Антон Дубинин - Узкие врата Страница 5

— Потом, потом, — толстячок досадливо отмахнулся, перебирая что-то левой рукой — и Рик почему-то с тоскливым ужасом увидел, что это маленькие серые четки. Пластмассовые, с металлическим крестиком.

— Передай, что брат Исакий закончит… И вообще, мне некогда, я работаю. Видишь, у меня материал идет — и туда же, без стука врываться…

Длинный подбородок исчез — так же моментально, как и появился. Ужасный Отец Александр досадливо покачал головой, словно забыв про Рика; пробормотал что-то вроде «замучили вконец, разобраться не могут, я им все за всех…» Однако притом он уже просеменил к стене, нажал круглую черную кнопку. Опять обернул крысиный — нет, щучий, если бывают сероглазые щуки — взгляд на Рика.

— Не обращайте внимания, сын мой (как-то он сразу перешел на «сына», так что юноша этого даже не отследил) — кругом неполадки… Но вы не отвлекайтесь. Я говорил о благоразумии; так вот, сейчас я вам собираюсь кое-что объяснить. Например, что вы попались куда сильней, чем это вам казалось сначала. И даже чем это вам кажется до сих пор.

Слово «материал» — «у меня материал идет» — вернулось с запозданием к разуму Рика, и желудок его словно бы болезненно сжался. Да я что, боюсь, что ли, неужели это меня и впрямь пугают, рефлекторно сжимая знак под рубашкой, мельком подумал Рик с гадливым удивлением самому себе — когда на беззвучный сигнал кнопки дверь распахнулась, и двое тех, первых («полицейских», только это были уже другие люди, но такие же громилы) вступили в кабинет. Надо же подбирать людей с такими лицами. Просто почти что без никаких.

— Пойдемте, сын мой.

И они пошли.

Лысый человек шагал впереди — спокойно, без лишней суетливости; назад Рик не оглядывался — не хотел. Они были на минус первом этаже — «сверденкрейцер» не ошибся, снова поглядел в лифте на панель с кнопками — и голубая джинсовая рубашка его слегка прилипла к спине между лопаток. Лифт ходил от третьего до минус седьмого этажа.

…Такой красивенький, весь в голубом. Дурацкая эта рубашечка. Мама, как же здесь нехорошо. Ох, Господи, пожалуйста… Выведи меня отсюда.

Надо будет кому-то позвонить, засела в мозгу неотвязная мысль. Кому-то… позвонить. Уже сегодня вечером я буду дома, там, в нашем подвале с мечами по стенам и круглым столом. Это будет очень скоро. Очень.

— Сюда, сын мой.

Над дверью был овальный фонарь — как перед врачебным кабинетом: такие загораются, когда можно входить следующему посетителю. Круглый тимпан — ха, как перед входом в церковь, пронеслось у Рика в голове — с надписью по кругу: «Один Бог, одна вера». При чем тут это? При чем вообще тут я?..

Отец Александр, склонившись, ковырял ключом в замке. Лампы дневного света — синеватые, невыносимо яркие — горели, тихо гудя. Одна из ламп в конце коридора слегка мигала, выдавая рулады, по частотам напоминающие головную боль. Рик на мгновение прикрыл глаза.

Руки он теперь держал в карманах — в узких карманах джинсов, сжав там кулаки. Впрочем, из одной руки получился, кажется, не кулак, а фига. Он смотрел в затылок Желтому Кресту, у которого что-то там не заладилось с замком — и видел складочки на его шее, короткий ершик волос из-под черной шапочки, дужку очков… Дужку очков, в одном месте замотанную черной изолентой. Наконец открыл, толкнул дверь от себя — свет зажегся автоматически, невыносимо-яркий, Рика слегка подтолкнули в спину, и он вошел.

…Нечто вроде зубоврачебного кабинета. Белые стены — крашеные, пустые, только на одной — распятие. Черное, кажется, деревянное, а может, и пластиковое, с белой скорченной фигуркой Спасителя. Никаких окон (впрочем, что это ты, Рик, какие окна, это жеминус первый этаж… Посреди — кресло, совсем уж зубоврачебное, высокое, привинченное круглой ножкой к полу; подлокотники… На них какие-то хитрые приспособления (для рук… Это фиксаторы рук. И там, на платформе внизу, такие же… браслеты.) Колпак — большой, как в парикмахерской для сушки головы. Какие-то проводки. Железный ящичек. Аккумулятор? Или что это за штука? У правой стены — большая панель с какими-то кнопками и рукоятками, стеклянные панельки с цифрами и стрелками (похоже на рубильник в коридоре… На такие щиты, считающие электричество, которые есть в каждом доме. А вот за такие же ручки любят дергать очень умные шутники, чтобы во мгновение ока оставить квартиру соседей без света…)

А это что? Телефон? Да, только, кажется, без диска или кнопок. Только трубка и корпус.

Длинное устройство на ножке, похожее на бормашину — склонившееся над белым клеенчатым креслом, как голодная цапля. Господи, что…

…Зубного врача Рик боялся с детства. Не боли боялся — что-что, а терпеть он умел, научишься с таким-то отчимом!.. Нет — ожидания, клеенчатого кресла, запаха больницы и безнадеги, яркого света в глаза, ощущения жуткой безысходности, беспомощности, когда твои слишком короткие ноги не достают до пола, а человек в белом халате, с жужжащим орудием мучений в руке равнодушно поворачивается к тебе — открой-ка ротик, мальчик… Рику даже пару раз снились зубоврачебные кошмары — долгая очередь, смутный запах беды и беспомощности, скрип кожаного кресла, блестящие инструменты, страшные своей непонятностью… Ма-а-маа!..

…Рик сморгнул. Наглость его куда-то подевалась; кажется, он и вправду начал понимать. Только разум пока отказывался верить в происходящее — а тело уже реагировало, как могло: ладони, сжатые в карманах, стали холодными и липкими, а низ живота сдавило от противного напряжения, горячей слабости. Рик понял, что ему срочно нужно в туалет.

Белый свет, тоже лампы дневного света, но такие яркие, не голубоватые, как в коридоре, их тихий, почти неразличимый гул… как в метро. Все предметы, идеально чистые, блестящие — клеенчатое кресло, стекло и пластик панелей, никелированная сталь — отбрасывали невыносимо резкие четкие тени. Совсем короткие — свет-то сверху.

Рик увидел свою собственную тень, расплывшуюся под ногами, как чернильное пятно. Из такого же черного пятна обернулся отец Александр — в ярком свете его кожа была желтоватой, нездорово-пергаментного цвета, очень старой. Рик слегка опустил глаза, не в силах почему-то смотреть на него (он ужасен, ужасен… Как вурдалак), достал из карманов руки. Их кожа, влажная, противная… старая.

— Ну что, сын мой, вы начинаете понимать?..

Рик начал — ровно с этих слов. Самый настоящий страх сдавил ему горло изнутри, на лбу выступила легкая испарина (хотя здесь было, кажется, холодно…) Но этого всего не может быть, — изо всех сил крикнул его разум. Этого не бывает. Это сейчас кончится, сейчас я… очнусь.