Юлия Остапенко - Стигматы Страница 5

Не знаю, чего я хотел добиться. Даже если у заклятья Нерины есть определённый механизм, вряд ли точное его знание поможет мне это заклятье разрушить. Но, чёрт подери, чем мне ещё заниматься? Я же и так тут подыхаю от скуки. Пусть она примет это как одно из невинных развлечений, которым я время от времени придаюсь.

Значит, не расстояние, думаю я, а за спиной уже четверть мили, отделяющие меня от замковых стен, и птички-сестрички уже взмыли со своих жёрдочек в низкое небо… Сегодня не ясное, но это не важно. Всё это ерунда. Небо никогда не имеет значения. Но что же, если не расстояние? Время? Тоже нет: я иду всегда примерно с одинаковой скоростью. Или она привязала меня магией к какому-то предмету в замке, удаление от которого вызывает кровотечение?.. Нет, нет, это тоже расстояние, оно ведь всегда разное… Не предмет, не в замке, нет…

Не в замке?

Тогда где?

Я останавливаюсь, прислушиваюсь к гулкому биению сердца. Оно всегда бьётся немного сильнее, чем обычно, примерно на этом участке пути к горам: ничего я не могу поделать со своим телом. Нерина говорит, что я романтик. Глупая сука. Хрен останешься романтиком, чёрт знает сколько лет проведя в украшенном цветочками гробу без малейшей надежды вырваться. Я не романтик. Я идеалист. Я всегда беру в расчёт идеальные условия. Теорию, чёрт её подери. Чувствительные женские мозги плохо приспособлены для таких вещей: Гвиневер только вздыхала, когда я пытался ей объяснить, что нельзя сажать её любимые хризантемы в каменистую почву, даже если она перед этим освящена водой из источника святого Лодвига. Она их всё равно сажала, цветы не всходили, и Гвиневер считала, что святой Лодвиг на неё сердит. Женщины, даже любимые, почти всегда дуры в таких делах. Но я-то чётко знаю, что, пока я жив (то есть — вечно), теоретически есть вероятность, что однажды стигматы не откроются. Иногда ведь они открываются чуть позже… почему бы этому «чуть позже» в один прекрасный день не оттянуться до бесконечности?

Потому что… потому что. Нет, Нерина не глупая сука. Она весьма умна. Она сделала так, что у меня не осталось ни малейшей лазейки. Почему? Где может находиться то, от чего я никогда, никогда, никогда не смогу убежать?

«Что так поздно вернулся, лорд Рэндал, мой сын…»

«Лучше поздно, чем никогда, ма», — вот как надо было ответить лорду Рэндалу из этой песенки, тогда и песенки бы не было, и остался бы жив дурак.

Конечно. Лучше поздно, чем никогда.

Во мне, вот где это находится. Удивительно, как долго порой не замечаешь самой очевидной вещи.

Нерина привязала меня к самому себе. Это самый верный способ: от себя-то я сбежать не смогу, вне всяких теоретизирований. Что-то происходит со мной, когда я покидаю Зимнюю Агонию. Что-то, вызывающее стигматы. Что же?..

Я замираю, уже почти машинально проверяя, далеко ли птички-сестрички, и отшатываюсь, когда Мизариэль взмахивает крыльями прямо у меня над головой и тут же взмывает выше.

Какого чёрта? — кричу я им и поднимаю ладони, пересечённые косыми линиями вечно свежих рубцов. Видите? Рано ещё, валите пока! Но они не улетают, тревожно кружат над головой, словно коршуны, готовые напасть. Кажется, они чем-то взволнованы…

А ведь в самом деле. Так далеко я не заходил уже пару лет. Странно…

Задумался, не заметил, как прибавил шагу. Замок почти утратил очертания, расплылся сплошной чёрной громадой, зато с гор сошла дымка, уже видны контуры нижних пиков… Когда же я видел эти контуры в последний раз?.. И воздух совсем другой, морем больше не пахнет, стал острее, прохладнее… давно я им не дышал, да, это приятно… это почти как…

Ну вот. Не зря мои птички беспокоились. Долго им ждать не пришлось. Кровь потекла по пальцам, закапала в сухой песок, выедая в нём маленькие тёмные кратеры. Почему? Почему? Что произошло — только что, секунду назад? Я почувствовал запах… увидел очертания скалы… подумал о перевале, о том, что я сделаю, когда доберусь до него… Когда — а не если.

Когда — а не если.

Я уже действительно думал, что на этот раз удалось — я всегда так думаю. И всегда именно в этот момент мои ладони начинают кровоточить. В тот момент, когда я начинаю чувствовать себя свободным.

Вот оно.

Ну что вы там возитесь?! — круто развернувшись, кричу я и яростно машу птичкам окровавленными ладонями. — Мне надо назад! Быстро!

Когда они снижаются, на их продолговатых улыбчивых лицах читается удивление.

Обычно я иду, пока не потеряю сознание. Теперь же мне не терпится вернуться. Не хочется тратить лишние силы, не хочется потом долго их восстанавливать.

Они мне скоро понадобятся.

— Ну а где ты обедал, лорд Рэндал, мой сын?Ну а где ты обедал, о мой паладин?У любимой моей. Постели мне постель,Я устал на охоте и крепко усну…

Нерина думает, что очень хорошо играет на арфе. Я не раз говорил, что играет она паршиво, дёргает струны, да и вообще у неё нет чувства ритма, хотя голос довольно приятный. Но когда она поёт эту песню — а она всегда поёт её после моего возвращения их очередного «загула», — я забываю даже о её бездарности.

Как правило. Сегодня я не слышу не только рваных аккордов, которыми она мучает арфу, но и до смерти надоевших слов, коими моя девочка терзает меня уже столько лет. Я думаю. Я стараюсь понять.

— Что ты ел за обедом, лорд Рэндал, мой сын, что ты…

— Это свобода, не правда ли? — спрашиваю я, и Нерина немедленно умолкает. В её взгляде замешательство: давно уже я не выдерживал до третьего куплета.

Я лежу на кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок, она сидит на резной скамеечке чуть в стороне, положив руки на струны, уже не играя. Мне почти не интересно, что она ответит. Я просто решил на этот раз заткнуть её каким-нибудь другим способом.

— Что? — переспрашивает Нерина, словно не понимая.

— Чувство свободы. Ощущение свободы. Ты на нём построила заклятье? Стигматы открываются, как только я понимаю, что свободен. Поэтому в самый первый раз это произошло так быстро. Я же тогда ещё не знал, какая ты дрянь. Думал, от тебя просто уйти.

— Перестань! — говорит она и чуть не плачет.

— Чего ты? — искренне удивляюсь я. — Разве это что-то меняет? Почему ты так долго мне не говорила?

— В самом деле, — с внезапной жестокостью в голосе произносит она и поднимается. — Это ничего не меняет. И ты это прекрасно знаешь. Чем дальше ты пройдёшь, тем вероятнее, что ты подумаешь… подумаешь, что сбежал от меня. И именно поэтому сбежать не сможешь.

— Ну да, — я перекатываюсь на бок и, подперев голову рукой с ещё розоватым после недавней вылазки шрамом, смотрю на Нерину с восхищением. — Так и есть. Ты просто умница.