Роберт Ши - Монах - последний зиндзя Страница 52

Сензо Тотоми опустил глаза:

- Мой господин, есть ещё кое-что, кроме завещания. Отец просил вас принять меня, как своего вассала, на его место.

Юкио положил руку на плечо молодого человека.

- Это великий дар, который ты и твой отец приносите мне, но если я приму тебя на свою службу теперь, я подвергну тебя смертельной опасности, и я не поступлю так с сыном своего старого друга. Придет день, когда я смогу принять твою клятву верности. Но теперь будь терпелив, Тотоми-сан; надеюсь увидеть тебя снова на похоронах твоего отца.

В ту ночь Дзебу и Юкио сидели за беседой до наступления часа Крысы. Юкио постигла печаль. Казалось, он не способен принимать решения или что-то планировать, хотя и согласился с Дзебу в оценке ситуации. С точки зрения Дзебу, Хидейори решил, что он больше не нуждается в Юкио, и боится, как бы Юкио не встал во главе всех тех, кто сопротивляется новому военному правительству. У Юкио было только два пути: он должен был или скрыться, или делать то, чего Хидейори ждал от него, - поднимать мятеж против сегуна. Если он попытается скрыться Хидейори безусловно выследит его и постарается убить. Единственным выходом для Юкио было вновь сражаться, пока у него было много сторонников, желающих присоединиться к нему.

Юкио грустно улыбнулся:

- Ты забыл годы крови, огня и голода? Ты хочешь, чтобы я вверг страну в другую войну для того, чтобы спасти собственную жизнь?

У Дзебу не было ответа. Он желал, чтобы Тайтаро был вместе с ними, он ответил бы им. Его рука скользнула за пазуху, и он нащупал Камень Жизни и Смерти.

- Если я должен бежать, - сказал Юкио, - я могу идти на север, к Осю, где находятся мои жена и дети, где старый союзник моего отца, Хидехира, сможет защитить меня от ненависти брата.

- Ты единственный человек в Стране Восходящего Солнца достаточно сильный, чтобы восстать против Хидейори, - сказал Дзебу. - Если ты убежишь от него, сомневаюсь, что кто-нибудь сможет защищать тебя долго.

- Я не хочу схватки со своим братом, пока не сделаю попытки убедить его, что я предан ему и что ему незачем бояться меня. Я должен это сделать из-за нашего общего отца и нашей семьи.

Дзебу показалось, будто он видит лицо Юкио в первый раз. Исхудавшее и обострившееся, это могло быть лицо святого монаха-буддиста или зиндзя, лицо, проникнутое сознанием страдания и временности всего. Он не был похож на человека, который поведет воинов в бой. "Остатки славы Такаши сводятся к нескольким тёмно-красным ленточкам, уносимым в море, - подумал Дзебу, - и теперь слава Муратомо и Юкио умирает у меня на глазах".

Из письма Муратомо-но Юкио к Муратомо-но Хидейори:

"...Всю свою жизнь я желал только одного - быть со своей семьёй. Наш отец был отнят у нас, когда я был ребенком, и с того дня по сегодняшний мой разум не может смириться с этим. Я вырос сиротой, и теперь я прошу тебя, старший брат, стать мне отцом. Проливая кровавые слёзы, я прошу тебя отвести свой гнев от меня. Я не хочу ничего для себя. Мои победы были твоими победами. Если мой успех в войне привел к тому, что ты ненавидишь меня, я желаю умереть на поле битвы. Я дрался только по одной причине - я пытался смыть позор поражения и скорбь, которую выстрадал наш отец, Я принял звание командира и другие почести, потому что я думал, что они принесут славу Муратомо. Ты преемник нашего отца на земле, и я живу только для того, чтобы служить тебе. Все, что я сделал, я кладу к твоим ногам. Дозволь мне прийти к тебе и доказать свою невиновность, глядя тебе в глаза. Не отталкивай меня, ибо если ты сделаешь это, к кому мне податься на этой земле?"

