Юрий Петухов - Журнал «Приключения, Фантастика» 3 96 Страница 5

— Еще чуток нажать на гадов, — твердил Кеша, стуча черным кулаком по колену, — и от них одно мокрое место останется. Всей силой надо!

И они били, давили, жгли всей силой, будто вознамерились прожечь насквозь этот гигантский червивый плод, называвшийся прежде Землей. Никто не вспоминал уже и не думал о растерзанных телах и загубленных душах… надо было просто изничтожить нечисть! надо было победить!

Глеб с Аленой ввязались в драку с ходу, с налета. Они еще мало чего понимали, но черная Земля ужасала их, а шар был послушен, могуч, негоже при таком раскладе сидеть без дела.

— Все вытравим! Под корень! — радовался Хук. Свежа еще в памяти его была непокоренная, дерзкая Гиргея.

Ну, а когда «поле было вспахано», Гуг Хлодрик дал добро — и на «посевную» пошли Иннокентий Булыгин с Харом и, разумеется, сам главный сеятель Хук Образина. Двенадцать суток они с шестиногими «муравьями» на семи шарах сновали с Варравы на Землю и обратно, вбивали контейнеры во все норы и дыры, во все входы и выходы, врубали их на разморозку, и снова гнали на космобазу за новыми емкостями с троггами-убийцами. Два шара-корабля нечисти удалось слизнуть направленными фонтанами лавы. Остальные светились от перегрева, работали круглосуточно.

Дил Бронкс с Гугом, потягивающим ром из пыльных бутылок и мрачно кривящим губы, прикрывали сеятелей с одной стороны, Алена с Олегом с другой.

А в черном небе гадины начинали убивать друг друга — люто, злобно, беспощадно, с истерическим зудом и визжанием. За считанные дни-ночи зародыши, принявшие облик крылатых тварей, расправились с тварями настоящими, а потом канули в лабиринты — продолжать свой кровавый труд.

— Все! Крышка им! — потирал руки Хук Образина. — Через недельку прокалим огоньком все внутренности, чтоб и духу гадского не осталось. Да пошлем вызов по закоулкам, будем людишек уцелевших собирать да заново заселять Землю-матушку. Наша взяла!!!

Хук вел себя как сумасброд, он хохотал, прыгал, махал руками. За последний год в кошмарных войнах, в кровище и рукопашных, в дыме, газе, под броней и на броне он натерпелся такого, вобрал в себя столько дикого, страшного, невместимого в одного человека, что теперь, когда победа была близка, его распирало, разрывало… Кеша был сдержанней. Но и он повеселел — поскорей бы завязать с бойней, передохнуть, сколько ж воевать-то можно, сызмальства, почти без перерывов, тяжко, но забрезжило вдалеке-то, забрезжило.

В последний рейд они ушли вдвоем, ежели не считать посмурневшего оборотня Хара. Тот ходил за Кешей как приклеенный, но в дела не встревал, похоже, и «посылочки» с родной Гиргеи его не радовали. А может, и что другое было, Хар ведь всегда чуял заранее. Чего он там чуял?!

Последнюю дюжину контейнеров с троггами решили забить поглубже, в бывшую тихоокеанскую впадину, зиявшую черным бездонным зевом посреди пустой и жуткой котловины выжженного, испарившегося океана.

— Засадим им кол осиновый в задницу! — радовался Хук Образина.

Хар тихо выл. А Кеша нацеливался — пробойный залп должен был обрушиться в самое тонкое место, которое, как известно, рвется. Кеша был старым воякой, опытным, уж он-то не промахнется.

— Ну, давай! — поторопил Хук.

— Обожди, еще малость!

Кеша выверил точку. Да и шарахнул со всей силы, аж Хар передернулся по-собачьи, будто из воды вылез.

— Пошли, родимые!

Хук, не раздумывая, выпустил контейнеры в черных бутонах — и они канули в дыру вместе со всей следящей и передающей аппаратурой. Из почти не приметного жерла ударило вверх пылающей магмой, да мимо, нечисть была слепой и бестолковой.

— Давай, на снижение! — приказал Хук. Он здесь был за старшего.

Кеша покачал головой. Но выполнил приказ. Они сели в котловину, наблюдая, как лезет изо всех дыр и щелей рогатая, перепончатокрылая, мохнатая и слизистая, дрожащая, трясущаяся нечисть, как гонят ее зародыши, еще маленькие, но разрастающиеся, неудержимые, алчные, прожорливые. Никто на всем свете не мог так расправляться с чудовищами Пристанища, с погаными гадинами… трогги-зародыши будто специально были созданы для такой работы. Почему будто? Кеша поймал себя на промелькнувшей мысли, никаких «будто», их для того и выращивали. Теперь он понимал, как соплеменники безобразно-величественной Фриады, расправились со всемогущими, всесильными земмоготами.

А мерзость и дрянь все лезла и лезла — убиваемая, раздираемая, жалкая, без надежды, в безумии, преследуемая и настигаемая.

Они видели на полторы мили вниз. И везде творилось одно и то же.

А Хук Образина, которого лет двадцать назад звали Хуком Красавчиком, бесшабашный и удачливый космодесантник-смертник, списанный, спившийся, уже похороненный в помойном баке, но возродившийся и прошедший с боями половину земного шара и пол-Вселенной, выплясывал какой-то варварский танец, бил себя кулаками в грудь и хохотал. Победа! Это он принес им победу!!!

Хук трижды выскакивал из шара на грязную залитую обледеневшей слизью поверхность, палил из лучеметов в черное непроницаемое небо, вопил от избытка чувств и запрыгивал обратно, лез к Кеше обниматься, целоваться, трепал несчастного Хара по загривку и снова хохотал.

— Добивают последних! — комментировал спокойный и невозмутимый Иннокентий Булыгин происходящее на обзор-никах. — Вглубь пошли, дубасят почем зря! Нам бы так!

В подземных норах и впрямь творилось жуткое смертоубийство. На силу и злобу нашлась еще большая сила и злоба, просто непомерная, чудовищная. Но трогги не обращали внимания на распятых, повешенных, раздавленных голых и бритых людей в ошейниках, они их не замечали — их добычей были другие, они гнали нечисть вниз, в пропасть, где копошилось что-то непонятное, то ли каша, то ли жижа, то ли расплавленная в лаве порода.

— Все! Последний рывок!

Хук вдруг замер с разинутым ртом. Это был исторический, эпохальный момент — сейчас они должны были добить последнюю свору гадов, загнать ее, зудящую, бьющую хвостами, щупальцами, лапами, грызущуюся и визжащую, в смертный капкан, под кору земную. Еще немного… Хук видел, как первые твари-гадины замирали перед шевелящейся жижей, пытались рвануть назад, но их сталкивали, вбивали в жижу напиравшие сзади… и они не выдерживали, падали, растворялись в шевелящемся месиве, то ли их разъедало, то ли они сгорали… ничего не было понятно.

— Победа!!!

Последние гадины канули в сумеречной массе. Накатили на жижу трогги. Остановились. Попятились. Но программа, заложенная в их изменчивые тела, пересилила страх — и они ринулись в гущу. Это была отчаянно смелая атака, это был бросок грудью на амбразуру, на пулемет… Трогги метались, бились разъяренно, остервенело, нанося удары по чему-то невидимому и непонятному… тонули в жиже.