Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник) Страница 53

Все, – подумал я про себя. – Это у меня. И пусть мне уже не уйти. Мне наплевать на все. На Сальвадора, на Дона, на всю мою мерзкую жизнь. Сейчас я приму наркотик и улечу. Я улечу в чудесную страну и останусь там навсегда.

– Это наркотик? – спросил я его.

– Да, – пустил слюни белый ублюдок. – Это новый наркотик. Он особенный, но действует безотказно.

Я открыл папку и увидел бумаги. Бумаги с текстом разного цвета, который сплетался у меня в глазах в какую-то рябь, как узоры на камнях в Теночтитлане.

– Это наркотик? – вторично проорал я в его бледное лицо.

– Да, – пропищал он сквозь грохот взламываемой двери.

– Как его принимать? – заорал я, – Как это вводить в кровь? Или это надо есть? Лизать? Жечь? Как?!

– Это надо читать! – ответил он.

Луис замолчал, тяжело дыша и прислушиваясь, как воздух с хлюпаньем выбирается из его гнилых легких.

– Я раздробил ему морду в тот момент, когда полицейские ворвались в номер. Я ударил в том месте, где под дужкой очков на переносице змеился короткий розовый шрам. Его мозги брызнули мне на рукав, на лицо, я даже успел почувствовать вкус его крови. Но она почти сразу смешалась с моей кровью. Эти подонки били меня ногами. Они сломали мне спину и искалечили внутренности. Так кто из нас был хуже? Тот, кто просто убивал, или те, кто калечили, чтобы оставить в живых?

Он вопросительно посмотрел на меня и даже попытался изобразить скорбь на омерзительном лице. Выходит, это ты, Луис, убил Билли и искалечил мою жизнь? Выходит это ты, Луис, виновник моей разодранной задницы? Это ты, Луис, лишил меня тех сплетающихся в узор строчек? Наркотика, на котором тогда делались миллионы, и который теперь призывно сверкает почти в каждой рекламе?

– Гринго, – он говорил тихо. – Гринго! Я, который никогда и никого ни о чем не просил, хочу попросить у тебя билет в чудесную страну. Я хочу уйти и не вернуться. Жизнь дерьмо, гринго, я тоже дерьмо, но я все еще верю. Я все еще верю, что есть место, где мне будет хорошо. Я могу достать книгу. Даже здесь. Гринго. Научи меня читать…

2003 год

Завтра:

Главный рубильник

Я невзлюбил Петра еще в институте. Мне науки давались трудно, а он щелкал зачеты как орешки. Еще и раздражался, когда его просили о помощи и при этом не могли понять «очевидных вещей». Он таким и остался у меня в памяти – вечно занятым, всегда непричесанным и раздраженным. Точнее я вовсе забыл о нем. Да и почему я должен был его помнить? Петр лишь изредка выбирался из научных дебрей, чтобы с отсутствующим взглядом посидеть на наших вечеринках, и вновь скрывался в лабораториях и библиотеках. Никто из нас, занятых проматыванием собственной молодости, даже не пытался вникнуть в его увлечения. Петр и сам этому не способствовал.

– Мои способности – стечение обстоятельств, – как-то выдал он мне за завтраком. – Завидовать обстоятельствам – непродуктивно. Некоторым кажется, что мне все дается легко. Только эта легкость мнимая. Я тружусь не меньше тебя, а больше. Все различие между нами, что я делаю это с пользой. Ты копаешь ямы, а я выкапываю клады. Не хочешь копать? Бросай лопату и выращивай крылья.

К счастью, моя нелюбовь к Петру не превратилась в ненависть. Тогда я ответил, что и крылья он тоже успел у меня перехватить. Потом понял его слова. То, что занимало мысли Петра, меня не интересовало. Я хотел дышать воздухом, не задумываясь о его химическом составе. Хотел надышаться до опьянения. Образно говоря, думал, что Петр препарирует лягушку, а я восхищаюсь ее кваканьем. На самом деле полной грудью дышал именно Петр. А я бросил институт, пошел в армию, загремел за Урал, получил двухстороннюю пневмонию в снежной тайге, едва не умер, комиссовался и с нашивкой участника региональных конфликтов устроился администратором в губернский драматический театр. Через семь лет утомительной суеты и полунищего существования получил однокомнатный блок в пластиковой десятиэтажке и именно там вновь столкнулся с Петром.

Я узнал его не сразу. Петр похудел, полысел, ссутулился, украсил тонкий нос очками в изящной титановой оправе, приобрел привычку говорить, опустив глаза в пол. Он так и стоял в углу лифта, пока я мучился, пытаясь вспомнить, кого мне напоминает молчаливый сосед. Озарение наступило уже на улице. Петр кивнул на попыхивающие облачками пара автомобили и знакомым голосом произнес:

– Человечество обречено. Оно уничтожает само себя. Бензиновые двигатели едва не сожгли атмосферу. Их сменили водородные. Каждая машина за год создает приличное облако безвредного пара. Ерунда, вроде бы. Но умножь это облако на количество машин. Человечеству грозит всемирная сырость и повсеместная плесень.

– Петр? – с сомнением спросил я.

– Он самый. Я смотрю, ты тоже без пули?

– Не понял?

– Холостой, – ударил он меня по ладони.

Петр стал заходить. Я то и дело мотался по уездным городишкам, где наш театр прокатывал однообразные патриотические пьесы, поэтому встречи случались нечасто. Но постепенно я к нему привык. Петр всякий раз приносил настоящий кофе, который получал где-то по месту службы, и карманный локатор. Пока я варил кофе, он сканировал блок, затем садился за стол и включал телевизор.

– Нет у меня никаких жучков. Кому я нужен? Полукалека, администратор патриотического балагана. Чего ты боишься?

– Прогресса, – сухо отвечал Петр, прислушиваясь к очередной помпезной передаче о благополучии в осколке разспадающейся империи. – Однажды он закатает нас в асфальт, поскольку человек из цели прогресса становится препятствием на его пути. Конечно, если что-то не переменится.

– Брось, – привычно раздражался я. – Прогресс для человечества – как … обувь. К чему сбивать ноги? Ты думаешь, я сам не могу убраться в квартире? Могу. Но зачем тратить на это жизнь, если есть пылесос-автомат?

– А если обувь перестанет слушаться владельца? – тянул из чашечки кофе Петр. – Если она самостоятельно примет решение кого-то пнуть, ударить по голове, пойти туда, куда ей хочется?

– Бунт машин? – я взглянул на экран, на котором экспериментальный робот-пехотинец зарывался в песок. – Маловероятно. У нас в театре есть бездарный спектакль, в котором действуют боевые роботы. Так вот в третьем акте наш доблестный президент легко их побеждает. Главное – знать, где находится главный рубильник.

– Это хорошо бы, – соглашался Петр. – Только где он, этот главный рубильник? И есть ли он? И подведены ли к нему провода, если он есть? И что за тип держит на нем палец?

– Наш любимый президент, – язвил я. – И зачем в наше время провода? Энергия в свободном доступе. Достаточно подобраться к зарядной станции и не отдалятся от нее слишком надолго.