Станислав Лем - Проказы короля Балериона Страница 5

-- Мерзавец, где корабль, где сокровище, где головоломки?!

Однако больше он ничего не успел вымолвить, потому что Клапауциус, притаившийся за дверью, прыгнул на него, как взбесившийся козел, боднул его в лоб, и, прежде чем успел Балерион как следует расположиться в новом теле, Клапауциус-комендант во весь голос заорал, вызывая полицейских, и велел заковать короля, тут же в каземат отправить да стеречь хорошенько. Ополоумев от неожиданности, Балерион в новом теле понял, наконец как позорно его провели; уразумев, что все время имел дел с ловким Клапауциусом, а никакого чужеземца и не существовало, разразился он в темнице ужасающими ругательствами и угрозами, но тщетно -- не было уже у него аппарата,

Клапауциус же хоть временно и утратил свое хорошо знакомое тело, но зато получил обменник индивидуальности, чего и добивался. Так что облачился он побыстрее в парадный мундир и отправился прямиком в королевский дворец.

Король по-прежнему спал, однако же Клапауциус в качеств коменданта полиции заявил, что необходимо ему хоть на десять секунд повидать короля, поскольку речь идет о деле величайшего значения, об интересах государства, и всякого такого наговорил, что придворные перепугались и допустили его к спящему. Хорошо зная привычки и причуды Трурля, Клапауциус пощекотал ему пятку, Трурль подпрыгнул и немедленно пробудился, потому что щекотки боялся сверх меры. Он быстро пришел в себя и удивленно глядел на незнакомого исполина в полицейском мундире, но тот, склонившись, сунул голову под балдахин кровати и шепнул:

-- Трурль, это я, Клапауциус, мне пришлось пересесть в полицейского, иначе я не добрался бы до тебя, а к тому же у меня и аппарат при себе...

Рассказал ему тут Клапауциус о своей хитрой проделке, и Трурль, чрезвычайно обрадованный, немедля встал и заявил, что чувствует себя отменно. А когда обрядили его в пурпур, воссел он со скипетром и державой на троне, дабы отдать многочисленные приказания. Велел он попервоначалу, чтобы привезли ему из больницы его собственное тело с ногой, которую свихнул Балерион на портовой лестнице; когда же сделали это, наказал он лекарям придворным, дабы пострадавшего немедля величайшей заботой и опекой окружили. Посоветовавшись затем с комендантом полиции, сиречь Клапауциусом, решил действовать во имя восстановления всеобщего равновесия и подлинного порядка.

Нелегко это было совершить, ибо история безмерно запуталась. Однако же конструкторы не имели намерения вернуть все души в прежние их телесные оболочки. Ранее всего, со всевозможной быстротой следовало так поступить, дабы Трурль и телесно стал Трурлем, равно как Клапауциус -- Клапауциусом. Повелел поэтому Трурль привести пред лицо свое скованного Балериона в теле коллеги, прямо из полицейского каземата. Совершили тут же первую пересадку, Клапауциус снова стал собой, а королю в теле экс-коменданта полиции пришлось выслушать немало весьма для него неприятного, после чего отправился он опять в каземат, на этот раз -- королевский; официально же объявили, что впал он в немилость вследствие неспособности к решению ребусов.

Назавтра тело Трурля до такой степени уже выздоровело, что можно было отважиться на пересадку. Одна лишь проблема оставалась нерешенной. А именно -- неловко все же было покинуть эту страну, должным образом не уладив вопроса о престолонаследии. Ибо о том, чтобы извлечь Балериона из оболочки полицейской и снова на престол его усадить, конструкторы и думать не желали. Решили они поэтому рассказать обо всем тому честному матросу, который в теле Трурлевом обретался, взяв с него великую клятву, что сохранит он молчание. Увидев же, как много содержится разума в этой простой душе, сочли они его достойным властвовать, и после пересадки Трурль стал самим собой, матрос же -- королем.

Еще ранее повелел Трурль доставить во дворец большие часы с кукушкой, каковые заприметил Клапауциус в антикварном магазине, когда бродил по городу. И пересадили разум короля Балериона в тело кукушечье, а кукушкин разум -- в тело полицейского; тем самым восторжествовала справедливость, ибо королю с той поры пришлось добросовестно трудиться и аккуратным кукованьем, к которому принуждали его в соответствующее время уколы часовых шестеренок, должен он был весь остаток жизни, вися на стене тронного зала, искупать безрассудные свои забавы и покушение на здоровье конструкторов. Комендант же вернулся на свою прежнюю работу и отлично с ней справлялся, ибо кукушечьего разума оказалось для этого вполне достаточно.

Когда же это произошло, друзья, попрощавшись поскорее с венценосным матросом, взяли пожитки свои на постоялом дворе и, отряхнув с башмаков прах этого не слишком гостеприимного королевства, двинулись в обратный путь.

Присовокупить следует, что последним деянием Трурля в теле королевском было посещение дворцовой сокровищницы, откуда забрал он коронную драгоценность рода Кимберского, поскольку награда эта по справедливости ему полагалась как изобретателю неоценимого укрытия.