Виктор Ночкин - Русский космос Страница 53

Потом все закончилось – разом, вдруг. Колесо сомкнутых сознаний замерло, прекратило бешеное вращение, потому что исчезла цель. В пределах досягаемости не осталось вражеских челнов. Монитор ближнего обзора словно рябью затянуло: проносились мелкие и крупные обломки разбитых межсфирников, тающие в пространстве шлейфы газа. ЧОПы медленно оттягивались назад. Тим помотал головой, будто стряхивая налипшую паутину, и бросил взгляд на приборную доску. Акватопливо выработано более чем на семьдесят процентов, ракеты – почти на шестьдесят.

Должно быть, отец-командир уловил мысль Тимура, он скомандовал:

– Прикрываем отход межсфирников огневой поддержкой.

– Заправиться бы, отче, – неуверенно напомнил Акмаль.

Сомкнутые сознания не разделились окончательно, но снежинка померкла, потускнела, хотя готова была снова вспыхнуть, как только возникнет опасность.

– Платформа приближается, – пояснил отец Карен. – Георгов на смену нам нет, а у лунных остались беспилотники. Потому занимаем позицию здесь, держим энергостанцию. Будьте внимательны, помните о невидимых орионах.

– Не осталось у американов больше невидимок в засаде, – вставил Роман. – Они все, что было, против ЧОПов пустили. Им-то невдомек, что у нас приказ – не трогать спутники.

Шахтар помолчал несколько секунд.

– Я тоже так думаю, Паплюх, – вымолвил наконец, – но надлежит соблюдать бдительность. «Девятка» приближается.

В самом деле, нижний край опознавателя уже наливался зеленым, реагируя на массу платформы.

Потянулось ожидание – минута за минутой. Тимур смотрел попеременно то на опознаватель, то на обзорные мониторы. Изображение в левой части экрана изредка подергивалось, должно быть, разбито несколько наружных объективов, процессор ищет сигнал, который должен с них поступать, да не находит и восполняет данными с уцелевших камер. Враги затаились, атаковать больше не пробовали. Интересно, как у других платформ дела? У «семерки» с «восьмеркой».

– «Семерка» ведет бой, – тут же отозвался отец Карен, уловив мысленный вопрос Жилина. – Им туго приходится, большие потери. «Восьмерка» не смогла захватить станцию, похоже, лунные сами ее взорвали.

Конечно, отец-командир на связи постоянно, слушает, что происходит, а дружинникам запрещено менять волну.

– Как же, сами, – желчно вставил Паплюх, – американы – трусы, никогда на такое не пойдут. Это, небось, наши – не смогли приказа выполнить, ну и…

– В этом разберутся кому положено, – голос отца-командира стал сухим. – Сейчас «восьмерка» перебазируется к новой цели, и я молюсь Всевечному, дабы явил милость нашим братьям с восьмой платформы, уберег и защитил. И еще, Паплюх… нет, говорю это всем: вы вольны сами выбирать слова, но говорить «американы» неверно. На Луне – не только они.

В эфире воцарилась тишина, на экранах ничего интересного. Только сейчас Тим почувствовал, как устал. В ответ снежинка вяло шевельнулась, принимая эту мысль: все устали, первый бой… Ноют пристегнутые к приборной доске запястья, спины затекли, невзирая на мягкость гнезд. Да и в голове неразбериха, уже и не поймешь, где собственные мысли, а где – дружинников, пришедшие по ментальному ободу. Ничего, скоро их звено сменят, будет отдых, будет… донадеяться Тим не успел: энергобаза лунных выплеснула рой орионов. Не такой густой, как прежде, силы врага были на исходе.

И вновь собственная личность с усталостью, надеждами на отдых и воспоминаниями отступила, сжалась где-то в затылке, замерла там в укромном уголке. Сознание включилось в снежинку. У Акмаля на исходе ракеты, а челн отца Карена поврежден сильней других, Костю мутит после того попадания… сотрясение мозга, наверно… Тимур устал – вспыхнула точка в пересечении обода снежинки с радиальным лучом. Дружина учитывала все, дружина перестраивалась так, чтобы прикрыть челны отца-командира и Кости с Акмалем, вперед выдвигались Тимур и Роман, ведь их георг пострадал меньше прочих.

Горючего хватило лишь потому, что «девятка» подошла к месту боя. Когда Тимур развернул истерзанный челн, перед ним пылал шар солнца, перечеркнутый широкой линией боевой платформы. В тени ее угадывались ажурные силуэты уцелевших ЧОПов, свет играл на плоскостях солнечных зонтиков. Громоздкие плазмометы меняли походную позицию на боевую. Тимур машинально зажмурился, а когда осторожно приоткрыл глаза – уже сработали, хотя и с запозданием, светофильтры шлема. Опознаватель медленно заполнялся зеленым, «девятка» была слишком большой целью, прибор зашкалило. Тим чувствовал, как плохо сейчас Константину, как стучит в его висках кровь, а еще ощущал, как зудит ушибленное плечо Сергея и вихляет, плохо слушаясь управления, командирский челн с поврежденной левой дюзой; вместе с отцом Кареном он аккуратно прижимал клавиши со стрелками, выравнивая георг, а вместе с Костей и Сергеем стискивал зубы от боли – то же делали прочие дружинники, и они же щурились вместе с Тимом, потому что у всех резало глаза в его неисправном шлеме. Сомкнутые разумы страдали вместе и вместе радовались: они победили.

Когда сработали захваты на посадочной полосе, Тим ощутил недоумение: что-то было не так. Ага, давление. Насосы вновь закачивали воздух в отсек, и зеленый столбик на датчике проворно полз вверх. Но как же? В боевой обстановке должно быть некогда… Первым смекнул, кажется, Паплюх. А может, и Толя Маслов – да теперь не разобрать, догадка была общей: платформа потеряла сегодня столько межсфирников, что оставшиеся обслуживали с закачкой воздуха. Насосы справятся…

Лязгнул, поднимаясь, люк, Тимур вывалился из кабины, ноги затекли и плохо слушались. От корпуса истребителя, усеянного вмятинами, царапинами и черными отметками из-за близких разрывов, исходил нездоровый жар – сухой, горячечный.

– Близко не подходи, – сказал Паплюх. – От него вторичное излучение идет.

Отъехали шлюзы, красные скафандры толпой устремились к челнам. Еще бы, причт обслуги многочислен, а челнов возвратилось ох как мало. Дружина собралась вокруг отца Карена, подальше от георгов. Отец Михаил, стрелок Шахтара, держался особняком. Он был вне, его разум не прильнул к снежинке, будто и не участвовал в общем, едином. Солдаты отключили и сняли шлемы наружного облачения. Лица у всех были мокрые, красные – еще бы, столько часов в космоформе.

Вдруг что-то изменилось, даже работные прекратили суетливую возню возле челнов. Замерли, обернувшись к шлюзу. Содружинники тоже сперва расступились, а потом торопливо выстроились, шаркая тяжелыми подошвами по магнитному полу. К ним шагал высокий старик с архимандритской крездой на тяжелой цепи поверх воинского облачения. «Архимандрит Андрей», – скользнуло в голову Тима по лучу из центра снежинки. Вместе с именем отец Карен послал волну уважительного преклонения перед знаменитым военачальником. Следом за рослым старцем толпой шагали отцы рангом пониже – командование девятой платформы. Работные торопливо расступались, ногами отбрасывали шланги, откатывали погрузчики с боекассетами.