Андрей Балабуха - Вкус травы Страница 5

— Что такое балласт?

Бортинженер чуть замешкался. Координатор смотрел на него в упор, точнее не на него, а за него: вызов застал Бортинженера стоящим у дверей чьей-то каюты, и теперь Координатор по тонкой вязи орнамента, проступающей в углу экрана, пытался понять, чья же это дверь. Наконец Бортинженер заговорил, но голос его звучал как-то непривычно:

— Лишний груз… Обуза… Человек, не приносящий прямой пользы… примерно так…

— Не только, — возразил Координатор и вдруг сообразил: такой орнамент был на дверях только одной каюты — каюты Марсия. — Не только, — повторил он, чувствуя глубокое удовлетворение. — Это еще и старинный морской термин, обозначающий груз, принимаемый судном для улучшения мореходных качеств.

III. ТАНЬКИНА ЗАВОДЬ

«Так вот ты какая, Танькина заводь, — подумал Бец, сквозь неправдоподобно чистую зелень воды разглядывая мелкий песок, устилавший дно. Чистота эта и в самом деле была неправдоподобной, она ассоциировалась скорее не с тихой заводью, а с быстрым форельным перекатом. — Вот ты какая…»

Танькина заводь — эти два слова прорвались в сознание Беца сквозь кордон буднично-примелькавшихся названий; странным, дразнящим запахом позвали его и заставили неизвестно зачем выскочить на плавно замедляющий ход перрон.

Вагончик карвейра выскочил из туннеля и помчался по поверхности, легко подминая гранилитовую ленту пути. Сразу же погасли молочно-белые иллюминаторы, а вместо их ровного света по полу, стенкам и креслам запрыгали солнечные блики. На табло в переднем конце вагона вспыхнули слова: «Южные плантации». Открылись и снова закрылись двери, но пассажиров не прибавилось: в это время дня карвейром почти никто не пользовался. Бец по-прежнему оставался один. Несмотря на бессонную ночь спать не хотелось — скоро у него будет возможность отоспаться за год назад и на год вперед. Поэтому он просто сидел, удобно свернув вокруг себя кресло, и поглядывал в окно, за которым мчалась навстречу чуть всхолмленная равнина с редкими рощицами кедроберез да вспыхивающими порой на солнце озерцами. В этом ландшафте была вся Ксения, вернее, ее Южный материк — холмы, рощи, озера, рощи, холмы.

Снова вспыхнуло табло: «Изыскательское». Через несколько минут: «Зеленый поселок». Бец прикрыл глаза. «Ох, — подумал он, — до чего же мне надоели эти поездки… Хорош Пионер, четверть времени проводящий на базе, половину — в таких вот командировках, и только оставшееся — в настоящих маршрутах».

Началось это после случайной поездки на Лиду, Бец выбрал эту планету для отпуска, а попутно Координатор базы попросил его заглянуть там на гребораторный завод. «Понимаешь, все эти переговоры — одно, а личный контакт — другое. Ты же все равно там будешь…» Бец зашел. Поговорил. И гребораторы были отправлены на базу двумя месяцами раньше обещанного. «Ну вот видишь, — сказал Координатор, — я же говорил, что тебе будет нетрудно. Ты же у нас обаятельный…» И с тех пор Бец слышать не мог этого слова. Потому что как только оно долетало до его слуха, становилось ясно: нужно ехать куда-то, чтобы на базу скорее отгрузили гребораторы, корабельные компьютеры или еще что-нибудь в этом роде. «Уйду, — каждый раз клялся Бец перед новой поездкой, — вот съезжу — и уйду. Не могу я так больше…» — «Уйдешь, конечно, уйдешь, — успокаивал его координатор. — Вот привезешь компьютеры — и с первым же крейсером на Землю. Или — на Лиду. Илина Пиэрию. Это уж как захочешь». Но когда Бец возвращался на базу с компьютерами, обязательно оказывалось, что завтра уходит в маршрут «Актеон» и там до зарезу нужен второй пилот… А потом все начиналось сначала.

«Приют Бродяги» — возвестило табло. Бец улыбнулся — название осталось, очевидно, еще со времен Пионеров.

Через пару часов начнется погрузка. В толстое брюхо каргобота уложат оборудование для базы, в том числе и последнюю новинку ксенийской техники — портативный ментообменник, из-за которого, собственно, Бец и приезжал сюда. Двадцать комплектов ему все же удалось отвоевать. Но какое было побоище!

Потом погрузка закончится, и он с тем же каргоботом отправится на базу. Вообще-то грузовым звездолетам не положено брать пассажиров, но пассажиром Бец и не будет — для него приготовлено место резервного пилота. И в его распоряжении будет два месяца — за всю историю грузового флота еще не было случая, чтобы кому-нибудь в рейсе понадобился резервный пилот. Можно будет отоспаться. Можно будет… Поскучать можно будет — вволю. Зато по возвращении ему наверняка уготовлен какой-нибудь стоящий маршрут. Плата за скуку. За эти дурацкие командировки.

«Танькина заводь». Бец воззрился на табло. Все правильно. «Танькина заводь»…

Когда двери открылись, Бец не задумываясь шагнул на перрон. Здесь только что кончился дождь — разогретый солнцем габропласт парил и высыхал чуть ли не на глазах. Бец взглянул вслед карвейру, но уже не увидел змейки поезда. Только гранилитовая полоска пути поблескивала на солнце, постепенно превращаясь в нить, а потом исчезая совсем. Перрон поворачивал, и путь пропал из виду. Когда скорость упала до минимума, Бец соскочил на землю и огляделся.

Прямо перед ним поднимались гигантские кедроберезы. «Должно быть, им лет по триста», — с невольным уважением подумал Бец. В широкие просветы между стволами виднелась полоска воды-скорее река, чем озеро. Справа просвечивали крыши нескольких домиков — явно не промышленный поселок, не ферма и даже не курортное поселение. Больше всего они напоминали био- или метеостанцию.

Бец напрямик пошел к воде. Это в самом деле была река. Здесь она поворачивала и образовывала заводь, небольшую, но удивительно спокойную и чистую. Сквозь прозрачную зелень воды виднелся мелкий песок дна.

«Так вот ты какая, Танькина заводь», — подумал Бец. Он оглянулся, словно ища эту неведомую Таньку; он уже знал, какая она должна быть: невысокая, рыжая, вся в невысохших еще капельках воды — Танька, вышедшая из своей заводи. Этакая русалка. Наяда. Но ни русалки, ни наяды не было. Только в нескольких шагах от него крупный — почти по колено Бецу жук-любопыт привалился спиной к трухлявому пню и, упершись четырьмя лапами в землю, остальными чистил усы. Бец подмигнул ему.

Было четыре сорок. До ближайшего поезда оставалось еще больше получаса, а делать Бецу, в сущности, было здесь ровным счетом нечего. Берег довольно круто падал к воде. Бец спустился на несколько шагов и растянулся на влажной серой траве, покрывавшей склон.

Зачем он пришел сюда? Его завлекло название. И само по себе это здорово. Ведь те места, где живет человек, уже именами своими должны звать к себе.