хитиновыми головами в стену. Но шок от столкновения заставляет онеметь даже более слабые органы, при помощи которых они мыслят. Фаустролл взмахнул своей бамбуковой удочкой в сторону Дэвиса, вынуждая его отступить, чтобы не получить по носу костяным крючком.

— Теперь я пойду поищу жидкие тела для тех, кто дышит жабрами. Фаустролл вышел из комнаты. Дэвис пробормотал ему вслед:

— Надеюсь, пройдет много времени, пока я увижусь с тобой снова. Но Фаустролл был вроде дурной мысли, которую никак нельзя отогнать из головы. Через две секунды он уже снова пробрался в комнату.

— Мы не знаем, какова была история королевского остеопата на Земле, — спохватился Фаустролл, — или каков был твой квест, твой светящийся грааль. Есть один постоянный грааль — это Истина. Но есть и временный, и он может превратиться в постоянный (если вообще имеется что-нибудь постоянное), грааль, или необходимые предметы. Или золотое яблочко — это ответ на вопрос: Кто воскресил нас, поместил нас сюда — и почему? Извини. Это не вопрос, это вопросы. Конечно, ответ может быть и такой, что это вообще не имеет значения. Даже если так, нам бы хотелось знать. И опять-таки, как ты сможешь найти ответы на все эти вопросы, если ты не мог их найти на Земле? Возможно, существа, которые ответственны за этот Мир Реки, знают ответы, которых мы так отчаянно искали на Земле. Мы убеждены, что эти существа из плоти и крови, хотя плоть может не быть протеином, а кровь может не содержать гемоглобина. Не то что Бог, который, если Он и существует, есть дух, и таким образом у него отсутствуют органы для образования звуковых волн, хотя Он, кажется, вполне способен производить гром и молнию и катастрофы, и, таким образом, должен быть способным образовывать собственные приспособления для устной речи, — не то, что Бог, эти существа должны иметь уста и языки, зубы и, некоторым образом, руки. А потому они смогут нам сказать то, о чем мы хотим знать. Если мы сможем их найти. Если они захотят открыться. Это наша теория — а мы никогда не теоретизировали беспомощно — наша теория, что Река со всеми своими поворотами и извивами образует гигантский иероглиф или идеограмму. И он будет, не то что иероглифы древних майя или египтян, его тотчас можно будет понять. Откровение придет со светом понимания, а не с падением звезд луны тогда, когда луна станет кроваво-красной, а планеты расколются, надвое, и не с приходом Зверя, чей номер 666, и всех этих образов, пробужденных Святым Иоанном. Дэвис заговорил куда более горячо, чем рассчитывал:

— Чушь! В нашей первой жизни вера, и только вера имела ответы, вера в божественный труд, как сказано в Библии. Как на Земле, так и здесь.

— Но здесь-то нет Святого Писания!

— Есть — в нашем сознании! — громко возразил Дэвис. — Оно записано здесь! — и он постучал пальцем по виску.

— Как тебе известно, никакая жизнь после жизни, описанная в любой религии, не похожа на эту. Однако мы не спорим. Мы утверждаем истину и движемся дальше, оставляя истину позади себя — но также и неся ее с собой. Но истина достигнута тогда, когда человек перестает размышлять. Это сделать тяжело, признаем. И все же, если мы способны подумать о том, чтобы оставить мысль, мы сумеем перестать думать. Таким образом, когда барьер к постепенному ментальному осознанию сдвинут, молекулы истины проникают в диафрагму.

— Безумие! Чистое безумие! И богохульство! Фаустролл стал выходить из двери. Оглянувшись через плечо, он сказал:

