Владимир Михайлов - Приют ветеранов Страница 5

— Все без сучка без задоринки, слава Богу, — ответил он.

И двинулся к ней, на ходу теряя последние остатки мыслей.

Маленькое событие, свидетелем которого Милов оказался в аэропорту столицы Пакистана, не произвело на отставного сыщика особого впечатления (то, что перехвачен был бета-углерод, он тогда не знал). Совсем иначе это было воспринято за несколько тысяч километров от места происшествия, а именно в одном из уголков Европы, в городе Ле-ра — столице республики Калерии. Известный в деловых кругах Леры адвокат Менотги только что получил по своим каналам это крайне неприятное для него известие. Увы, в Карачи был перехвачен срочный груз. Потеря, если оценивать ее в масштабе деятельности того объединения, к которому адвокат имел прямое касательство, была не такой уж большой, скорее даже незначительной. Но главное тут было не в количестве: обнаружена и перекрыта еще одна, а если быть точным — последняя тропа в этой части земного шара и раскрыт еще один способ маскировки, до сего времени считавшийся самым надежным. Потеря тропы — это куда больше и опаснее, чем просто уменьшение дохода: если не найти нового пути, компаньонам грозила полная дезорганизация и без того осажденного со всех сторон рынка. Резервов здесь, в Европе, не было, да их и никогда не бывало, а клиники настойчиво требовали товар: именно сейчас, в связи с ограничением рынка, спрос был необычайно велик и цены росли.

Для того чтобы все оставалось в норме, у Менот-ти было, не считая сегодняшнего, четыре дня — ровно столько времени должна была занять доставка груза из Карачи, поскольку маршрут был достаточно запутанным: приходилось стороной обходить те пункты, где таможенный контроль сегодня гарантировал провал. За это время надо было предложить новый, куда более надежный вариант, иначе лучше сразу уложить чемодан и исчезнуть где-нибудь в другом полушарии. Но этого адвокату совершенно не хотелось. Да и потом все равно ведь найдут, тогда разговаривать вообще не станут.

Все эти мысли, обрушившись подобно обвалу, почти похоронили адвоката под собой, какое-то время он сидел за столом, закрыв лицо ладонями; при взгляде со стороны он напоминал собственный надгробный памятник, но никто его не видел. Памятника, кстати, тоже никто бы не поставил: сентиментальность среди них до подобного уровня не доходила.

Менотги сидел никак не менее пяти минут, прежде чем пришел в себя настолько, чтобы думать не о всяких несчастьях, а конкретно по делу. Голова заработала. Он подхватывал возникавшие идеи одну за другой, двумя пальцами, как неочищенный арахис с блюдечка; однако все скорлупки оказывались либо вовсе пустыми, либо хранили в себе давно высохшие, ни на что не пригодные зернышки, которые если раскусить — ничего не почувствуешь на языке, кроме горечи. Приходившие на ум варианты были уже когда-то использованы и отброшены, а рассчитывать на плохую память полицейских оппонентов не приходилось: все это давно уже заложили в компьютеры. Ни единого из этих ходов никто из партнеров не только не одобрил бы, но тут же сделал бы неизбежный вывод: Менотти выработался и пора ему в отставку, а как раз этого ему очень не хотелось.

Однако какой бы длинной ни была ночь — пусть она продолжается даже полгода, как за Полярным кругом, в конце концов непременно начинает брезжить рассвет. Точно так же перебирание вариантов неизбежно приведет к нужному, особенно если и в самом деле воспользоваться компьютером. Менотти так и сделал и уже через четверть часа наткнулся на оригинальную комбинацию, которая наверняка противникам его не пришла бы в голову. Она была недоступной их изощренным, но все же — он был уверен — ограниченным самой спецификой службы умам.

Итак, возникла идея. Правда, надо было ее еще конструктивно разработать, но это уже дело техники. Важнее (и сложнее) было другое: получить согласие тех, без кого эта идея вообще ни пенса, ни чентезимо не стоила. И сделать это надо было немедленно.

Первого адвокат сразу же определил: доктор Юровиц. И тут же, не откладывая в долгий ящик, позвонил.

Юровиц, к счастью, оказался в кабинете, а не в операционной, он готовился к операции и предупредил, что не располагает временем для серьезного разговора. Поэтому Менотти сразу же попросил уважаемого доктора встретиться с ним и с директором калерийской Пристани Ветеранов фонда «Призрение» господином Корбесом.

Доктор, как Менотти и ожидал, настороженно спросил:

— Марко, а зачем старик вам понадобился? Насколько я знаю, он не является вашим клиентом, дела Пристани ведет Корбес-младший.

— Я предпочел бы объяснить это на месте.

— Вы отлично знаете: втемную я не играю. Объясните.

— У вас же нет времени.

— В таком случае я кладу трубку.

— Да постойте! Ну, в самых общих чертах…

Он изложил суть своей идеи, которую без согласия и участия Корбеса реализовать было бы весьма затруднительно, а точнее — невозможно. И тут же услышал в ответ:

— Ну нет. Старик мне слишком дорог, чтобы подставлять его подобным образом. Да и себя, кстати сказать, тоже. И клинику.

Менотти был готов к такому отклику.

— Дорогой доктор, вы не забыли, что я ваш адвокат?

— Вспоминаю об этом каждый раз, подписывая чек, — парировал Юровиц.

— А следовательно, — продолжал, как ни в чем не бывало, Менотти, — я осведомлен о делах клиники «Гортензия» не хуже, чем вы сами.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только одно: мне известны и понятны причины вашего нежного отношения к Корбесу. У меня по этому поводу не возникает никаких возражений. Однако же, доктор, самым неприятным из человеческих пороков я считаю жадность. Так вот, не проявляйте ее, поделитесь со мной.

— Чем это?

— Кем. Корбесом, конечно, его возможностями. Юровиц немного помолчал.

— К сожалению, я вас не понял. И потом у меня действительно больше нет времени.

— Хорошо. Я согласен перенести разговор…

— Бесполезно. Я не могу сделать то, о чем вы просите, по множеству причин. До свидания.

Адвокат еще немного послушал гудки в трубке.

— Так я и думал, — пробормотал он. — Ну, что же, Юровиц — не последняя инстанция.

Он ненадолго задумался над тем, кто из известных ему людей мог бы переубедить этого клинического упрямца, как Менотти про себя давно уже называл главного врача клиники «Гортензия». Однако никаких продуктивных мыслей по этому поводу у него не возникло, и даже компьютер на сей раз не помог.

Доктор же Юровиц, закончив разговор, вместо того, чтобы спешить в операционную, позвонил в Лондон своему давнему знакомому, доктору Бер-фитту, занимавшему в международном фонде «Лазарет», которому принадлежала и клиника «Гортензия», пост консультанта по стратегическим проблемам. Собственно, врачом Берфитт уже несколько лет как не являлся: лицензия на право медицинской практики была у него изъята, но Юровиц по старой привычке продолжал называть его так.