Виктор Колупаев - Жилплощадь для фантаста Страница 5

- Я думаю, - сказал я, - что для этого у вас есть специальный штат работников. И потом... я пытался пробиться к директору завода, но он даже не захотел со мной встретиться. Ведь я для него простой настройщик.

Теперь уже и я говорил со злостью. Ну нет, я не холоп, тут у Геннадия Михайловича выйдет промашка.

Мы уже шли по холлу нижнего этажа, а через стеклянные двери можно было рассмотреть "Волгу" и шофера в ней, который только и ждал, чтобы распахнуть дверцу.

Мое заявление о попытке прорваться к директору завода Геннадий Михайлович оставил без внимания. Дележ квартир, городу или заводу, от меня не зависел. Да и что я представлял собой, хилый писатель? Очень много развелось их, и все умные, все знают, на что имеют право, на что - нет.

Главного распорядителя вдруг прорвало окончательно.

- Ты знаешь, сколько я уже подарил вам всем квартир?! - Он кричал.

Нет, я не знал этого. Да и кому - всем?

- Нет! Ты знаешь, сколько я уже подарил вам квартир?! Вы только от меня их и получаете! Я дарю, а вам все мало! Скольким художникам и писателям я подарил квартиры, ты знаешь?! Нет?! А вы все ходите! Дай квартиру! Дай квартиру! Дай квартиру! Вы ничего больше не можете, кроме как просить: дай! дай! дай!

Геннадий Михайлович сам отворил двери Учреждения и вышел на тротуар.

Я держал шапку в руках. Но это не от робости, просто руки задеревенели.

Главный распорядитель продолжал кричать:

- Вам все дай! Дай! Дай! Дай!

Прохожие оглядывались, но, правда, не останавливались.

А что ему можно было сказать в ответ? Что он подлец? Да он уже столько раз это слышал. Что он не интеллигентный человек? Эка беда! Плевал он на все интеллигентство. Ведь он заведовал распределением абсолютных фондов.

И потом... Ведь я все-таки подарил ему свою книжку. И это мое действие все время висело на мне, как камень на шее.

"До свиданья" мы друг, другу не сказали. Я сейчас вообще ничего не смог бы сказать. Главный распорядитель сел в автомобиль, и "Волга" тронулась с места.

Значит, дарить! Барин холопу! Благодетель просителю! Прохожий нищему! Но все же точнее всего: барин холопу. И откуда только такие берутся? Ну уж нет! Холопа из меня не сделать!

А ведь на душе-то отлегло. Отлегло, ей-богу! И даже хамство чиновника задело лишь гордость. А вся, так сказать, информационная сторона этого хамства принесла почему-то облегчение. Принесла! Все известно, все ясно, не надо ломать голову, мучиться незнанием, томиться ожиданием. Ничего теперь не надо. Ничего. Да черт с ней, с квартирой! И еще тысячу раз черт с ней! Стыдно вот только перед Валентиной. Но ведь Валентина молодец. Она все поймет. Хоть и тяжело ей, а все равно поймет. Реакция тещи меня сейчас не интересовала. Олька вот вся издерганная. Но ей-то легче. Она еще не понимает. Видит, но не понимает. Ага! Светлое что-то появилось в душе. Это от того, что все, наконец, объяснилось, хоть и таким образом, но все же объяснилось. Это сейчас даже радовало. Ну, огорченье семье, обида, стыд, что ящики уже упаковали. Но это все пройдет, пройдет. Вся шелуха пройдет, все дерьмо отвалится. Все, все, все нормально. Сейчас только первое напряжение с души сбросить. Но тут есть испытанное средство.

Уже в шапке, но еще без перчаток завернул я за угол гастронома. Нет, сюда не за водкой. Нужно было, пожалуй, зайти в писательскую организацию и, если ответственный секретарь еще не уехал, доложить о происшедшем. Не жаловаться, нет, боже упаси! Жаловаться я никому не буду. Но и просить тоже. И вообще, пошли-ка все благодетели куда подальше! Работать надо. Ведь написал же на кухне по ночам полсотни рассказов. Да. И еще напишу. Только чтобы никаких дерганий, чтобы ничто не отвлекало. Ну, от отвлечений, конечно, никуда не денешься. Да и от тещиного храпа тоже. Но все же не хамство...

Перестал, что ли, падать снег? Ага. Не совсем, правда, но сыпал реже, да и не такой мокрый. И подмерзало к тому же. Дело к ночи. Зима скоро, зима. И хорошо, что зима. И вообще все хорошо... Вот ноги только. Испанский сапог. Пытка. Но это уже совершеннейшая ерунда. Привычное дело.

Вдоль трамвайной линии, мимо городского сада дошел я до писательской организации. В окнах темнота. Ясно. Все ушли. Ну, ладно. И то сказать, времени-то ведь уже седьмой час.

В том-то и дело, что седьмой час! Скоро водку перестанут продавать. А выпить сегодня нужно было обязательно. И в последний раз. С радости я выпил уже много. А с горя, да и не горе это вовсе, а облегчение, ну, словом, из-за квартиры этой можно в последний раз. За упокой ее души. Два-три дня еще, конечно, пройдут в разговорах, но уж потом только одна работа. Что я значу без своей работы, без своих рассказов и повестей? Да и самому в первую очередь это нужно, самому. Ну вот и начнем. А бояре пусть дарят холопам. Благо, такие еще не перевелись и долго, наверное, не переведутся. Да и никогда не переведутся.

В гору я поднялся малолюдными переулками и вышел на Тополиный бульвар. Здесь, возле кинотеатра "Октябрь", агентства Аэрофлота и продовольственного магазина бурлила толпа. На остановке в переполненные троллейбусы и автобусы лезли одуревшие от долгого ожидания пассажиры. Кто-то выскочил чуть ли не на середину проезжей части дороги, пытаясь остановить такси, но, кроме резкого скрипа тормозов, да отборной брани шофера, не получил из этого предприятия ничего. И поделом. Дорога уже начала леденеть, улица узкая, движение напряженное.

Стемнело. Зажглись фонари.

В полураскрытые двери продовольственного магазина стремились пробиться два встречных потока людей. Это им как-то удавалось и уже привычно не вызывало ни у кого удивления. Я тоже протиснулся. Отдел, где продавали водку и табачные изделия, для удобства покупателей располагался прямо у двери. Я пристроился в конец очереди.

Все-таки удивительно, как изменилось у меня настроение. От гнетущей неизвестности и растерянности к какому-то освобождению. Обиды не было. Да и на кого обижаться? Осталась злость, но она уже проходила. Она и накатилась-то не от того, что мне снова не дали квартиру, а оттого лишь, что меня обхамили. Хамство это забыть было нельзя, но и основывать на его действии свою дальнейшую жизнь тоже не стоило. От всей этой истории оставалось только одно - Валентине будет стыдно, что она уже упаковала посуду, связала узлы, поторопилась, обрадовалась прежде, чем ей вручили подарок. А подарок-то и не дали вовсе. Так только, показали, а потом: это не для вас. И без извинений.

Из кармана пальто я достал тройку, смятый рубль и мелочь. Конечно, достаточно было и четвертинки водки, чтобы уснуть нормально, но продавали, как всегда, только поллитровки. Да бог с ней... Можно и ноль-пять. В таком состоянии, в каком я находился сейчас, опьянеть было невозможно. Да и не хотелось мне пьянеть, а только расслабиться. Сейчас бы только расслабиться и уснуть.