Александр Щеголев - Инъекция страха Страница 50

Андрей покорно позволил переместить себя из одного помещения в другое. Он не тащил на плечах груз тяжкого потрясения и даже простого удивления не испытывал, потому что все было правильно. Та самая случайность, о которой он мечтал, не имея смелости задать прямой вопрос, была закономерна. Мечты идиотов всегда сбываются. Случайности находят своих героев…

Лишь бы от Саши подальше — это главное.

На кухне грянул монолог. В форме такого же стонущего шепота, какой получался у папы, но с добавлением слез. Мать плакала стесненно и неумело, не замечая сырости на окаменевших щеках, она вообще не привыкла в этой жизни плакать. Потому что Андрей неправильно думает и плохо смотрит — ну, зачем опять так смотреть? Ничего подлого или грязного в прошлом не спрятано. Участковая врачиха на бабулином участке — хорошая женщина («Ты же знаешь…»). Конечно, знает. Врачиха с матерью были знакомы много лет. Откуда в доме берутся бесплатные рецепты на дорогие лекарства, как не от этой хорошей женщины? Или, например, раньше, когда в дефиците были не деньги, а лекарства, кто помогал бороться с дефицитом и одерживать победу за победой? То-то. Правда, отец, в свою очередь, безотказно возил ее на машине, если возникала такая просьба, а в годы профкомовского изобилия таскал ей на примерку разнообразные заграничные шмотки. Короче, когда участковая врачиха прибежала к матери (сразу после смерти бабули), заламывая руки, умоляя найти рецепт и никому ничего не говорить — особенно родному сыну покойной, — трудно было ей отказать. Мертвую все равно не оживишь, а живая еще пригодится. Зачем отправлять человека под суд? Небрежность — да; вопиющий непрофессионализм — да; но не преступление же! Непознанная закономерность, понимать надо… Да, именно мать и покупала бабуле сахаропонижающее средство, жаль только, что делала это, ни во что не вникая. «Ты же помнишь, какие у нас были отношения?..» Инструкцию, к сожалению, она не прочитала — только потом спохватилась, когда участковая запаниковала, — а бабуля, как видно, сама не разобралась в дозировке и в этих циферках: «Манинил-1», «Манинил-5»… Мать весь дом перерыла, однако рецепт так и не нашла. Вынуждена была сказать врачихе, что рецепт выброшен, можно не волноваться, и стала с тех пор лучшей ее подругой. В самом деле, где же пряталась проклятая бумажка?

Сын не ответил. Ответ не придумывался, мысли остались в большой комнате.

— Оставь рецепт себе, — сказал он раздраженно.

Ему было плевать. Мать не виновата, просто она покрывала истинного виновника — плевать! Ошибка, недоразумение — растереть и забыть. Да уж, врачиха не промахнулась, попросив о пощаде не кого-нибудь, а невестку умершей пациентки. «Ты помнишь, какие у нас с бабулей были отношения…» Об этих «отношениях» знали все, кто не поленился хоть раз поговорить со Светланой Антоновной на отвлеченные темы…

— Андрюха, я ухожу! — донесся из глубины квартиры сиплый бас.

Перерыв кончился. Страшный сон жаждал получить обратно свой центральный персонаж. Надо возвращаться.

— Пойди к нему, скажи, что я в туалете! — рваным шепотом попросил Андрей.

Он не мог. Не мог, и все тут.

Мать молча утерлась кухонным полотенцем, прощально глянула покрасневшими глазами и отправилась навстречу прозвучавшему зову.

