Дмитрий Володихин - «Если», 2008 № 11 Страница 5

— Хорошо, — сказала декан. — Профессор Кэмпбелл, можете как-нибудь обосновать, почему лучший вариант, возможно, все-таки Марло?

Кэмпбелл секунду смотрел в потолок, а потом изрек:

— Иногда приходится выкорчевать могучее дерево, чтоб было где тянуться подросту. Без Марло на библиотечных полках освободилось бы место для произведений других писателей. В елизаветинский театр получили бы доступ другие приличные драматурги. Шекспир, например.

— Согласен, — подхватил Хайнлайн. — И вот еще что: у многих из списка были дети. Убрав одного, мы вызовем цепную реакцию, эффект домино. С Марло этой закавыки нет — он был «голубой».

— Толковое соображение, но домино — не только дети, — добавил Макартур. — Есть такая ребячья забава: строишь башню, а потом вытаскиваешь кубики из подножия, стараясь ничего не порушить. Чем мы тут и занимаемся. Только наша башня — западная цивилизация, и без следующих трех имен в списке ей нипочем не устоять.

Царь Леонид и его триста-спартанцев сдерживали на перевале в Фермопилах огромную, чуть ли не миллионную рать. Для такой громады промедление смерти подобно. Леонид и все его люди погибли, но столь серьезно ослабили персов, что обусловили их неминуемое поражение. Это спасло Грецию и всю эллинскую ученость, на которой зиждется наша цивилизация.

В 1573 году испанцы начали осаду города Лейдена, поклявшись перебить там всех до единого, даже грудных младенцев. Испанская армия считалась тогда непобедимой, никакое войско не могло одержать над ней верх. Вильгельм Молчаливый дал обет спасти город, но, дожидаясь, пока он сдержит слово, лейденцы целый год голодали. На исходе года, когда казалось, что все пропало, Вильгельм пробил дамбы и атаковал с моря. И не только спас город, но и создал предпосылки для будущего разгрома испанской армады.

Жанна д’Арк предотвратила слияние Франции и Англии в единое королевство, что грозило Англии гибелью.

— Да, — согласилась декан Бетелл, — Жанна д’Арк тоже ключевая фигура, ведь ее пример вдохновлял Флоренс Найтингейл, а без Флоренс Найтингейл история, несомненно, знала бы бедствия, но не знала утешения. Флоренс заложила основы профессии сестер милосердия в ее современном виде и спасла без счета жизней. Для этого она заставила мир научиться мыслить по-новому. Свернула горы викторианского ханжества и нравственной силой личного примера сбросила их в море. Она придумала секторную диаграмму, дабы британская армия устыдилась и внимательнее относилась к уходу за ранеными солдатами!

Во время этой диатрибы мисс Бувье беспрерывно поглядывала на меня. Ей положительно хотелось спасти Марло, и она уповала на мою помощь. Эх… сама она, возможно, не бог весть какая защитница, но ведь и я не Перри Мейсон.

Покуда декан сотрясала воздух громкими словесами, Теллер яростно пыхтел трубкой. Едва Бетелл угомонилась, он сказал:

— Вряд ли можно всерьез рассматривать устранение Исаака Ньютона. Он без преувеличения центральная фигура для развития современной науки. С другой стороны, пожалуй, не грех убрать Гейзенберга. Не открой он в свое время принцип неопределенности, это вскоре обязательно сделал бы кто-нибудь другой.

— Гейзенберг еще жив, — возразил Саймак. — В остальных случаях мы лишь меняем даты на надгробиях. Это вовсе не то же самое, что спровадить человека в могилу.

Качая головой, Теллер сказал:

— Ставки таковы, что одна жизнь вряд ли имеет цену.

— Да, — поддержала его мисс Бувье. — Ужасно, что приходится так говорить, но нам, конечно же, следует сосредоточиться на общей картине.

— Вдобавок Гейзенберг — прескверный администратор, — гнул свое Саймак. — В войну он руководил германской атомной программой из рук вон плохо, управление стратегической службы даже отменило его запланированную ликвидацию. Избавившись от него, мы, вероятно, поднесли бы Гитлеру бомбу на блюдечке.

— А Томас Эдисон? — спросила мисс Бувье. — Если бы он не изобрел все эти электроприборы, неужто их не придумал бы кто-то другой?

Кэмпбеллу наконец удалось прикурить. Он затянулся и сказал:

— Да, и этого кого-то звали Никола Тесла. Он оспаривал у Эдисона титул «Чудодей от электричества». Тесле принадлежит множество важных изобретений, но вряд ли мы остались бы довольны, заменив им Эдисона.

— Почему? — спросил я.

— Тесла массу времени посвящал разработке луча смерти, — пояснил Кэмпбелл.

— Верно, — добавил Рональд Рейган. — Помню, в тридцатые мне дали рольку в фильме про Теслу. Его играл Бела Лугоши.

Устремленный на меня взор мисс Бувье говорил, что я не оправдал ее надежд. Мне безумно хотелось спасти Марло, но я все яснее сознавал, что лучшего решения нет. Без особой надежды я спросил:

— А этот епископ Чиапаса, Бартоломе де лас Касас? Кто-нибудь знает, что он за птица?

Прикурив от дотлевающего окурка новую сигарету, Саймак сказал:

— Да. Епископа принято считать отцом черного рабства. Именно по его наущению король испанский дозволил своим подданным ввозить в Новый Свет невольников из Африки.

— Вы хотите сказать: можно выбрать этого человека — и рабство не случится? — взволновалась мисс Бувье.

— Полагаю, — кивнул Саймак. — Вопрос в том, удачная ли это мысль. Видите ли, епископ действовал из лучших побуждений и, пожалуй, правильно. В то время в Африке бушевали истребительные межплеменные войны. Епископ рассудил, что захваченных воюющими сторонами людей не убивали бы при наличии рынка пленных. Избавьтесь от торговли живым товаром, и тьма тьмущая африканцев отправится не в рабство в Америку, а на погост, не в Новый, а на тот свет.

— Паршиво, — подал голос Рональд Рейган, — и потом, Сэмми Дэвис-младший — мой друг. Я не допущу, чтоб он не родился.

На миг я ощутил, что потерпел поражение. Перри Мейсон неизменно добивался оправдания своих клиентов, а вот мне не удалось спасти Кристофера Марло для мисс Бувье. Мейсон раскрыл бы тайну фамилии, которую Атигон не назвал по причине ее неблагозвучия, и…

Ну конечно! Ответ лежал на поверхности. С внезапной улыбкой я объявил:

— Имя, которого нет в списке, — Томас Краппер[1]. Его стараниями мы получили смывной бачок! Сохранить великие пьесы Марло можно. Надо только пожертвовать…

Мой голос мало-помалу замер: я увидел, что Макартур мотает головой.

— Когда я впервые просмотрел список, меня поразило, какой он короткий, — взял слово генерал. — Почему там нет никого вроде Гутенберга? Да вот почему — хотя в истории пруд пруди тех, кто совершил нечто значительное, почти в каждом случае то же самое мог бы сделать и кто-нибудь другой.