Артем Каменистый - Рай беспощадный Страница 52

Содрогнувшись, Макс кивнул.

– Складывается впечатление, что у молодых трясучка кратковременно включает на максимум иммунитет, но у старших этот процесс необратим – она снимает абсолютно все барьеры, интенсифицирует все системы, полностью отключает часть высших функций головного мозга, усиливая или изменяя остальные. А еще гипертрофирует мышечную ткань, связки и прочее, модифицирует челюстной аппарат и роговую ткань ногтей, превращая человека в опасного дикого зверя. Все это, конечно, лишь мои домыслы, но почти уверен – правды в них хватает. Ведь при таком образе жизни мы на удивление редко болеем. Лишь старшие страдают от простуд, но это из-за их пристрастия к холоду штаба. Даже при таких температурных контрастах серьезное с ними случается нечасто. Будь дело на Земле, их бы пневмония косила. У нас ведь ни лекарств, ни врачей, питание скверное, витаминов не хватает, среда чуждая, постоянные стрессы. Но при всех этих негативных факторах болезни всерьез не беспокоят. И раны зарастают быстро, редко воспаляясь. Я, конечно, в медицине почти профан и, возможно, где-то чушь несу, но что-то во всем этом есть…

– Вы думаете, что тот, кто запустил светляки, знал о наших слабостях и позаботился о защите? – догадался Макс.

– Я не думаю: так оно и есть. Никогда не поверю в естественность трясучки – слишком необычные у нее последствия. Жаль только, что у нее такие неприятные побочные эффекты. Хотя, возможно, эти «неизвестные некто» так и задумывали – сохранить разум лишь молодым. Зачем? Этого я не знаю… Жаль… очень жаль… Со старшим поколением могло быть гораздо проще – мы бы не гнили в этой дыре.

– Вы о чем? – не удержалась Дина.

В этот момент показалась девушка с четырьмя чашами на подносе из огромной плоской ракушки, и Эн ответил не сразу – лишь после первого глотка:

– Два месяца назад одна из наших экспедиций дошла до края рифа.

– И что там? – синхронно подскочили Макс с Диной.

Эн, дразня их любопытство, сделал второй, невыносимо длинный и неспешный глоток, медленно произнес:

– Там океан. Море до горизонта. Прибой, разбивающийся о рифы.

Макс разочарованно вздохнул:

– Толку нам от этого…

– Ну не скажите. Максим, мы теперь знаем, что не весь этот мир покрыт рифами. Есть конец у царства кораллов. Отсюда один шаг до оптимистичного предположения – помимо рифов и океана может оказаться что-нибудь еще.

– Материк?

Эн кивнул и задумчиво протянул:

– Иногда ветер успокаивается. Редко такое бывает, но я уже не раз наблюдал. И совсем уж нечасто при этом появляются миражи. Однажды я видел высокий берег, скалы, узкую ленту реки, пышные заросли на ее берегах.

– Может, это был Большой остров?

Покачав головой, Эн опять припал к чаше, после чего ответил:

– Нет, Максим, на Большом острове никто не видел ни рек, ни высоких берегов и скал. Он, конечно, почти не исследован, но похож на наш остров во всем, только больше гораздо. Такой же плоский.

– Там холмы есть, – произнесла Дина.

– Ты там бывала? – оживился Эн.

– Да. Ходила с экспедицией. До холмов мы не доходили – страшно так далеко забираться, – но видела их.

– У вас и девочек туда посылали? Некрасиво это: слишком опасное место.

– Я там семена собирала – легкая работа.

– Что за семена?

– Корень. Съедобный корень. Мы у себя, в Липе, много чего выращивать пытались.

– У вас там почва плодородная есть?

– Нет. Почти нет. Мы компост делали из листьев, водорослей и отбросов, смешивали с песком, поливали. Все огороды на нем.

– Корни хоть вкусные?

Дина пожала плечами:

– Ну так себе – для разнообразия сойдет.

– У нас диета из морепродуктов, а это плохо. Овощи нам не помешают… Ты запомнила место, где семена собирала? Сможешь найти?

Дина кивнула.

