Кейт Лаумер - Берег динозавров Страница 51

Я пробудился и долго лежал в темноте, не двигаясь и пытаясь собрать воедино обрывки увиденного странного сна. Меня все еще тревожили остатки горьких эмоций. Но были дела и поважнее, чем сны. Какое-то время я никак не мог припомнить, что же собирался сделать, а потом как-то внезапно сообразил. Я лег на трансформ-ложе, но трансфокация не сработала.

Я с усилием попытался еще раз припомнить, что же произошло, но безрезультатно. Возможно, мой мозг просто не приспособлен к восприятию валлонской матрицы памяти. Еще одна идейка не сработала. Ну что ж, по крайней мере я отдохнул. Пора действовать. Во-первых, убедиться, что Оммодурад по-прежнему спит. Я попытался сесть.

Ничего не произошло.

Я замер, пытаясь сосредоточиться.

Я попробовал пошевелиться, но не смог двинуть мускулом. Парализован? Связан? Или по-прежнему сплю?

Я боялся делать новую попытку. Положим, я приложу все усилия, но у меня ничего не получится, что тогда? Лучше лежать и думать, будто произошла какая-то ошибка. Может, еще раз заснуть? Нет, это было бы просто смехотворно. Мне всего-навсего надо сесть. Я…

Ничего не получилось. Я лежал в кромешной темноте и пытался двинуть рукой, повернуть голову. Но, похоже, у меня нет ни рук, ни ног, ни самого тела, а только бодрствующий в пустоте мозг. Я попробовал ощутить сковывающие меня веревки — их не было. Ни веревок, ни рук, ни тела. Вот так новость: один мозг в темноте!

А потом внезапно прихлынуло какое-то ощущение, но не тела, а скорее смутное представление о контурах тела. И вот тут-то я сообразил, что же произошло на самом деле. Я открыл свой мозг чужой памяти, чужой ум взял власть над моими ощущениями и загнал мое собственное сознание в темный угол. Я оказался несчастным узником в своей собственной голове.

Целую вечность я пребывал в полной растерянности, замурованный так, как меня не замуровали бы никакие стены Бар-Пандерона. Неосязаемыми пальцами воображения я принялся раздирать вокруг себя несуществующие, но такие реальные стены, пытаясь найти хоть какой-нибудь путь наружу, и ничего не находил.

И тогда наконец я взял себя в руки.

Мне требовалось проанализировать свои ощущения, отыскать каналы, по которым передаются нервные импульсы, и проникнуть в них.

Я сделал попытку. Иллюзорное представление собственного «я» осторожно потянулось. Вот бесконечное количество слоев нервных клеток, а тут бурные потоки кровяных телец, там натянутые кабели взаимосвязей, а здесь…

Барьер! Неприступная, гигантская стена. Мои ощущения вихрем промчались по ней и вернулись обратно, так и не найдя ни малейшей трещины. Барьер скрывал холодного, равнодушного, чужеродного завоевателя, укравшего мое тело.

Я сжался в комок. Надо определить место для атаки и обрушиться всей силой сохранившегося самосознания, пока я еще хоть как-то могу мыслить и пока абстракция, именуемая Легионом, не исчезла навечно.

Я взвесил свои возможности и почти сразу же сделал открытие. На мгновение от неожиданности я даже отпрянул — чужая конфигурация информационного узора. Но потом я вспомнил.

…Я находился в воде, захлебывался, терял силы, а где-то на берегу поджидал десантник с карабином наготове. И вдруг, точно ниоткуда, возник поток мощной информации, который подхватил меня и понес, как бурное течение реки, дав возможность выплыть в полумиле от берега.

…И еще: я вишу на карнизе небоскреба и где-то в уголке мозга звучит равнодушный, презрительный голос.

А я все забыл. Это чудо было отвергнуто моим рациональным умом. Но теперь-то я понимал, что это было знание, которое я воспринял там, в башне моего дома на острове, перед тем как бежать от схватки двух армий. Это была информация, позволяющая выжить, известная всем валлонцам прежнего мира. И все это лежало здесь похороненное — секреты сверхчеловеческой мощи и выносливости, отторгнутые бестолковым инстинктом.

Но теперь-то оставалось только мое «я», очищенное от груды всяких комплексов, освобожденное от подсознательных рефлексов. Теперь, без всех этих побочных наслоений, передо мной предстала картина тех зон мозга, где зарождаются сны, гнездятся первобытные страхи, струятся импульсы всеохватывающих эмоций. Но только с той разницей, что теперь мое сознание имело над всем этим устойчивый контроль.

Не колеблясь, я воспользовался знаниями валлонской цивилизации, сделав их своими. Я снова приблизился к барьеру, распределился вдоль него, стал пробовать его на прочность.

«…отвратительный дикарь…»

Эта мысль прогремела с силой урагана. Я отпрянул, но потом вновь возобновил атаку, теперь уже наверняка зная, что делать…

Я искал и нашел наконец слабину нейронных связей, зарылся в нее…

«…невыносимо… окраинное… стереть…»

Я тут же перешел в наступление, проскользнул сквозь защиту и захватил оптический нерв. Чужак обрушился на меня, но опоздал. Я прочно удерживал позиции. Атака захлебнулась, и он отступил. Я осторожно подстроился к восприятию импульсов, бегущих по нерву. Вспышки, мигание, я фокусируюсь…

…И вдруг я вижу, вижу! На мгновение я едва не потерял самообладание, но удержался и теперь смотрел через глаз, отвоеванный у узурпатора.

И снова чуть было не потерял душевное равновесие.

Комнату Оммодурада заливал яркий дневной свет. В поле зрения попадались все новые и новые предметы по мере продвижения тела. Это мое тело расхаживало по воле завоевателя. Промелькнула пустая софа. Оммодурада не было.

Я ощутил, как все левое полушарие, дезориентированное потерей глаза, ослабило защиту, слегка отступил со своего оптического плацдарма, наложил временный травмоблок на нерв, чтобы чужак не успел захватить мою позицию, и сконцентрировал свои силы на атаке слухового нерва. В одно мгновение мой глаз скоординировался под впечатлением слухового импульса, и я ясно расслышал, как захватчик выругался моим голосом.

Мое тело стояло возле голой стены, приложив к ней руку. Небольшое открытое углубление в стене было пусто.

Тело повернулось, открыло дверь и вышло в коридор, погруженный в фиолетовый полумрак. Взгляд контролируемого мной глаза перебежал с лица одного охранника на другого. Их глаза изумленно расширились, они машинально потянулись за дубинками.

— Вы отваживаетесь преграждать дорогу самому владыке Аммерлину? — рубанул по ним мой собственный голос. — В сторону, если дорожите своими жизнями!

Мое тело прошло мимо них, миновало огромную арку, спустилось по мраморной лестнице, пересекло зал, который я уже видел во время своей ночной вылазки, и оказалось в тронном зале из оникса с золотым символом Двумирья.