Роберт Говард - Дом Эрейбу Страница 5

Сидящий за каменным столом с нескрываемым интересом разглядывал гостя. На Пиррасе была медная кольчуга поверх куртки из черной кожи и медные же наколенники, блиставшие в свете лампы. Малиновый плащ ниспадал с широких плеч, в его складках проступали очертания массивной рукояти меча. Затененные островерхим бронзовым шлемом глаза блестели, как голубые льдинки. Так воин встретился лицом к лицу с мудрецом.

Гимиль-ишби был очень стар, тем удивительнее смотрелись на увядшей плоти древнего лица живые и яркие (и чуть раскосые, что большая редкость для чистокровных шумерцев), глаза, похожие на полированные черные бусины. И если очи аргайва вобрали в себя небесную синь с бегом облаков и плясками теней, то глаза Гимиль-ишби были непроницаемы, как дымчатый агат, и неподвижны на манер змеиных.

Рот старца походил на резаную рану, самая добродушная улыбка на таком лице выглядела бы жутковатой гримасой.

На нем была простая черная туника, ноги, показавшиеся Пиррасу странным образом деформированными, обуты в матерчатые сандалии. Присмотревшись к этим ногам, варвар ощутил меж лопаток знакомый зуд любопытства - и поднял взгляд на хмурое лицо.

- Добро пожаловать в мое скромное жилище. - Уродливые тонкие губы разомкнулись, но голос оказался неожиданно мягким и ласковым, гость это счел противоестественным. - Я бы с удовольствием предложил еды и вина, да боюсь, пища, что я ем, и вино, которое пью, не придутся тебе по вкусу. Гимиль-ишби негромко засмеялся, сделав рукой неопределенный жест.

- Я прибыл сюда не для того, чтобы есть или пить, - отчеканил аргайв. - Я хочу купить чары против демона.

- Купить чары?

Аргайв опорожнил над каменным столом мешочек с золотыми монетами, они матово засияли в полумраке подземного зала.

Раздавшийся в ответ смех Гимиля-ишби напоминал шуршание скользкого змеиного тела в сухой мертвой траве.

- На что мне этот желтый прах? Решил сражаться с демонами, а сам принес мне в уплату пыль, какую носит ветер.

- Пыль? - Пиррас непонимающе нахмурился.

Гимиль-ишби опустил руку на сверкающую горку и снова засмеялся. Где-то в ночи, вторя ему, заухала сова. Отшельник поднял руку - под нею оказалась лишь кучка желтой пыли. Внезапно сверху, с лестницы, потянуло сквозняком, пыль взмыла и закружилась над столом - мгновение в воздухе стоял столб искрящихся блесток. Пиррас выругался; золотая пыль осела на его доспехах, сверкала в каждом звене кольчуги.

- Пыль, какую носит ветер, - вполголоса повторил старец. - Присядь, Пиррас из Ниппура, и давай побеседуем.

Пиррас окинул взглядом помещение. Вдоль стен лежали целые груды глиняных табличек, поверх них - навалом - свитки папируса. Он уселся на каменную скамью напротив жреца-отступника, сдвинув перевязь с мечом так, чтобы эфес был под рукой.

- Далеко же ты ушел от колыбели своей расы, - заговорил Гимиль-ишби. Ты первый и единственный из златовласых северян, ступивший в долы Ниппура.

- Я побывал во многих странах, - сказал аргайв, - но пусть стервятники выклюют мне глаза и растащат кости, если я видел хоть одну такую безумную страну, как эта, страдающая от переизбытка богов и демонов.

Его взгляд опустился и замер, очарованный руками Гимиля-ишби, - то были изящные, длинные, тонкие, белые и вместе с тем сильные руки юноши. Что-то грозное было в несоответствии этих рук и глаз всему остальному.

- У каждого города свои боги и свои жрецы, - сказал Гимиль-ишби, которым могут верить лишь очень глупые люди. Жрецы самовольно возвысили мелких духов до ранга вершителей человеческих судеб, тогда как на самом деле за "изначальным" триединством Эйи, Ану и Энлиля скрываются куда более древние и могучие боги, забытые и не почитаемые людским племенем. Так уж устроен человек - всегда отрицает то, чего не может увидеть или потрогать. Жрецы Эреду, поклоняющиеся Эйе и свету... разве не столь же слепы они, как священники в Ниппуре, что служат Энлилю, которого ошибочно считают богом Тьмы и первоосновой всего сущего. А он - лишь идол, божок маленькой и жалкой тьмы, которую придумали для себя люди, но не той Настоящей Тьмы, что больше любых понятий и представлений, превыше всех божеств. Я мельком узрел истину, будучи жрецом Энлиля, и эти болваны изгнали меня. Ха! Вот бы удивились они, узнав, сколько их прихожан приползает ко мне под покровом ночи, как ты сейчас...

- Старик, я не ползаю ни перед кем! - вмиг ощетинился аргайв. - Я приехал купить твои услуги. Назови свою цену или будь проклят!

- Ну-ну, не надо гневаться, - ухмыльнулся жрец. - Расскажи лучше, что тебя ко мне привело.

- Если ты и впрямь такой мудрец и прозорливец, то сам должен все знать, - проворчал Пиррас, слегка успокоившись. Взор его затуманился, когда память отправилась назад по собственным следам. - Какой-то колдун или служитель могущественного бога наложил на меня проклятие, - заговорил он. Все началось сразу по моем триумфальном возвращении из Урука... Конь мой то и дело начинал бесноваться и шарахаться от чего-то не видимого никому, кроме его самого. Потом пошли сны, ночь от ночи все страшнее, пока не превратились в сущие кошмары. Во тьме моих покоев тихо хлопали крылья и крадучись ступали ноги. Вчера на пиру меня пыталась заколоть женщина, в мгновение ока превратившаяся в безумную фурию; по дороге домой кинулась под ноги гадюка, и откуда только взялась... Ночью в мою спальню проникла Лилиту - если верить наложнице - и дразнила ужасным смехом...

- Лилиту? - В глазах чернокнижника мелькнули искорки понимания, на лице, более всего смахивающем на обтянутый сухой кожей череп мумии, заиграла жуткая ухмылка. - Да, воин, тебя поистине решили спровадить в Дом Эрейбу. Против нее и ее дружка Ардата Лили меч твой бессилен, все навыки бойца ничего не значат. В сумраке полуночи ее зубы отыщут твое горло, смех сожжет твои уши, а горячие поцелуи иссушат тело, будешь как мертвый лист, гонимый знойным ветром пустыни. Твоим уделом станут безумие и тление, и очень скоро ты очутишься в Доме Эрейбу, из которого нет возврата.

Пиррас невольно вздрогнул, внемля последней фразе, и чуть слышно выругался.

- Что я могу тебе предложить, кроме золота? - прохрипел он.

- Как ни странно, меня интересует многое. - Черные глаза сверкали, уродливая щель рта кривилась от необъяснимого веселья. - Я готов назвать свою цену, но сначала мы поговорим о том, как тебе помочь.

Пиррас выразил свое согласие нетерпеливым жестом.

- По-твоему, кто мудрее всех на свете? - спросил вдруг отшельник.

- Египетские жрецы, чьими каракулями испещрены вон те пергаменты и папирусы, - ответствовал варвар.

Гимиль-ишби отрицательно покачал головой; на стене заплясала его тень - силуэт огромного стервятника, терзающего полумертвую жертву.