— Мы идем, и все же это иллюзия. Память об этом событии остается в памяти. Так что — мы все еще здесь, мы не ушли. Эндрю Дэвис вздохнул. Ему, конечно, приходилось мириться со многими вещами. И почему он только не дал французу уйти и продолжать свое паломничество вверх по Реке? Почему? Для этого у него были веские причины. Во-первых, если бы француза поймали шатающимся во владениях Ивара, его бы сделали рабом — и, возможно, высекли бы. Во-вторых, если бы он все-таки выбрался из границ королевства, он все-таки не был бы в безопасности от того, что его не поймают через несколько дней. Королевства на протяжении пятидесяти миль вверх по Реке заключили между собой соглашение возвращать рабов в те государства, откуда те сбежали. В-третьих, он мог бы предпринять гарантированно надежный способ освобождения. Но для этого ему нужно совершить самоубийство. И тогда он воскреснет где-нибудь далеко, но мысль о том, чтобы покончить с собой, слишком тяжела, чтобы ее осуществить. Но, хотя сознание его знало, что он будет снова жить, тело отказывалось этому верить. Его клетки яростно сопротивлялись идее самоубийства; они настаивали на том, чтобы выжить. Более того, он отвергал идею самоубийства, хотя она имела вполне рациональную основу. Как христианин он совершит грех, если убьет себя. Все ли это еще грех в Мире Реки? Он сильно в этом сомневался. Но его непредрасположенность к такому концу в течение всей его долгой жизни заставляло Дэвиса действовать так, как если бы это действительно был грех. Кроме того, если бы Дэвис покончил с собой, у него было столько же шансов быть воскрешенным в нижнем течении, сколько и в верхнем. Если бы такое случилось, он был бы вынужден проходить через ту самую территорию, где уже бывал. И его снова могли бы захватить и обратить в рабство в любом из сотни штатов, прежде чем он доберется хотя бы до страны Ивара. Если бы он проснулся далеко выше по Реке, Дэвис оставил бы цель своего квеста позади. И до того, как он дошел бы до самого конца Реки, он так и не узнал бы, то проскочил через место своей цели. И тогда ему придется снова проделать весь путь с самого начала. А что если история о женщине, которая дала жизнь ребенку в долине Реки, была ложной? Нет, этого Дэвис не до пускал. За его исканиями стояла не только вера, но и логика. Этот мир был окончательным испытанием для тех, кто верит в Иисуса как спасителя. Пройди это испытание — и следующая ступень будет настоящим Раем. Или истинным Адом. Церковь Второй Попытки имеет некоторые ложные доктрины, и это — очередная ловушка, расставленная Сатаной. Но Дьявол достаточно изощрен, чтобы просунуть некоторые истинные доктрины среди ложных. Сторонники Второй Попытки не ошибаются, когда претендуют на то, что этот мир предложил всем душам человеческим еще одну возможность очиститься от духовной грязи. Но что эта церковь проглядела или преднамеренно проигнорировала, так это то, что она давала и Сатане вторую возможность заграбастать тех, кто избежал его когтей на Земле. Дэвис посмотрел в широкое сводчатое застекленное окно. С высоты, на которой он находился, он мог видеть холмы, равнину и Реку, а также холмы, равнину и горы на противоположном берегу. Арпад (умер в 907 году н. э.) правил территорией длиной в двенадцать миль. Он был вождем семи монгольских племен, называемых мадьярами, которые оставили бассейн реки Дон в 889 году н. э., те места, где расположится впоследствии Россия, и мигрировали к западу, к Паннойнийской равнине. Это была область, которая впоследствии станет Венгрией. Арпад воскрес среди того населения, которое было частично древними аккадами, а частично юго-восточными азиатами из каменного века, и еще с десятью процентами самых различных людей. Хотя он был мадьяр, принадлежа к меньшинству здешнего населения, он стал королем благодаря силе его личности и своим безжалостным методам. Арпад был союзником Ивара, и кроме того партнером по проекту дамбы. Его рабы трудились дольше и в более тяжелых условиях, и с ними обращались куда более жестоко, чем с рабами Ивара. Норвежец не был так свиреп и более великодушно обращался с рабами. Он не хотел доводить их до восстания или до самоубийства. Рабы Арпада бунтовали дважды, и число самоубийств было среди них гораздо выше, чем среди рабов Ивара. Кроме того, Ивар не доверял Арпаду. Этого следовало ожидать. Ивар не доверял никому, и у него были причины не полагаться на мадьяра. Его шпионы докладывали ему, что Арпад в пьяном виде хвастался — а пьяным он бывал частенько — что убьет Ивара, как только дамба будет построена. Если норвежец и собирался прибегнуть к оружию и убить Арпада первым, он об этом молчал. Хотя временами он сильно пил, но язык свой придерживал. По крайней мере, он исходил из интересов государства. Дэвис же был убежден, что один из двух королей не собирается ждать окончания работ по строительству дамбы. Когда-нибудь, возможно, в течение двух последующих лет, один из них нападет на другого. Дэвис, по принципу, что из двух зол следует выбирать меньшее, надеялся, что Ивар одержит верх. В идеале, хорошо бы, чтоб каждый из них сверг другого. Что бы там ни случилось, Дэвис намеревался бежать с этой территории в сумятице битвы.