Опять припав к чашке, Эн ненадолго призадумался, а затем вынес вердикт:

– Придется тебе идти с ребятами. Не принято у нас девочек туда посылать, но семена очень нужны. Сможешь? Дорога трудная, а ты не отдохнула толком.

– Смогу. Я не устала. Жажда просто замучила.

– От жажды вы там не умрете. Воды много возьмете, да и носильщики на полпути запас оставят. На острове лучше не пить ничего. Хотя там и есть озера, но вода наверняка стоячая, микробов в ней много, а иммунитет у вас не абсолютный. Травятся детишки часто, да и болячки не такая уж редкость, как я наговорил.

– А Бизон не будет против?

– Не будет. Анатолий не настолько глуп, как вы, липовцы, думаете: он прекрасно понимает, что огороды нам пригодятся. Даже без угрозы от диксов и готов послал бы экспедицию за этими семенами. Ты расскажи мне про их нападение подробнее – меня очень беспокоят изменения.

– Какие изменения?

– Изменения диксов. Вы никогда не задумывались, почему диксы вообще позволили нам жить?

– Вы о чем? – не понял Макс.

– Вот посчитай сам: допустим, сюда забросило десять человек. Из них больше половины на второй день превращаются в кровожадных тварей. Оставшиеся слабы в силу возраста и мизерного жизненного опыта. Почему они выжили? Причем массово? Ведь не только мы – десятки, а может, сотни поселений возникли, что невозможно при такой статистике. Тем более что первые люди, сюда попавшие, были растеряны – их некому было встречать, учить местным азам выживания. Они не знали, где взять воду, что можно есть, а что нельзя, как защищаться от солнца. И у них не было никакой защиты против диксов. Однако они выжили. Странно это, но только на первый взгляд. Я однажды проделал опыт – попросил не убивать дикса сразу. Наблюдал за ним. Он в яме шесть дней просидел – жалкое слабое существо, пугающееся даже слабых отблесков солнечного света, с трудом передвигающееся. Лишь руки ненормально сильные, но при такой координации движений он опасен только для того, кто не сможет быстро уйти. Даже бежать не потребуется. Такое впечатление, что трясучка, уничтожив его разум, повредила не только мозг – почти полностью вывела из строя вестибулярный аппарат и местами вызвала мышечную атрофию. А еще парализовала частично. Однако уже на пятый день он начал двигаться заметно проворнее, хотя, конечно, очень неуклюже. На шестой изменения стали еще заметнее – он сумел допрыгнуть до решетки, и пришлось его скинуть вниз ударами палок.

– А дальше что с ним было? – заинтересовался Макс.

– Да ничего хорошего. Вечером того же дня прилетел очередной новичок, и дикса пришлось убить: яма у нас одна, и подсаживать к нему нормального человека – не слишком хорошая идея. И так повезло – обычно пополнения случаются чаще. Этого короткого опыта хватило, чтобы понять: диксы в первые дни практически неопасны. Думаю, смертность среди них в этот период очень высокая, иначе они бы давно заполонили все рифы. Возможно, недомогание у них проходит спустя недели или даже месяцы, но дальше процесс не прекращается – они становятся все сильнее, проворнее, выносливее, умнее. Не я один заметил, что в стычках наиболее опасны старые диксы, не опасающиеся солнечных лучей, оставшиеся без одежды, загорелые до угольной черноты, с грубой кожей на подошвах, длинными нечесаными волосами. С ними очень трудно справиться. А с теми, на которых сохранилась одежда, кожа не загрубела и вид не столь запущен, совладать гораздо проще. Раньше я не слышал, чтобы они действовали сообща, – только в одиночку. Сейчас начали появляться группы, шастающие по рифам сообща, а теперь вот на Липу целая толпа напала. Твари изменяются. Опасно изменяются. Если они начнут действовать коллективно, то нам очень туго придется. Никто ведь не знает, сколько их здесь: рифы чуть ли небесконечны и убежищ среди них не счесть. Время идет, старые диксы эволюционируют – мы не знаем, к чему приведет этот процесс. Пока что ничего хорошего не вижу.