Иэн Бэнкс - Инверсии Страница 5

– Доктор?

Она повернулась к нему в тот момент, когда Юнур, открыв дверь, вытащил из своего фартука черную повязку.

– Да, главный палач?

Он оглядывал нас, улыбаясь и продолжая раздувать мехи.

– Ты еще вернешься сюда, дрезенка, – тихо сказал он ей. Его глаза сверкали в желтом свете жаровни. – И в следующий раз ты уже не уйдешь отсюда на своих ногах.

Доктор выдержала его взгляд, потом опустила глаза и пожала плечами.

– Или вы окажетесь в моей операционной, – сказала она, поднимая глаза. – И можете не сомневаться в моем самом пристальном внимании.

Главный палач отвернулся и плюнул в жаровню, его нога продолжала равномерно двигаться, вдыхая жизнь в инструмент смерти. Юнур выпроводил нас через низкую дверь в коридор.

Две сотни ударов сердца спустя у железных дверей нас встретил королевский камердинер и повел в другую часть дворца.

– У меня снова спина, Восилл, – сказал король, поворачиваясь на живот.

Он лежал на своей широкой кровати под балдахином. Доктор закатывала рукава жакета. Потом она закатала рубашку на короле. Мы находились в главной спальне частных покоев короля Квиенса. Покои эти размешались в самом центре четырехугольника Эфернце, зимнего дворца Гаспида, столицы Гаспидуса.

Я здесь стал завсегдатаем, таким частым посетителем, что признаюсь, иногда даже склонен был забывать, какая это великая честь для меня. Но когда я отвлекаюсь от всего остального, я думаю: о Великие Боги, я, сирота низкого происхождения, вхож к нашему возлюбленному королю! И появляюсь здесь так часто и по таким личным поводам!

В эти моменты, хозяин, я всей душой благодарю вас, потому что знаю: только через вашу доброту, мудрость и сочувствие занял я такое высокое положение и получил столь важное задание. Не сомневайтесь, я приложу все старания, чтобы оправдать ваше доверие и выполнить свою миссию.

В королевские покои нас привел Вистер, камердинер короля.

– Какие еще будут распоряжения, государь? – сказал он, кланяясь так низко, насколько ему позволяло плотное сложение.

– Пока никаких. Можешь идти.

Доктор села на край королевской кровати и принялась разминать плечи и спину повелителя своими сильными, умелыми пальцами. Я держал для нее маленькую склянку с ароматной мазью, в которую она время от времени погружала пальцы, чтобы, распределив целебное средство по широкой волосатой спине, втереть его пальцами и ладонями в золотистую кожу.

Открытый медицинский саквояж стоял рядом со мной, и я заметил, что пузырек с коричневатым гелем, которым она смазала десны бедолаги в потайной камере, все еще открыт и лежит в одном из кармашков хитроумного чемоданчика. Я хотел было засунуть в пузырек палец, но доктор оказалась быстрее, схватила меня за руку и, оттащив ее от пузырька, тихо сказала:

– На твоем месте, Элф, я бы этого не делала. Завинти крышку обратно.

– В чем дело, Восилл? – спросил король.

– Все в порядке, государь, – сказала доктор, возвращая руки на спину короля и наклоняясь над ним.

– Ой, – вскрикнул король.

– Это мышечное напряжение, – тихо сказала доктор, резко встряхивая головой, отчего волосы, частично упавшие ей на лицо, перелетели на плечи.

– Моему отцу никогда не приходилось столько страдать, – угрюмо проговорил король в свою подушку, расшитую золотыми нитями. Голос его утонул в ткани и перьях.

Доктор коротко улыбнулась мне.

– Вы хотите сказать, государь, что ему не приходилось страдать от моих неумелых манипуляций?

– Нет, – со стоном сказал король. – Вы знаете, что я имею в виду, Восилл. Эта спина. Ему никогда не приходилось так страдать спиной. И у него не было моих судорог в ногах. И моих головных болей. И моих запоров. И других моих болячек и недугов. – Он помолчал немного – доктор разминала и растирала его кожу. – Отцу никогда ничем не приходилось страдать. Он…

– … не болел ни одного дня за всю жизнь, – сказала доктор в унисон с королем.

Король рассмеялся. Доктор снова мне улыбнулась. Я держал склянку с мазью и чувствовал себя невыразимо счастливым в это мгновение. Потом король вздохнул и сказал:

– Ах, какая это сладкая пытка, Восилл.

Услышав эти слова, доктор замерла, временно перестав разминать спину, и ее лицо на миг приняло горькое, даже презрительное выражение.

2. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

Это история человека по имени ДеВар, бывшего главным телохранителем генерала УрЛейна, премьер-протектора протектората Тассасен в 1218-1221 годах по имперскому летоисчислению. Большая часть моей истории происходит во дворце Ворифир в Круфе, древней столице Тассасена, в роковой 1221 год.

Я рассказываю эту историю на манер писателей-джеритиков, то есть в форме закрытой хроники, в которой (если читатель полагает, что эта информация имеет какое-то значение) необходимо угадать личность повествователя. Причина, по которой я избрал такой способ повествования, состоит в том, что я хочу дать читателю возможность выбора – верить или не верить моему рассказу о событиях того времени (все факты, конечно же, широко известны, даже стали притчей во языцех в цивилизованном мире), исходя только из того, правдиво ли звучит для него моя история, и при этом без предвзятости, которая может возникнуть, когда известна личность рассказчика, а это могло бы закрыть разум читателя для истины, предлагаемой мной.

А между тем настало время, чтобы рассказать наконец правду. Я думаю, что ознакомился со всеми отчетами о случившемся в то памятное время в Тассасене, и в чем они разнятся более всего, так это в степени искажения действительного хода событий. Но одна из этих пародий на истину более других подвигла меня на то, чтобы рассказать правду о тех годах. Она появилась в виде пьесы, будто бы основанной на моей собственной истории, но концовка как нельзя дальше отстояла от истинного положения дел. Чтобы вся абсурдность этой поделки стала очевидной, читателю нужно только согласиться с одним: я есть тот, кто есть.

Я утверждаю, что это история ДеВара, и в то же время с готовностью признаю, что это не вся его история, а только часть ее и, по всей видимости, малая часть, измеренная лишь несколькими годами. Была и другая часть, предшествовавшая этой, но в анналах истории сохранились лишь туманные намеки на те далекие времена.

Итак, вот истина, как она предстала моим глазам или как была рассказана мне теми, кому я доверяю.

Жизнь научила меня, что у каждого своя правда. Точно так же как радуга по-разному открывается двум разным людям (хотя оба, несомненно, видят ее, в отличие от человека, стоящего непосредственно под ней, – он ее вообще не видит), так и с истиной – она зависит от того, где стоит человек и под каким углом смотрит.