Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска Страница 53

Они предназначались в дар Екатерине II.

Инструменты для изготовления этого уникального прибора Кулибин делал сам.

Деталей в часах насчитывалось свыше тысячи. А специальных инструментов механику потребовалось около ста.

Костромин вместе с одряхлевшим уже Гаврилычем иногда заходил в дом к Кулибину и затаив дыхание смотрел, как тот работает.

Колдун! Истинный колдун! Но, может, именно такие колдуны и нужны России?

Конструируя и изготовляя эти часы, Кулибин одновременно был сказочником, часовщиком, стихотворцем, скульптором, серебряных и золотых дел мастером, композитором (замечу в скобках, что нынешнее фортепьяно тоже ему кое-чем обязано), столяром, слесарем, токарем, литейщиком, кузнецом и бог знает кем ещё!

Но зато и часы получились такими, что полюбоваться ими вместе со всей своей семьёй явился к Кулибину сам нижегородский губернатор. Побывали и прочие именитые жители. Говорят, приезжали даже из других волжских городов.

На первый взгляд детище механика-самоучки особого впечатления не производило: часы как часы. Циферблат со стрелками. Каждые полчаса и четверть часа звонко бьют маленькие молоточки. Забавно, конечно, но такими забавами в екатерининские времена уже никого не удивишь.

Но стоило посетителям набраться терпения, и они попадали прямо в сказку.

Чего только не умели эти часы! Разве только вот мастер не научил их кричать петухом и кудахтать курицей…

Но ни папа Сильвестр II, ни Бомелий не поставили бы это обстоятельство в вину нижегородскому механику: и времена меняются, и часовые механизмы, и мастера.

А Костромин - тот был в восторге. Думаю, часы Бомелия тоже должны были быть довольны. Выходило, что не зря они всполошили всю слободу, трижды прокричав петухом, когда на свет появился Ваня Кулибин. По такому случаю и трижды три прокричать не грех. Веселились, видно, волшебные часы и, как положено всему волшебному, удивляли народ.

А нижегородский губернатор снял со своего пальца кольцо и подарил мастеру. По его мнению, часы Робинзона с технически необитаемого российского острова под именем Нижний Новгород должны были прийтись императрице по душе. Лакома она была до всяких придумок.

В Эрмитаже при Екатерине II устраивались так называемые «большие собрания» - шумные балы с сотнями гостей; «средние» - для нескольких десятков приближенных, взысканных доверием, милостью и приязнью императрицы, и, наконец, «малые собрания». На них неизменно присутствовали лишь несколько близких Екатерине людей.

На одно из таких «малых собраний» и были доставлены в «Алмазную комнату» часы Кулибина.

Часы поместили на почетное место - между изображением Полтавской битвы, выточенным под надзором токаря Нартова Петром I, и табакерками, шашками и наперстком работы самой Екатерины, которая в часы досуга читала, вязала или, подражая своему великому предшественнику, занималась «токарным художеством».

Екатерина рассчитывала на то, что часы произведут фурор. И не ошиблась.

Даже барон Ванжура, известный в Вене композитор, пианист и скрипач, прижившийся в России в качестве капельмейстера придворной оперы, немало повидавший диковинок во время своих странствий по Европе, и тот был ошеломлен. Прослушав сыгранные часами мелодии, Ванжура пошутил, что с превеликим удовольствием зачислил бы их на любую вакансию в оперный оркестр.

- Умны, изящны и красивы и в отличие от многих музыкантов совсем не фальшивят, - сказал он по-немецки, не слишком уверенно чувствуя себя в русском. - А главное - это ощущается в каждой шестеренке - порядочны и скромны. Позвольте поздравить ваше величество с необыкновенно удачным приобретением, которое делает честь вашему вкусу. Одна из немногих в этом мире вещей, к которой нельзя придраться, - выдумка, мастерство, исполнение… Даже затрудняюсь, чему отдать предпочтение. Все божественно. Узнаю венскую работу.

- Зело ошибаетесь, капитан, - по-русски ответила Екатерина, делая вид, что вытягивается во фрунт, не приподнимаясь, однако, со своего кресла, на подлокотнике которого лежала табакерка с нюхательным табаком.

- Вы есть дерзкий офицер, поручик, - подыгрывая императрице, грозно сказал Ванжура. - Всем офицерам во всех армиях известно хорошо, что старшие в чине никогда не ошибаются. Всем офицерам известно, что старшие в чине всегда говорят истину.

- Прошу пардону, капитан. Но сии часы изготовлены не австрийским мастером.

- Неужто французом?

- Нет.

- Швейцарцем?

- Нет.

- Англичанином? Итальянцем? Испанцем? Голландцем?

- Не угадали, капитан.

- А кем же?

- Русским.

Волосы барона опустились до бровей.

- Майн готт! - воскликнул он. - Но этот часовщик обучался все-таки у австрийского мастера?

- Увы, - сказала Екатерина.

- А у кого?

- Или у господа бога, или у князя тьмы.

- Отменные учителя, - признал Ванжура. - А как в России называют мастеров, которые своим искусством обязаны только им? - И барон показал пальцем на потолок.

- Само-учками, - сказала Екатерина, которая сама лишь недавно выучила это трудное русское слово.

Часы Кулибина заняли отведенное им место в «Алмазной комнате», а затем были помещены в так называемый «Кабинет Петра Великого».

Самому Ивану Петровичу предложили в качестве заведующего механическими мастерскими Российской академии наук покинуть Нижний Новгород и переехать в Петербург.

Здесь им был построен лифт, поднимавший кабину с помощью винтовых механизмов, создан оптический телеграф, разработана конструкция «механических ног», то есть протезов… Здесь же ему была вручена золотая медаль на андреевской ленте. Две аллегорические фигуры, изображавшие науки и художества, держали над именем Кулибина лавровый венок. Надпись гласила: «Достойному. Академия наук - механику Кулибину».

«Достойному»… Это слово не напрасно было выгравировано на медали академии. Ведь нередко лавровые венки раздавали и недостойным…

- Таким образом, насколько я понимаю, столик в «ларце времени», который стоял в простенке между двумя окнами, предназначался для волшебных часов Бомелия и часов, подаренных Иваном Петровичем Кулибиным Екатерине II? - спросил я у Белова.

- Вы близки к истине, но все-таки не угадали, - сказал Василий Петрович. - Согласно все той же легенде часы Бомелия, или папы Сильвестра II, - о конце концов для нас это безразлично - сгорели вместе с домом Кулибина во время пожара 1814 года. После этого Иван Петрович Кулибин уже не оправился.

Вначале по просьбе своего бывшего ученика и помощника во многих делах, часовых дел мастера Пятирикова - великолепного умельца, многое перенявшего от учителя, - Кулибин перебрался к нему, а затем уехал в село Карповка, где жили его дочь с мужем. Позднее Иван Петрович купил маленький полуразвалившийся домик, где и умер 30 июня 1818 года. Похоронили Кулибина на Петропавловском кладбище. Хоронили скромно - денег не было. Вдова вынуждена была заложить за триста рублей стенные часы «Летнее солнце», сделанные мастером незадолго до смерти. Потом они были выкуплены сыновьями покойного.