Максим Курочкин - Аниськин и шантажист Страница 51

Глава 13

Лед и пламень

– Здраствуйте, ягодки!

Мужчина был белозуб, ясноглаз и высок. Просто картинка, а не мужчина. Портила его только угрюмая тюремная роба, да такого же колору нелепая шапочка на голове.

– Ой, Гришанька пришел, – пропела одна из «ягодок», – а мы и не ждали. Теста сегодня не ставили. Побегу на кухню, стребую, чтоб хоть блинков в сметане по-скорому накидали.

– Ой, торопись, Марковна, а то я ненадолго. На полтора часа только и отпустили. Коле основания для корзин выточил, лаком покрыл, принес. Пусть работает.

– А сам обещался дать мне в «лото» отыграться, – надулась было Марковна.

– Отыграешься, красавица, отыграешься. Не в обиду другим – два раза с тобой сыграю. Только в следующий раз.

– И не знаем, как благодарить-то тебя, – заторопилась другая «ягодка», – рази Коленька наш сам осилил бы столько донышков наточать? Плетет-то он ладно, а вот донышки никак делать не умеет.

– А зачем ему уметь, когда я у вас есть? Пока я жив, носить буду.

– А выпустют тебя, тогда как?

– До чего вы все, дамы, эгоистичны! – по-хорошему расхохотался Гришанька, – нет, чтобы свечку поставить, чтобы меня поскорее «на свободу с чистой совестью», они переживают. А может, я женюсь на одной из вас, что помоложе, да повеселее, и тут останусь? Ну-ка, стройтесь в ряд, буду жену выбирать.

Старушки смущенно захихикали в лепестки платочков, будто и впрямь этот ласковый зрелый мужик может положить глаз на одну из них. И только одна, самая бойкая, нашлась:

– А ты, Гришанька, не выбирай, ты всех скопом бери. Каждая поодиночке мы, может, ни на что не годные, а вместе с любым парнем сдюжим.

– Это что, вы гарем мне предлагаете открыть?

– Гарем, гарем. А чего это?

Гришанька поманил к себе старушек, оглянулся и зашептал им что-то быстрым плутоватым шепотом. Бабушки сначала остолбенели, а потом единодушно охнули и посыпались в разные стороны.

– Куда вы? – кричал Гришанька, – сами же просились! Где заведующая-то? Мне ж отметиться надо, что до вас дошел и донышки для корзин десять штук донес.

– Я вас провожу, – тихо предложил неожиданно возникший за его спиной Бес.

Кирилл оправдал ожидания брата. Он сумел обойти практически всех но-пасаранцев из бывших, сумел ввести их в заблуждение, и впасть им в доверие. Правда, никто из них не мог запомнить его имени, и почти все звали не Кирилл Дмитриевич, а Константин Дмитриевич. Но Кирилл списывал это на то, что в деревне давно перестали называть детей старыми русскими именами и перешли на более простые, незатейливые: Костя, Коля, Толя. Вот и сбиваются.

Справедливости ради сказать, был еще один момент, который вводил его в недоумение. Когда он представлялся представителем общества «Чистая совесть» и излагал цель своего визита, хозяева часто кивали, совершенно не интересовались, что это за общество и чем занимается. И вообще вели себя поначалу скованно и напряженно. Поначалу, так как вскоре обаяние Кирилла брало верх и бывшие преступники вкупе с членами их семей расслаблялись и развязывали языки.

Были и потери. Покидая дом последнего экс-уголовника, Кирилл увидел уже знакомую ему Митропию. Малышка интимно поманила его пальцем, юноша шагнул было ей навстречу, но вовремя остановился. В памяти его еще жило воспоминание о жевательной резинке, приютившейся в его локонах.

– Чего тебе, девочка? – со всей строгостью, на какую он только был способен, спросил Кирилл.

– Кое-что покажу. За так.

Кирилл уже понял, что Митропия представляет из себя не совсем обычную копию своей матушки: размеры ее были приуменьшены, а отрицательные черты доведены до совершенства, если так можно было сказать про отрицательные черты. То, что эта барышня предлагала что-то «за так», могло означать одно: Кирилла ожидает нечто настолько неприятное, что он пожалеет, что выбрал путь борца с нарушителями правопорядка, а не торговца черешней. А с другой стороны…

Виктор Августинович учил, что тот милиционер, который протянет руку помощи преступнику, уже готовому сорваться в пропасть разврата и бесчинства, может считать, что уже выполнил свое предназначение на этой земле. Считать, конечно, условно, так как сколько же надо обучить, подготовить, воспитать и экипировать милиционеров, чтобы их хватило на всех готовых сорваться в пропасть бесчинства преступников?

Кто знает? А вдруг в душе этого крошечного представителя темных сил в данный момент зреет перелом в пользу сил добра, и она действительно хочет помочь? А он, Кирилл Комаров, может проморгать этот момент.

Кирилл вздохнул и протянул руку девочке. В конце концов, он будет крайне осторожен. Он будет тщательно следить за каждым ее движением и взглядом. У него разряд по самбо.

Девочка смерила его холодным взглядом и руки не приняла.

– Маменька не разрешает мне с чужими мужиками за ручку ходить. У вас у всех одно на уме.

На уме у Кирилла было уберечь свою жизнь от козней Митропии, но спорить с ней он не стал. Пусть лучше считает, что у него «одно» на уме, чем догадывается, что он ее боится. По дороге юноша пытался разговорить ребенка. Неудобно и неприятно как-то идти молча. Митропия на провокации не поддавалась и угрюмо молчала. Скоро они вышли к заднему двору школы.

Летом здесь, вероятнее всего, было огромное футбольное поле, или что-то вроде того, а сейчас все пространство было занесено ровным слоем слегка подтаявшего снега.

– Здесь, – сверкнула глазками Митропия, – уже немного терпеть осталось. Сейчас я вам покажу.

– И чего же это вы, сударыня, показывать мне собрались? «Секретик» в сугроб зарыли? Или снежную бабу слепили?

Несмотря на все старания, голос Кирилла звучал не иронично, а почти просительно. Неуютно ему было в обществе этого трудного ребенка.

– Я сейчас пойду вперед, а ты ступай за мной след-в-след и не отставай, – прочти ласково потребовала Митропия.

Она разбежалась и с визгом Зены-Королевы Воинов ухнула в податливый сугроб.

– Нет, так не пойдет, видишь, как тут глубоко? – немного поторчав в снегу решила она, – лучше ты иди вперед и протаптывай мне путь, а след-в-след пойду я.

Кириллу показался странным тот факт, что девочка будто преднамеренно утонула в снегу, но предпочел пока играть по ее правилам. Показывать свой страх и недоверие слишком рано: Митропия поймет, что он ей не доверяет и насторожится.

– Чуть левее… чуть правее… на кочечку равняйся, на кочечку, – понукала Митропия юношу.

Кирилл шел ровно на кочечку. И вот, когда заветная кочка была уже совсем близка, ноги его провалились не по-колено, как обычно, а гораздо глубже. Пару секунд Кирилл соображал, что произошло. Провалился он примерно по пояс – это плохо, но не страшно. Снег – не зыбучие пески, из его объятий можно выбраться. Страшно было то, что в сапоги и под джинсы медленно, но верно подтекала ледяная жижа.