Грег Иган - Научная фантастика. Возрождение Страница 5

— И никогда не узнаем, если прислушаемся к твоим советам, — произнес Карпал, бывший глейснерианец, как всегда, в своем человекоподобном образе. В последний раз, когда Паоло просыпался, Карпал был возлюбленным Лизл.

— Мы здесь еще совсем недолго — малую часть обычного года на Орфее! Сколько данных мы сумели бы собрать, не вмешиваясь в жизнь планеты, стоит лишь проявить немного терпения. На берег могут быть выброшены редкие формы жизни…

— Конечно редкие, — сдержанно заметила Елена. — На Орфее небольшие приливы, волны почти не поднимаются и редко случаются штормы. И все, что попадет на берег, изжарится в ультрафиолетовых лучах, до того как мы успеем заметить что-либо более полезное, чем уже видели у поверхности воды.

— Не обязательно. Ковры кажутся уязвимыми, но другие виды, возможно, защищены лучше, особенно если они обитают ближе к поверхности. К тому же на Орфее отмечена значительная сейсмическая активность; стоит дождаться местного цунами и посмотреть, что выплеснут на берег волны.

Паоло улыбнулся, об этом он и не подумал. Цунами стоит подождать.

Лизл продолжала:

— Что мы потеряем, если повременим несколько сотен орфейских лет? По крайней мере, сумеем собрать основные данные по сезонным климатическим изменениям, а еще успеем пронаблюдать природные аномалии, штормы и землетрясения и, возможно, заметим что-то важное.

Несколько сотен орфейских лет? Несколько земных тысячелетий? Нерешительность Паоло испарилась. Если бы он хотел попасть в геологическое время, то мигрировал бы в полис Локханд, где члены ордена Мыслящих наблюдателей следили, как на протяжении субъективных секунд стираются земные горные хребты. Сейчас под ними в космосе висит Орфей, красивая загадка, — висит и ждет, когда ее разгадают, требует, чтобы ее поняли.

— А что, если мы ничего не увидим? — заговорил он. — Как долго нужно ждать? Мы не знаем, насколько редки жизненные формы во времени и в пространстве. Если эта планета представляет ценность, то такую же ценность представляет и эпоха, в которой она сейчас существует. Нам неизвестно, как быстро развивается биологическая жизнь на Орфее; возможно, различные виды появляются и исчезают, пока мы тут рассуждаем о том, насколько рискованно собирать более точные сведения. Ковры или другие формы жизни могут попросту пропасть, прежде чем мы что-либо о них узнаем. Как много мы тогда потеряем!

Лизл настаивала на своем:

— А если, поторопившись, мы нарушим экологическое равновесие на Орфее или культуру этой планеты? Это уже будет не просто потеря. Это будет настоящая трагедия.

Паоло принял все, что передавал его земной двойник, а данных за триста лет (или около того) накопилось немало, и только после этого взялся за ответ. В первых посланиях содержались детализированные мозговые трансплантаты, и Паоло с удовольствием испытал радость, которую пережили тогда на Земле после отправки диаспоры. Он наблюдал почти как наяву старт тысячи кораблей, вырезанных наномашинами из астероидов, — за орбитой Марса все осветилось ярким пламенем выхлопных газов. Затем все успокоилось и стало, как обычно, довольно-таки прозаичным: Елена, общество, бесстыдные сплетни, нескончаемые исследовательские проекты Картер-Циммермана, жужжание напряженного культурного взаимодействия внутри полиса, не совсем циклические колебания в искусстве (перцептуальная эстетика одерживает верх над эмоциональной, снопа… хотя Валладас, из полиса Кониши утверждает, что добился нового синтеза обеих систем).

После первых пятидесяти лет его земной двойник начал кое-что недоговаривать; к тому моменту, когда новости о гибели клонов Фомальгаута достигли Земли, послания превратились в сплошные аудиовизуальные монологи. Паоло понимал. Все правильно: они стали разными, а незнакомцам мозговые трансплантаты не посылают.

Большинство сообщений передавалось одновременно на все корабли. Однако сорок три года тому назад его земной двойник отправил клону, направлявшемуся на Бегу, специальное послание:

«Новый лунный спектроскоп, который мы закончили в прошлом году, только что точно зарегистрировал, что на Орфее есть вода. Вас ждут огромные океаны умеренного климата, если, конечно, модели верны. Так что… удачи. —

Нa изображении ясно виднелись купола спектроскопа, поднимавшиеся прямо из скал на дальней стороне Луны, спектральные данные, полученные с Орфея, группа планетарных моделей. — Возможно, вам кажется странным: мы прикладываем столько усилий, чтобы рассмотреть то, что вы вскоре увидите вблизи. Трудно объяснить. Не думаю, чтобы это была ревность или даже нетерпение. Просто потребность в независимости.

У нас возобновился прежний спор: следует ли перестроить наше сознание так, чтобы оно могло с легкостью преодолевать межзвездные расстояния? Тогда один из нас мог бы обозреть тысячи звезд и отпала бы необходимость в клонировании, нужно было бы лишь признать естественной временную шкалу, основанную на скорости света. Между психическими явлениями проходят тысячелетия. Локальные непредвиденные обстоятельства устраняются при помощи бессознательных систем. — К этому прилагались статьи за и против данной теории. Паоло быстро просмотрел резюме. — Но я не думаю, что у теории будет много сторонников, а новые астрономические проекты можно рассматривать как некий антидот. Нам нужно свыкнуться с мыслью, что мы отстали… потому мы и вцепились так в нашу Землю. Смотрим в космос, но крепко держимся за то, что у нас под ногами.

Но я все время спрашиваю себя: что дальше? История нам не поможет. Эволюция тоже. Хартия К-Ц гласит: „Понимай и уважай Вселенную». Но как? В каком масштабе? Какими чувствами, каким разумом? Мы можем стать кем угодно, и это бесконечное множество вероятностей дает иное представление о Галактике. Сможем ли мы исследовать ее так, чтобы не потеряться самим? У людей из плоти были разные фантазии о пришельцах из космоса, которые прилетали на Землю с целью „завоевать» ее, украсть наши бесценные ресурсы, стереть все из боязни „конкуренции»… словно вид, способный пересечь межзвездное пространство, не обладал достаточной силой, умом и воображением, чтобы освободиться от устаревших потребностей. „Завоевание Галактики» — это задача для бактерий, дорвавшихся до космических кораблей, только они не смогли бы придумать ничего лучшего, не имели бы иного выбора.

Наше положение прямо противоположно этому — перед нами бесконечные возможности выбора. Вот почему нам так необходимо найти иные формы жизни, а не только для того, чтобы стряхнуть с себя чары антропокосмологии. Мы должны обнаружить существ, которым приходилось сталкиваться с такими же сложностями, и выяснить, что решили они: как быть дальше, кем стать. Нам необходимо понять, что значит жить во Вселенной».