Человек заметался. Забегал по кухне: что делать, что делать? Безумие выползало из углов, как клубы подкрашенного тумана из театральных дымогенераторов, заполняя пространство сцены дурманящим облаком. В руке человека появился устрашающего размера кухонный нож, но этого показалось мало, и тогда со стены был сорван топорик для мяса, входящий в состав кухонного набора. Безумец подкрался к тому месту, где коридорчик загибался, и замер, прислушиваясь. «Что это у тебя? — с искренним изумлением спрашивала мать. — Ты что, это с собой носишь? У вас разрешается?» Очевидно, речь шла о пистолете. Саша до сих пор не убрал оружие, хотя готовился уходить! Неуверенно перекладывал его из руки на тумбочку, с тумбочки — в другую руку, клал в карман и снова доставал — подобная картина очень живо представилась замершему в ожидании человеку. «Ну, теперь все…» — бормотал Саша, шурша своей одеждой, стуча по полу зимней обувью. Многократно повторенная за вечер фраза ясно указывала на то, что решение принято. Решение принято, а решиться гость никак не мог — стоял, разговаривая с пожилой женщиной. «Может, останешься? — предлагала она. — Чаю попьешь?» «Не могу, — отвечал он, — не имею права». «Хочешь, переночуй у нас? Куда ты в таком состоянии?!» «Вы не понимаете, о чем говорите…»

Мама, мама, до чего же бесхитростная, простодушная женщина! В самом деле ничего не понимала, была искренней, настоящей, и не это ли останавливало страшного гостя, отодвигало концовку визита? «Оставайся, я же вижу, что тебе не хочется уходить». «Ох, знали бы вы, знали бы…» «Ну, что ты, Сашенька, что ты?» Похоже, гость прослезился. Он тоже не мог. ПОЧЕМУ ОН НЕ УХОДИТ!!! «Мне не чай нужен, зачем мне ваш чай…» «Допьешь свое, сколько у тебя там в бутылке? Посидишь, отдохнешь, расслабишься…» «Не имею права…» «Убери, это же не игрушка! Он, наверное, заряжен?» «Вы удивительная женщина, как моя мама. Только ради вас, понимаете, только ради вас…»

Человек бесшумно впрыгнул в туалет и закрылся. Топорик для мяса и кухонный нож — против пистолета системы Макарова. Что делать? Где выход? Сейчас хлопнет выстрел, затем неспешные шаги приблизятся в хлипкой картонной двери. Веселый голос скажет: «Извини, что так получилось», — и туалет вдруг станет огромным, как ночное небо. Затем палач войдет в комнату к проснувшимся женщине с ребенком. «Тебя зовут Алиса? Смотри, какой смешной фокус: твоя мама кричит, машет руками, а я сделал „пук“, и она опять заснула. Теперь другой фокус — вот ты есть, а сейчас тебя не будет…»

Андрей летал. Ощущение полета вытеснило все прочее, даже желание проснуться. Пропеллером служила окружавшая его нехитрая обстановка: потолок, стены, лестница-стремянка, унитаз, детский горшок. Однако эфирная легкость тела не давала свободы, потому что надо было немедленно что-то делать. Прижать стремянкой дверь? Нет, сидеть в туалете глупо, здесь негде спрятаться, если кто-нибудь захочет сквозь дверь пострелять. Куда лететь? Андрей приоткрыл дверь и высунул голову. «Запишите… — колыхался Сашин бас. — Бумажка есть? Лучше дайте я сам запишу…»

Еще не ушел!

Безумие мгновенно переместилось в ванную комнату — пока никто не видит и не слышит. «Сейчас из прихожей раздастся выстрел, — сходил с ума Андрей, лихорадочно осматривая свое новое убежище. — Затем — шаги». Если залезть в ванну, то пули пройдут мимо, сколько сквозь дверь ни пали. А если встать на края ванны ногами, упираясь спиной в кафель, то можно прыгнуть на любого, кто посмеет ворваться сюда. Нож и топорик в двух руках — это много, надо выбрать что-то одно. Топориком бьют, ножом режут. Что менее страшно? Вопрос из разряда вечных, ибо воображение — зверь капризный, дрессировке не поддается. Кто-то теряет самообладание, например, от одного упоминания о попавшей в голову пуле — в глаз, в ухо, сверху вниз в темя, снизу вверх в подбородок. Кто-то не способен представить, как кухонный нож входит в мышцы или режет сухожилия… «Не может быть, — думал опустившийся на кафельный пол человек. — Представить — значит пережить. Скорей бы утро…»