Сергей Минцлов - Царь царей... Страница 5

Наступило молчание. Слышался только плеск воды о плот, да изредка жалобный крик чаек, носившихся над рекой на белых, похожих на серпы, крыльях.

— Что вы скажете, Иван Яковлевич? — спросил немного погодя Михаил Степанович.

Старый ученый решительным движением поправил очки свои.

— Я во всем согласен с ним. В межледниковую эпоху, например, местность эта несомненно была покрыта тропической растительностью, о чем свидетельствуют и окаменелые отпечатки листьев, которые мы нашли в отложениях горы, вместе с могилой; а так как человеческие расы соответственны климатам, то здесь должны были жить черные люди. А вот находка саней… — ученый несколько запнулся, но тотчас же заговорил прежним, не допускающим возражения тоном, — ее я объясню тем, что, вероятно, произошел какой-нибудь геологический переворот, разом вызвавший резкую перемену в климате.

— Так думаете вы? — насмешливо вставил Павел Андреевич. — А в действительности мы знаем, что в межледниковую эпоху человек не находился еще на такой высокой ступени развития, да и общие геологические перевороты совершаются не разом, а в течение десятков тысячелетий. Следовательно, ваша находка целой новой культуры — или великое открытие или, выражаясь деликатно, — великая ерунда!

— Наше дело доказать первое! — с необычной терпеливостью возразил Иван Яковлевич.

— Как именно?

— Путем исследований, — так же сдержанно продолжал старый ученый. — Эта надпись и надпись, привезенная Михаилом Степановичем, сделаны на одном языке и, может быть, находятся в связи между собой. Словом, мы перед величайшей загадкой и мы разгадаем ее, да, разгадаем! — с твердостью повторил Иван Яковлевич. — Год нужно будет — год проведу здесь, десять — десять лет не выеду отсюда, но…

Грянувший из-за шалашей оглушительный выстрел прервал речь ученого и заставил его подскочить и взмахнуть руками как от удара в спину.

Гул покатился далеко вниз и вверх по воде. Через несколько секунд с противоположной стороны слабо откликнулось эхо; над самым плотом с криком заметались чайки, как бы грозя виновнику переполоха.

— Что такое? — в испуге воскликнул Иван Яковлевич. — Что случилось?

Михаил Степанович подался назад и увидал за шалашами на самом краю плота Свирида Онуфриевича, стоявшего с ружьем в руках.

Никто из увлекшихся разговором ученых не заметил, как спутник их, не интересовавшийся, кстати сказать, никакими раскопками и надписями, отошел от стола.

— Свирид Онуфриевич забавляется, — проговорил Михаил Степанович. — Утку он, кажется, убил.

Действительно, саженях в двадцати от плота на поверхности воды чернело что-то, похожее не то на бутылку, не то на торчком стоявший утиный хвост. К нему быстро плыл какой-то другой, продолговатый предмет.

— Смотрите, Кузька плывет! — добавил Михаил Степанович, вглядевшись в него.

Голова собаки была уже невдалеке от добычи, как вдруг сперва птица, а затем и собака, точно подхваченные невидимой силой, стремительно вынеслись вглубь реки и помчались по течению, опережая путешественников.

— Кузька, Кузька!! — донеслись до ученых вперемежку со свистом вопли с другого конца плота.

Свирид Онуфриевич, поздно сообразив опасность, какой подверг своего любимца, послав его в быстрину, приседал, подскакивал и вне себя размахивал ружьем и руками. Кузька оглянулся на зов хозяина, но выбиться из течения был не в силах.

— Утонет! — кричал Свирид Онуфриевич. — Кузька, иси! Черт меня побери, дурака!.. — и он сорвал с головы шапку и, швырнув на плот, с бешенством принялся топтать ее ногами. Лысина на голове его, словно продолговатое медное блюдо, засветилась на солнце.

Михаил Степанович бросился к нему. На плоту все пришло в движение; из заднего шалаша показалось мрачное лицо Антона.

— Что за шум? — вполголоса спросил румяный молодой парень, лакей Михаила Степановича, выглянув из-за плеча Антона.

— Пан мой кричить… — с хохлацким выговором отозвался равнодушный голос откуда-то позади него из глубины шалаша. — Горло соби чистить…

— Пес тонет… — проговорил Антон, прикрыв глаза костлявой рукой, — ишь как тащит его вода! О-хо-хо… все как псы потонем! — зловеще добавил он, поджав губы.

Молодой малый, не дослушав старика, кинулся к краю плота, затем метнулся к огромному правилу, у которого стоял вожатый — татарин. Расстегнутый ворот синей рубахи того открывал загорелую широкую грудь; широкое добродушное лицо, с пучком редких волос на подбородке, блаженно улыбалось.

— Правь к середине, живо! — скомандовал парень.

— Моя все видит, Василь! На середину нельзя! — возразил татарин. — Наш не догонит. К берегу надо; пес на берегу будет и мы на берегу будет. Ай, какой смешной барин!

Татарин закрутил головой, отчего плоская, круглая шапчонка из рысьей шкуры съехала совсем на затылок ему, и, смеясь от души, навалился всем телом на брус. Руль заскрипел, и плот медленно стал заворачивать к берегу.

Василий, как истый ярославец, встряхнул волосами и побежал к Михаилу Степановичу.

— Что, утоп? — лениво спросил тот же голос из заднего шалаша.

— Должно, что так, не видать уже… — ответил Антон. — Эка барин-то твой шальной, Филипп, — добавил он с презрением, поглядев на все еще бесновавшегося охотника. — Слаб… — Он выразительно вскинул вверх брови и постучал себя по лбу.

В ответ послышался протяжный, аппетитный зевок.

Плот был уже близко от лесистой кручи, полукругом вдавшейся в том месте в реке. Старый ученый, рассеянно следивший все время то за чайками, то за собакой, вдруг оглянулся и с недоумением смотрел несколько секунд на приближавшийся берег; затем он сообразил, что ему не кажется, а действительно плот собирается остановиться, и негодование изобразилось на лице его.

— Михаил Степанович, Михаил Степанович! — громко позвал он, начиная теребить золотые очки на носу своем.

— Здесь я! — откликнулся тот из-за шалашей. — Что скажете? — и этнолог вышел к столу.

— Мы, кажется, к берегу собираемся пристать, Михаил Степанович?

— Да.

— Зачем-с?

— Собаку надо спасти как-нибудь!

— Позвольте-с! — перебил ученый, — сообщите, пожалуйста, зачем мы поехали сюда: собак ловить или за иным чем-нибудь?

— Дорогой мой, не волнуйтесь, пожалуйста…

— Какое мне дело до его собаки?! — окончательно вскипев, закричал Иван Яковлевич. — Он каждый день по пяти раз будет топить ее, а мы вытаскивать?! Когда же мы доедем? Я поехал-с сюда искать надписи, а не собак удить: ни времени, ни желания у меня нет на это! Я желаю двигаться вперед!