Дмитрий Щербинин - Ковер Страница 5

Никогда, никогда не думал Михаил, что на небе может быть столько звезд таких ярких, таких прекрасных. А ведь в прошлой своей жизни он очень часто любовался звездным небом. Иногда летом в деревне, оставлял дом, и уходил в дальние поля, где лежал на стоге под этой красотою, и выдавались, между прочим, ночи очень многозвездные - но такого неба он никогда не видел! Казалось, стоит только протянуть руку и можно дотронуться до любой из них. Вот красочным полотном, переливаясь развесилось северное сияние - какие необычно нежные, трепетные краски, какое плавное созвучие - казалось, всю жизнь можно было бы любоваться этой красотою, и во всю жизнь не налюбоваться. Михаилу захотелось складывать стихи, но он не был поэтом только чувствовать мог поэтически, но вот выражать эти чувства в словесной форме - нет - к сожалению у него не было такого дара, и от этого сожаления у него даже защемило в сердце.

Нет - не возможно было удержать в себе это, разрывающее грудь чувство, и он закричал из всех сил:

- Люблю тебя, Таня!!! Люблю!!! Я вернусь к тебе!!! Обязательно вернусь ты только жди!!!

Но тут та окрашенная серебристым светом звезд, и переливчатыми отблесками северного сияния толща облаков, которая подобно волшебной горной стране проплывала под ним - вздулась, разорвалась в одном месте, и из этого разрыва показалась ужасающая, заходящаяся в яростном вопле морда Брунира. Это был уже исполин много больший кого-либо когда-либо жившего на земле - он уже разросся на несколько верст, это была стихия, которой ничего не стоило раздробить целый горный хребет или море своей яростью в пар обратить.

Михаил вновь почувствовал, что он совершенно против этого бессилен, что сейчас это громада допрыгнет до него, но тут Брунир бешено взвыл, вдруг сжался и исчез - словно водоворот над затонувшим судном сомкнулись над местом его падения облака. И тогда Михаил почувствовал облегчение, почувствовал радость, он понял, что это сияние небес лишило сил адского пса. Он должен был бы рассмеяться, но дело в том, что в глубине сердца чувствовал, что - это еще далеко не окончание его злоключений, что самое страшное еще впереди.

И вот ковер стремительно стал снижаться.

- Нет. Неси меня домой. - говорил ему Михаил, но ковер никак не реагировал - продолжал снижаться.

Тогда Михаил обернулся и обнаружил, что из ковра один за другим вылетают листья. Остаются позади, на этой высоте, на которую никакие листья залететь не могут, медленно кружат в серебристом сиянии звезд. И вспомнились ему слова Тани о том, что ковер не вечен, что через какое-то время он потеряет свою волшебную силу.

Только он вспомнил это, как ковер погрузился в облачную пелену, и дальнейший спуск продолжался уже в совершенном мраке. Михаил почувствовал усталость, и заснул.

* * *

Очнулся Миша в престранном месте. Это был широкий, покрытый гладкими каменными плитами двор, с одной стороны открывалось широкое поле, окончания которого не было видно, так как там поднималась холмовая гряда. Над этим полем сияло яркое голубое небо, но все травы были пожухшими, осенними, такими хрупкими, что, казалось подуй посильнее ветер, и они все рассыплются в прах. С другой стороны поднималось несколько гладких желтых стен, с маленькими окошечками; некоторые из которых были темными, а в некоторых мерцали живые, трепетные свечи. Это были не высокие стены, но их прорезали пустынные узкие улицы, которые уводили к высоким домам. Над теми же высокими домами высились уже настоящие исполины, этажей в сто, а то и больше - однако это не были небоскребы в привычном Михаилу дизайне двадцатого века. Это исполинские сооружения напоминали скорее средневековые постройки, и было в них что-то грозное, пугающее - казалось, стоило войти туда и можно было бы блуждать хоть всю жизнь, и если над полем небо было ясное, то над городом этим нависала пелена непроницаемо черных туч - от нее весь город казался размытым, наполненный глубокими, загадочными тенями, которые таили нечто гораздо большее, чем можно было приметить с первого взгляда.

Михаил поднялся и обнаружил, что лежит на остатках Таниного ковра. В нем не было уже никаких сил - почти все листья распались, а когда Михаил поднялся, то налетевших ветер подхватил большую часть их, и, закручивая в темном, тревожно шелестящем вихре понес по улице.

Михаил глядел вслед им и тут почудилось ему на улице некое призрачное движение. Стало не по себе, захотелось поскорее покинуть этот чуждый город, бросится на пожухшее осеннее поле, он уже сделал несколько шагов туда, на простор, как услышал детский плач. Обернулся, увидел, что у желтой стены, под темным окном сидит маленький мальчик, и горько плачет. Михаил подошел к нему, присел на колени, стал вглядываться в лицо. Лицо было ничем не примечательно, разве что через чур бледное - видно было что ребенок очень напугал; судя по покрасневшим глазам, плакал уже давно.

- Пойдем отсюда. Здесь нельзя оставаться ребенку. - прошептал Михаил.

- Куда пойдем? - с надеждой потянулся к нему мальчик.

- В поле пойдем.

Мальчик сразу же поник, и новые слезы по его щекам покатились.

- Я думал, вы знаете выход. Но в поле идти нельзя...

- Почему же нельзя? Там по крайней мере лучше, чем в этом жутком городе. Я знаю, почему ты плачешь...

- Ничего вы не знаете! - с горечью выкрикнул мальчик, и кулачком вытер слезы. - Вы же пришлый! Время от времени здесь появляются такие, и приходится им все разъяснять. В поле нельзя - там ветер суховей, он высушит нас насквозь.

- Но можно же пробежать!

- Никто не знает, как далеко тянется поле - никто не видел его окончания - смерть там страшна и мучительна. Но я плачу потому, что вчера в наш город прилетела ведьма Брохаура. Злая прилетела, потому что кто-то обманул и покалечил ее пса Брунира. Она остановилась в одном из зданий, и теперь требует, чтобы на каждый завтрак, обед и ужин ей готовили по тринадцать мальчиков и тринадцать девочек. Наш правитель, Атук жестокий конечно слушается ее. Говорят, что он и сам не прочь поучаствовать в этих трапезах.

- Так ты боишься, что тебя...

- Я боюсь, и уже точно знаю, что меня. Ведь был брошен жребий, и выпало на меня... Вот теперь вы знаете! И ничем мне все равно помочь не можете.

- Могу!

Мальчик с удивлением уставился на Михаила, и даже слезы прекратились:

- Как же?

Он пожал плечами и тут же торопливо добавил:

- Но ты послушай: я ведь знаю эту ведьму. Как ты сказал - Брохауру?.. Понимаешь ли - мне до нее так или иначе надо добраться. Метлу ее похитить...

- Метлу похитить... - вторя ему, прошептал мальчик.

- Да-да - именно так. Хорошо, что ты мне попался. Я же в этом городе совсем ничего не знаю. Так вот - ты мне должен указать мне дорогу.