Владимир Савченко - Навстречу звездам (с иллюстрациями) Страница 5

Скорость моей ракеты относительно внешнего мира, конечно, не 40 миллионов км/сек. Это значит, что ритм времени в ракете в сотни раз медленнее, чем на Земле. Поэтому так и получилось: я взял за основу измерений те расстояния между звездами, которые измерены на Земле, а время отсчитывал по часам, расположенным на пульте управления ракеты. Поэтому мое субъективное определение скорости и оказалось совершенно неправдоподобным.

Итак, все становится на место. Так вот он, тот предел движения материи, к которому не приближался еще человек, предел, который изучался лишь на редких экспериментах с элементарными частицами. Все меняется: длины, масса, темп времени — величины, которые трудно представить себе переменными.

Но какое же сегодня число? Ведь если в ракете время течет медленнее, чем на Земле, может быть, с земной точки зрения, я лечу уже многие месяцы и каждый «мой день» уносит меня в такие дали, откуда при обычном движении не вернуться за годы? Нужно спешить с двигателем. Спешить! А температура, а радиоактивность?

24. 10. 77. В межзвездном пространстве всякий пустяк — проблема. Остудить — что может быть проще на Земле? Опустил в воду, или продувай воздух. Но у меня нет лишней воды и воздуха. Аммиак я тратить не могу, он нужен для возвращения. И двигагель остывает лучеиспусканием… а я жду — теряю дни и уношусь нивесть куда.

30. 10. 77. Ну вот я и решился — проник в двигатель. Капитальный ремонт в полете не предусматривался нами. Пришлось все изобретать на ходу. Свой постоянный герметический скафандр с термоизоляцией я обшил снаружи металлическими листами, чтобы предохранить себя от радиоактивного излучения. Из кабины выбрался через шлюз. Привязал себя проволокой, потому что в невесомом мире можно нечаянно оттолкнуться от ракеты, а потом будешь барахтаться и так и не дотянешься до близкой двери.

Кое-как, цепляясь за обшивку, дополз до дюз, через них протиснулся в реактивную камеру. Как и предполагалось, подвели стержни. Впрочем, «подвели» — это не то слово. Они были испорчены нарочно, сломаны у основания. Почему они сломались, сразу сказать было нельзя — изломы были оплавлены. Но в одном уцелевшем стержне я обнаружил стеклянную ампулу. Она была вставлена в специально высверленное гнездо. В ампуле находилась сильная кислота — азотная или серная. Очевидно, при первом же толчке хрупкие ампулы были раздавлены, кислота разъела стержни, остальное сделала температура. Если бы стержни были уничтожены, немедленно произошел бы атомный взрыв. сказать трудно, — изломы оплавлены. Очевидно, при длительном, непредусмотренном, невероятном ускорении стержни оказались слишком хрупкими. Не выдержали. Если бы стержни были уничтожены, раздавлены целиком, немедленно произошел бы атомный взрыв.

Но, обломившись, они остались тут же в камере. Ход реакции изменился, и я потерял возможность управлять ею.

Значит, диверсия. Не могу понять, не могу поверить. Но твердо помню — не было в проекте этих гнезд. Откуда они взялись, кто их сверлил? Впрочем, некогда думать. Сейчас за ремонт.

30. 10. 77. Час спустя.

Ремонт! Да ведь он не нужен, даже вреден.

Буду рассуждать последовательно.

Я лечу от Земли со скоростью, близкой к скорости света. Прежде всего, мне нужно эту скорость погасить. Залетел я невероятно далеко. Пока погашу скорость, улечу еще дальше. Чтобы вернуться на Землю, летая с обычными для ракеты скоростями, мне понадобятся многие годы. У меня не хватит ни времени, ни воздуха, ни пищи. Значит, желательно затормозить, повернуть, вновь разогнаться до скорости света, проделать с этой скоростью основную часть пути, а затем еще раз затормозить, приближаясь к солнечной системе. Итак, двигатель должен трижды проделать ту работу, которую он уже сделал без спросу.

Если же я отремонтирую атомный реактор, я восстановлю слабенький двигатель, пригодный для полета на Марс без посадки, двигатель, который способен развить скорость до 13 км/сек — для меня убогую и ничтожную. Он чуть-чуть затормозит мой стремительный полет в пустоту. Я даже повернуть не сумею, израсходую все топливо и потеряю надежду навеки.

Какой же выход? Только один — оставить все, как есть, пусть снова начнется этот могучий процесс, который занес меня сюда. Клин вышибают клином, отнюдь не иголкой. Риск страшный… но выбора нет. Или медленная смерть от удушья и голода через год… или смертельный риск и надежда.

Решился.

2. 11. 77. Приготовления окончены. Потратил два дня, чтобы привести в порядок рулевые двигатели, загрузить атомное горючее, переместить аммиак в баки, питающие двигатель. Победа или смерть! Включаю.

2. 11. 77. 10 минут спустя.

Снова невыносимая тяжесть… снова я придавлен к креслу. Но я жив. Удалось. Лечу от Земли, но уже торможу. Двигатель послушен.

4.11.77. Как же далеко я улетел, если созвездия искажаются! Многие яркие звезды перекочевали из своих созвездий в соседние. Я думаю, до Земли не меньше пяти световых лет, с точки зрения земного наблюдателя, конечно.

Так вот он, секрет межпланетных перелетов. Если при обычных для ракет скоростях недостаточно многих человеческих жизней, чтобы достигнуть самых ближайших звезд, то при такой скорости, как у моей ракеты, время внутри межзвездного корабля почти остановится. И пассажиры его достигнут любых глубин Вселенной. Правда, пока они летят, на Земле сменятся поколения, и только память останется о смельчаках, которые отправились к далеким звездам, познакомиться с их планетными системами, с жизнью на этих неведомых планетах. Но когда-нибудь они вернутся, чтобы обогатить науку новыми бесценными данными. Нет границ человеку во Вселенной, нет недосягаемых миров и галактик!

7. 12. 77. Скорость уже заметно меньше скорости света. Давно исчезли эффекты высоких скоростей и небо приняло нормальный вид — оно одинаковое впереди и позади. Продолжаю беспрерывно фотографировать. Ведь я улетел так далеко, смотрю на звезды как бы с иной позиции, и снимки мои очень важны, чтобы определить расстояние до звезд и их расположение в ближних областях нашей Галактики.

4. 6. 78. — Надо вытерпеть еще два месяца.

Лечу домой. Все позади — и торможение, и поворот, и разгон, и еще две недели во власти относительности уже на обратном пути. Позади более 9 месяцев перегрузки и месяц невесомости. Съемки прекратил. Кончилась пленка, и самое интересное пройдено. Теперь только одно… доставить снимки на Землю.

Чувствую себя худо — на коже красные пятна, покалывает сердце, температура пониженная. Все-таки вечная перегрузка вредна для здоровья. Стараюсь спать побольше, чтобы быстрее шло время. Но спится плохо даже со снотворным. Во сне прислушиваюсь к двигателю. Страшнее всего погибнуть сейчас… у порога счастья.