Фрэнк Герберт - Дети Дюны Страница 53

— Пусть первое суждение вынесет леди Джессика, в честь ее возвращения к нам.

— Спасибо тебе, дочь, — отозвалась Джессика, подчеркивая для всех, кто слышит, семейное старшинство. «Дочь!» Значит, этот Тагир Мохандис часть ее плана. Или он просто невинный простак? Вынести сужение — открыть путь к нападению на себя, поняла Джессика. Вполне в духе Алии.

— Ты хорошо играешь на своем инструменте? — спросила Джессика, указывая на девятиструнный бализет на плече трубадура.

— Не хуже самого великого Гурни Хэллека! — Тагир Мохандис заговорил так громко, чтобы его услышали все в Зале, и его слова вызвали заинтересованное шевеление среди присутствующих.

— Ты ходатайствуешь о деньгах на проезд, — сказала Джессика. — Куда ты отправишься на эти деньги?

— На Салузу Вторую, ко двору Фарадина, — ответил Мохандис. — Я слышал, он выискивает трубадуров и менестрелей, поддерживает искусства, и вокруг него идет великое возрождение культурной жизни.

Джессика удержалась от взгляда на Алию. Здесь, конечно, было известно, о чем будет просить Мохандис. Она обнаружила, что этот эпизод спектакля ее развлекает. Они что, думают, она не в состоянии выдержать подобный укол?

— Не сыграешь ли ты, за свой проезд? — спросила Джессика. — Мои условия — условия Свободных. Если мне понравится твоя музыка, я могу оставить тебя у себя, развевать мои заботы — если твоя музыка оскорбит мой слух, я могу послать тебя на работы в пустыню, чтобы ты там отработал деньги на свой проезд. Если я сочту, что ты играешь как раз подходяще для Фарадина, о котором говорят, что он враг Атридесов, я тебя пошлю к нему, с моим благословением. Будешь ты играть на этих условиях, Тагир Мохандис? Запрокинув голову, тот громово расхохотался. Его светлые волосы взметнулись, когда он сорвал бализет с плеча и проворно его настроил — в знак того, что принимает вызов. Толпа в Зале надавила, пытаясь подойти поближе, но была оттеснена придворными и стражей.

Вскоре Мохандис тронул струны, с тщательным вниманием прислушиваясь к привораживающей вибрации крайних, басовых струн, к их длящемуся бдению. Затем, возвысив голос до сочного тенора, он запел, явно импровизируя, но с такой ловкостью, что Джессика была околдована еще до того, как сосредоточилась на словах.

Неизбывной тоской по морям Келадана

Вы томитесь, Атридесы,

В оно время его властелины,

Но на долю изгнанников — чуждые страны!

Вы твердите, что горький вам выдался жребий,

Грезы по Шаи-Хулуду растаяли в небе,

И что горечь есть в вашем сегодняшнем хлебе -

Но на долю изгнанников — чуждые страны.

Вы взнуздали Арракис рукою железной,

Червь смирился пред вами, уйдя в свои бездны,

Вы приняли судьбу без борьбы бесполезной -

Ведь на долю изгнанников — чуждые страны.

Коан-Тином зовут тебя, Алия, всюду,

Духом, скрытым от явного взора, покуда…

— ДОВОЛЬНО! — взвизгнула Алия. Она резко привстала на троне. — Я тебя…

— Алия! — Джессика воззвала достаточно громко, голосом, повышенным ровно настолько, чтобы привлекая полное внимание, одновременно избежать конфронтации. Она мастерски воспользовалась Голосом, и все, ее слышавшие, ясно ощутили, какая развитая упражнениями мощь стоит за этим возгласом. Алия опустилась на трон, и Джессика заметила, что дочь ее нисколько не расстроена.

«И это тоже было предусмотрено заранее, — подумала Джессика. — До чего же интересно!?

— Этот первый проситель подлежит моему суду, — напомнила она дочери. — Очень хорошо, — едва слышно ответила Алия.

— Я нахожу его подходящим даром Фарадину, — сказала Джессика. — Его язык острее крисножа. Кровопускание, на которое способен этот язык, было бы весьма оздоровительным и для нашего двора, но пусть лучше оно предназначается для Дома Коррино.

Легкая рябь смешков разбежалась по зале.

Алия фыркающе выдохнула воздух.

— Ты слыхала, как он менял назвал?

— Он тебя никак не назвал, дочка. Он просто повторил то, что и он, и кто угодно может услышать на улице. Они называют тебя Коан-Тин.

— Дух смерти женского рода, расхаживающий без ног, — проворчала Алия. — И ты будешь отбрасывать тех, кто докладывает правду, то с тобой останутся лишь знающие, что ты желаешь услышать, — сладким голосом сказала Джессика. — Нет ничего более ядовитого, чем киснуть в собственном соку. Все, стоявшие в непосредственной близости к трону, так и поперхнулись.

Джессика перевела взгляд на Мохандиса, хранившего молчание, и нисколько не запуганного. Он ожидал любого решения, которое может быть о нем вынесено, с таким видом, словно это его вовсе не касалось. Мохандис был как раз из породы тех, кого ее Герцог привлек бы на свою сторону в беспокойные времена: одним из действующих с уверенностью в своей правоте, но принижающим все, что выпадет на долю, даже смерть, не кляня судьбу. Зачем же он тогда выбрал такую линию?

— Почему ты пел именно такие слова? — спросила его Джессика.

Он поднял голову и четко проговорил:

— Я слышал, что Атридесы благородны и свободомыслящи. Мне вздумалось проверить это и, может быть, остаться у вас на службе, получив время найти тех, кто меня ограбил, и расквитаться с ними по-своему.

— Он осмелился проверять НАС! — пробормотала Алия.

— Почему бы и нет? — осведомилась Джессика.

И улыбнулась трубадуру в знак благорасположения. Он пришел в этот зал только потому, что это сулило ему еще одно приключение, еще одно новое переживание. У Джессики появилось искушение забрать его в свою свиту, но реакция Алии грозила бедами смелому Мохандису. Были и другие приметы, свидетельствовавшие, что как раз этого и ждут от леди Джессики — что она возьмет смелого и красивого трубадура себе на службу, как взяла храбреца Гурни Хэллека. Лучше всего отослать Мохандиса туда, куда ведет его путь, хотя и мучительно обидно отдавать Фарадину такой чудесный экземпляр.

— Он отправится к Фарадину, — сказала Джессика. — Проследите, чтобы он получил свои деньги на проезд. Пусть его язык пустит кровь Дому Коррино — посмотрим, выживет ли он после этого.

Алия устремила в пол вспыхнувший взгляд, затем выдавила запоздалую улыбку.

— Мудрость леди Джессики превыше всего, — сказала она, взмахом руки отсылая Мохандиса.

«Совсем не так пошло, как она хотела», — подумала Джессика, но по поведению Али было красноречиво видно, что матери уготовано и более зловещее испытание.

Следующего просителя препроводили вперед.

Джессику, видевшую реакцию дочери, начали грызть сомнения. Здесь пригодится урок, преподанный близнецами. Пусть Алия и БОГОМЕРЗОСТЬ, но она — одна из предрожденных. Она может знать свою мать так же, как знает саму себя. Не укладывается, что Алия могла неправильно предположить реакции матери в случае с трубадуром. «Зачем Алия разыграла это противостояние? Чтобы меня отвлечь??