Второй месяц, двенадцатый день,

Год Овцы.

Через месяц после того, как Юкио послал брату письмо, Дзебу развернул свой футон и лёг спать, как обычно, прямо перед опочивальней Юкио. Вскоре он услышал жалобный звук флейты Юкио, сопровождающей очаровательный женский голос, взлетающий в песне. Певицей была молодая женщина, которую звали Шисуми, Юкио взял её в любовницы по возвращении в столицу после битвы при Симоносеки. Кроме того, что у неё был прекрасный голос, она считалась лучшей танцовщицей в стране. Дзебу зажёг лампу и сел, скрестив ноги, на свою циновку, вертя в пальцах Камень Жизни и Смерти, в то время как печальная музыка доносилась до его ушей. То, что мужчина и женщина могли выразить боль человеческого существования в искусстве и воплотить его в поэзии, музыке, а также в танце, делало жизнь сносной. Вчера была ночь полнолуния, красота которого очаровывает поэтов и отшельников. Дзебу лёг и задремал, но сон его был неглубок. Он не мог забыть, что Танико лежала в его объятиях первый раз во время полнолуния.

Дзебу вдруг разбудил звук осторожных шагов в соседней комнате. Мгновенно он оживил в своих воспоминаниях ту ночь около тридцати лет назад, когда был разбужен оттого, что Танико мягко пошевелила ногой. Затем он вернулся в настоящее. Всегда, когда он бывал неожиданно разбужен, он лежал неподвижно. Для слуха зиндзя или любого хорошо подготовленного убийцы звуки, которые издает спящий человек, и звуки, которые издает человек, притворяющийся спящим, различны. Дзебу знал, как имитировать такие звуки. Он шевелился время от времени, как это делает спящий, и осторожно вслушивался в движение в соседней опочивальне. Там были двое, а может, и трое. Они избегали сигнальных половиц, которые находились во всех комнатах и громко скрипели, когда на них наступали, - значит, им помогал кто-то из домочадцев Юкио.

Дзебу слышал, как отодвинули ширму. Очевидно, непрошеные гости не были достаточно подготовлены, чтобы приблизиться неслышно. Самураи из охраны Юкио могли ничего не услышать, но для зиндзя это было подобно тому, будто через дом вели вола. Очевидно, враги знали, что Дзебу находится возле комнаты Юкио. Теперь они видели его и должны были постараться убить его. Не успев об этом подумать, Дзебу различил шорох стрелы, вытягиваемой из колчана, и скрип натягиваемого лука. Когда он услышал, как стрелок вздыхает перед тем, как выпустить тетиву, он перекатился в сторону. Стрела воткнулась в футон. Дзебу прокричал тревогу и прыгнул вперед, схватив свою нагинату. Стрелок все еще держал лук в вытянутой руке, когда Дзебу вогнал свои закостеневшие пальцы в его дыхательное горло, разрывая его.

- Ложная тревога! Ложная тревога! - закричал человек, стоявший за падающим стрелком. По этому сигналу еще несколько темных фигур столпились в комнате. Дзебу махнул нагинатой между двумя атакующими. Теперь появился свет. Молодая танцовщица Шисуми стояла в белом шелковом кимоно, как статуя богини, спокойно подняв вверх факел, в то время как ее любовник Юкио ринулся в драку, размахивая своим длинным мечом, обнаженный, поскольку не заботился о том, что вражеское лезвие может ударить в его незащищенное тело. Дзебу рассмотрел нападавший отряд, ища вожака. Было важно оставить хотя бы одного из несостоявшихся убийц в живых, чтобы выяснить, кто их подослал к Юкио. Все нападавшие были уличными оборванцами из Хэйан Кё, за исключением одного, который носил чёрные доспехи, а голова у него была острижена как у буддистского монаха. Как только охрана Юкио ворвалась в комнату и кровь забрызгала пол и запятнала стены, Дзебу набросился на монаха-воина и ударил его концом нагинаты так, что тот лишился чувств.