Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник) Страница 50

Вблизи система невидимости танка работала не столь эффективно, поэтому машину можно было рассмотреть во всей грозной красоте. Блинчикова поразили размеры – «паук» оказалась гораздо больше танка. Как такую махину удалось незаметно перебросить в Арктическую Зону, оставалось тайной Корпорации. В разобранном виде, по частям?

Ему показалось, что «паук» на мгновение замер, разглядывая приблизившихся людей, и сейчас запрос «свой – чужой» со снятых у мертвецов «ответчиков» не сработает, и… мокрого места от них не останется. Он даже ощутил этот взгляд, будто настоящий паук разглядывал будущую жертву, прикидывая, как лучше пеленать ее в паутину. Чемодан со спутниковой системой связи, захваченный в радио-рубке, казался особенно громоздким.

Таманский ничего не чувствовал, кроме холодной ярости к технологическому превосходству этой растреклятой Корпорации, превосходству, которое позволяет ей хозяйничать в Арктической Зоне так, как здесь когда-то хозяйничали английские, американские, голландские барыги, обменивая у доверчивых аборигенов дешевые побрякушки и огненную воду на драгоценные кость и меха. И вот история повторяется на новом витке. Только ничего эти бандиты обменивать не собираются, а просто приходят и берут, будто свое. И за такое… за такое… он готов голыми руками разорвать это восьминогое чудо танкостроения, вбить ему в глотку гранату, чтобы эти чертовы буркалы выскочили из чешуйчатой брони.

«А если эта тварь еще и мысли читает?» – вдруг пронзило его. Что, с них станется! Всемогущая Корпорация, для которой раз плюнуть залезть тебе в черепушку, и тогда никакой трофейный «свой – чужой» не поможет.

Когда «паук» выпустил паутину, Арехин смог уклониться от первого плевка, который с шелестом прошел рядом с плечом, но второй угодил точно в грудь. Словно на ринге прямым ударом пробили защиту. Таким, что на мучительные мгновения забываешь – как же дышать? Силишься вогнать в себя воздух, а легкие отказываются его принимать. И нужно сопротивляться. Напрячься так, чтобы паутина застыла по контуру напрягшегося тела. Затем она, конечно, вновь сожмется, пойдет на удушение, но это даст секунды для ножа. Старого доброго ножа с мономолекулярной кромкой.

Арехин рассчитал правильно.

Но не учел одного.

Адского холода.

Адского холода, который ускоряет кристаллизацию нитей.

Вытянуть нож он не успел.

Арехина перепиливали неимоверно тупой и ржавой пилой нерадивые пильщики дров. Если бы не гидроусиление костюма, ему бы уже сломало кости, но костюм еще держал, кое-как спасал.

Блинчиков чувствовал себя скверно. Его тошнило, голова кружилась, а жарко было так, что хотелось раздеться. Желательно догола. И вообще все вокруг от этой жары стало вязким и медленным. Даже Таманский с Арехиным. Таманский двигался как-то странно – выставив вперед левое плечо, смешно перебирая ногами, будто плясун, выделывающий па замысловатого танца. Если бы не вялость его движений, то Блинчиков бы решил, что старший лейтенант качает маятник, уворачиваясь от полупрозрачных нитей, которые тянутся к нему от «паука». Несколько таких нитей прилипли к капитану, обхватили поперек груди, но тело Арехина стало раздуваться, бугриться, так как под комбинезоном вырастали дополнительные мышцы. Нити тянулись и к Блинчикову, но вяло, словно через силу выполняя скучную работу.

Лейтенанту надоело уклоняться от белесых щупалец, поэтому он прыгнул, не очень веря, что прыжок получится, особенно сейчас, когда у него наверняка скоротечная форма гриппа, которой обычно болели новички в Арктической Зоне, чей организм не успевал адаптироваться к сумасшедшим изменениям погоды.

Таманский действительно качал маятник, не слишком надеясь, что чертова липкая дрянь его минует. Такой пользовались спецы Корпорации для обезвреживания шедших по их следам «волкодавов», и средств противодействия паутине еще не придумали. Разве что ножи с мономолекулярной нитью. А еще – расторопность. Все же скорость этой дряни далеко не такая, как у пули. Зато смертоносность – стропроцентная. Вот и приходилось выделывать такие коленца. Жить захочешь – не так раскорячишься. А в Пашу попали… А в стажера? Где этот чертов стажер?!

Когда Таманский увидел стажера на корпусе танка, он не поверил собственным глазам. Это все равно что оседлать косатку. Или белого медведя, который четырьмя лапами стоит на косатке, которая со всей безумной мощью несется по Северному морскому пути.

К счастью, Блинчиков не знал, что это невозможно. Но когда прыжок закинул его на броню «паука», он сразу понял, что надо делать. Это знание возникло в нем ниоткуда, всплыло из каких-то глубин, хотя вряд ли он мог помнить нечто подобное. Разве что в кино видел. В дурацком ура-патриотическом кино, которыми пичкают каждого призывника в учебке и по поводу содержания которых любил прохаживаться Таманский.

Лейтенант подскочил к еле заметному выступу люка, вцепился в него и дернул.

С таким же успехом можно дергать Эверест за вершину, пытаясь выдрать гору с корнями из земли. Но Блинчиков упрямо тянул, ощущая, как гидравлика силового костюма нагнетает жидкость, как вспухают в нужных местах бугры дополнительных мышц – не его, конечно же, но гидрокостюма, пытаясь выполнить неподъемный труд. Еще немного! Самую малость!

В ушах возник раздражающий писк предохранителей – предупреждение о предельных, а затем – запредельных нагрузках, и когда Блинчиков готов был сдаться, отпустить этот чертов Эверест, он вдруг увидел Арехина, оплетенного паутиной, которая глубоко врезалась в тело, почти скрылась в складках комбинезона. Черная жидкость фонтанировала из наплечных клапанов, сбрасывая давление – гидрокостюм капитана сдох, и нитям оставалось совсем немного, чтобы вспороть живое тело.

– А-а-а! – жутко и страшно заорал Блинчиков и рванул так, что ему показалось, будто руки вырываются из плечевых суставов.

Люк вдруг подался, смялся, словно был не из композитной брони, а из пластилина, и в то же мгновение сработал наплечный огнемет, плюнул в темноту внутренностей «паука» раскаленную струю, а затем еще одну и еще.

Арехин ощущал себя амебой, чей процесс деления внезапно прервали. Верх – отдельно, низ – отдельно, а между ними – тонкая, готовая порваться перемычка. Малейший рывок, и вместо одного Арехина будет два. Его держали под колени и куда-то тащили. Резко воняло сдохнувшей гидравликой. Ему показалось, что он ранен и все тело залито кровью, но сообразил, что это все та же дрянь, вытекшая из сдохшего гидрокостюма и в просторечии именуемая «дерьмом», поскольку никто не мог заучить, а тем более выговорить ее многомудрое научное название.