Олег Мазурин - Контуберналис Юлия Цезаря Страница 5

— Вот это иное дело, — впервые улыбнулся Цезарь, оглядев с ног до головы Родина. — Отныне ты похож на настоящего римского воина, а не на галла. Ведь правду я говорю, Антоний?

Верный сподвижник закивал головой.

— Слова твои верны, мой Цезарь. Иван — вылитый Муций Сцевола.

К парню подвели превосходного нумидийского скакуна по кличке Ганнибал. Под его атласной кожей перекатывались мощные и крепкие мускулы — «лошадиные силы». Конь был красив и пародист. Но Иван отказался садиться на резвого коня.

— Я не умею ездить на лошади, — признался Иван. — Только на машине.

Цезарь и Антоний недоуменно посмотрели на Родина, словно тот был неполноценным человеком.

— Не умеешь? — удивился диктатор. — А разве ваше племя не имеет коней?

Иван виновато улыбнулся.

— Мы без коней обходимся. У нас колесницы четырехколесные, которые сами движутся.

— Сами? Разрази меня Юпитер-громовержец, как это возможно?

— С помощью двигателя.

— А что это такое «двигатель»?

— Стальное устройство, расположенное впереди повозки и работающее от бензина. А бензин — это жидкое топливо. Его делают из нефти, которую в свою очередь добывают из земли. Он сгорает внутри двигателя и приводит в движение все четыре колеса. И колесница движется. Мы славяне и другие племена называем их «машины» или «автомобили», а в простонародье — «тачки».

— Интересно. А управляются эти самокатящиеся колесницы с помощью узды?

— Нет, с помощью руля. Руль — это типа колеса повозки, но в несколько раз меньше, оно стоит посередине машины. И куда его повернешь, туда и едет колесница.

— О, боги, это сложно пока для моего ума. Хорошо, Иван, потом разберемся с этими повозками. Пусть где-то там, в далеком будущем вы обходитесь без коня, а здесь у нас в Риме без него нельзя. Найму тебе учителя верховой езды, он сделает из тебя превосходного наездника. А впрочем… — Цезарь подозвал к себе Фабия. — Славный сын Рима Фабий, ты будешь приставлен телохранителем к Ивану и научишь его фехтовать и ездить верхом. Я хочу сделать из него достойного воина.

— Не беспокойтесь, великий Цезарь, я обучу его всему, что нужно хорошему римскому воину, — пообещал солдат.

— Вот и великолепно! За то, что ты принимал участие в спасении своего императора, то я тебе жалую должность центуриона и земляной надел, а также дом и десять, нет, двадцать тысяч сестерциев. Антоний распорядись.

Верный сторонник диктатора поклонился, прижав правую руку к сердцу.

— Я исполню твою волю, Цезарь. Фабий получит все то, что ты перечислил.

— О, мой Цезарь, как ты щедр, спасибо тебе! — воскликнул благодарный Фабий. — Клянусь Геркулесом, я самый тебе преданный человек.

— Верю и надеюсь… — довольно улыбнулся правитель Римской империи и двинулся в курию Помпея… Антоний, друг мой, выслушай мое повеление…

— Да, Цезарь…

…— Перекрыть все выходы из Рима! Чтобы не один предатель не ускользнул из него…

— Да, Цезарь…

…— Казнить после следствия всех сенаторов, кто принимал участие в заговоре. Зачинщикам отрубить голову, замешанных в заговоре и сочувствующих им либо сжечь, либо удушить, либо распять. Всех на Эсквилинское поле! Или на Лестницу вздохов и в Тибр! Гладиаторов тоже распять. Вдоль Аппиевой дороги как в годы бунта врага Рима — Спартака. Пусть им всем выклюет глаза грифоны Немезиды! Ввести снова проскрипции, пусть вспомнят Суллу Счастливого! Конфискация имущества у всех заговорщиков и их приверженцев. Все пойдет в римскую казну, на благо Рима и его народа. А этого интригана Цицерона незамедлительно убить!

— Хорошо, мой Цезарь!

Антоний спешно откланялся, вскочил на быстроногого скакуна и с отрядом из тридцати всадников отправился на поиски Цицерона. А венценосный Цезарь с Лепидом, Иваном и Фабием отправились в курию.

Римский сенат на некоторое время из законодательного собрания превратился в следственный комитет. Связанные мятежники — богатые и знатные патриции — сидели на коленях на полу как простые рабы или военнопленные. Со всех сторон их окружал двойной ряд легионеров. Один ряд стоял лицом к тем, кто участвовал в государственном перевороте, другой ряд — лицом к законодателям сидящим на своих местах. Эти сенаторы, встревоженные и напуганные, дожидались своей участи. Они должны были убедительно доказать цезарианскому следствию, что они никогда и ни за что на свете не принадлежали к партии заговорщиков. Не общались с ними, не пировали, не мылись в бане, не играли в шашки, не сидели на одной скамье на гладиаторских боях и т. д.

Легионеры и центурионы ходили по рядам и обыскивали этих сенаторов. У тех, у кого за пазухой обнаруживали кинжал, тут же связывали и сажали к бунтарям. Их вина уже не требовала доказательств. Кто-то пытался избавиться от оружия, стараясь незаметно положить его на пол, но бунтаря сдавали честные и незапятнанные в заговоре коллеги. А кто-то из бунтовщиков признавал свою вину сам.

Император сидел на троне и был мрачнее тучи.

Время от времени к диктатору подводили то одного, то другого мятежника и он с ними жестко и на повышенных тонах беседовал. Иногда даже срывался на крик. После такого нелицеприятного и строгого разговора Цезарь выносил заговорщику свой вердикт.

Пришла очередь и за Децимом и Марком Брутами — дядей и племянником. Их подвели к императору, толкая в спину остриями копий.

— И это ваша благодарность за все, что я вам сделал?! — грозно сдвинул брови император и пронзил заговорщиков яростным взглядом. — Предатели!!!

Децим Брут смело посмотрел диктатору в глаза и запальчиво воскликнул:

— Ты — тиран, ты задушил свободу Рима! Тебя все равно рано или поздно свергнут! Стикс ждет тебя, Цезарь! Республике все равно быть! Боги меня еще услышат!..

Цезарь, не выдержав выкриков Децима Брута, резко вскочил с трона, выхватил меч у одного охранника и вонзил, не раздумывая, в живот бунтарю. Тот согнулся от боли и завалился набок. В яростном исступлении император стал наносить мощные удары в поверженное тело. Он бил острым клинком в тело пока оно не превратилось в кровавое месиво. Только после этого император чуть поостыл и вернул оружие легионеру. Вытерев руки, запачканные вражеской кровью о свой плащ, он распорядился:

— Убрать отсюда эту падаль!.. Харон о нем позаботиться. Не прав, ты, Брут, до Стикса мне еще далеко, а ты уже там и вокруг тебя квакающие лягушки Карны!

Двое солдат, взяв за руки мертвеца, поволокли к выходу. За трупом потянулась кровавая дорожка. Заговорщики-сенаторы печальным и обреченным взглядом провожали шуршащее по мраморному полу тело. Видимо им тоже уготовлена такая судьба. Император их точно не пощадит.