Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3) Страница 53

Вернувшись к себе, Добрынин услышал знакомый иностранный голос, доносившийся из-за стенки, - опять капитан Медведев сидел возле радиостанции и слушал Америку.

Добрынин разделся и лег. Он уже научился легко засыпать под доносившийся американский голос, тем более что звучал этот голос негромко и монотонно. Он бы и сейчас заснул, но дверь вдруг открылась, и в потоке хлынувшего в комнату коридорного света появился явно взбудораженный Медведев.

- Павел Александрович, - словно запыхавшись, заговорил капитан. - Павел Александрович... Вы не спите? Добрынин поднялся с кровати, включил свет.

- Я на минутку, - Медведев зашел в комнату и присел за стол. - Я тут только что услышал... Значит, так, - он взял себя в руки, сосредоточился и продолжил: - Американцы только что сказали, что на Советскую страну каждый четверг падает в несколько раз больше метеоритов, чем в другие дни...

- Да? - удивился мгновенно освободившийся от сонливости народный контролер. - А как они узнали?

- У них там, - Медведев ткнул правой рукой вверх, - шпионский спутник летает, видно, он и подсчитал... Теперь даже не знаю, что делать! Может, надо в Москву радиограмму послать? Как вы думаете, Павел Александрович? Надо послать? Я только боюсь, может, нельзя было американское радио слушать? А?

Добрынин вдруг почувствовал себя очень важным человеком - капитан Медведев ввалился к нему ночью, чтобы спросить совета.

Задумался народный контролер, почесал рукой затылок.

- Радиограмму надо послать, - твердо сказал он. - Обязательно надо...

- А если нельзя было Америку по радио слушать? - снова спросил взволнованный Медведев.

- А вы, товарищ капитан, скажите, что случайно услышали. Ловили Москву, а поймали Америку. Вот и услышали.

- А они поверят? - засомневался капитан.

- Поверят, - с необъяснимой уверенностью проговорил Добрынин. - Главное это сообщить им... Капитан кивнул.

- Да, - сказал он после недолгой паузы. - Надо сообщить. Значит, так: надо сообщить и предложить им изменить день запуска.

Посидев еще пару минут, капитан, казалось, уже полностью успокоился и овладел собой.

- Ну, извините, Павел Александрович, что разбудил, - сказал он, поднимаясь из-за стола. - Пойду отрадирую.

Капитан вышел, и буквально через минуту бубнящий американский голос замолк.

Наутро в заводской столовой Добрынин, взяв из раздаточного окошка свою порцию гречневой каши, подсел к Медведеву и поинтересовался, был ли ответ из Москвы на радиограмму.

Капитан был не в духе.

- Ответ? - переспросил он каким-то сонным, вялым голосом. - Разве это ответ? Они только получение радиограммы подтвердили, и все!

- Наверно, обсуждают теперь, - тоном знающего человека сказал на это Добрынин. - У них там постоянно совещания...

Капитан пожал плечами.

Прошло еще несколько дней, а ответ на радиограмму капитан так и не получил.

В четверг со стороны Высоты Ж. прозвучал привычный грохот - там проводился плановый запуск метеоритов. В тот же вечер полковник Ефимов позвонил Медведеву, сообщил об очередной неудаче и, между делом, добавил, что один из метеоритов попал в детский сад на Украине, в Виннице. Погибла воспитательница, дети чудом уцелели.

Снова омраченный Медведев пришел вечером к народному контролеру, и говорили они до двух часов ночи о жизни и о работе. А в два часа, перед тем как ложиться спать, вышли на площадку в туалет и еще, наверно, с полчаса стояли и наслаждались непривычной теплотой воздуха.

Глава 41

Лето уже приблизилось, а может быть, и наступило, ведь не думал ангел во время своего пути о времени гида. Шел он ночами, как когда-то вслед за Архипкой-Степаном шел в поисках Новых Палестин. А светлое время пережидал в тени деревьев или где-нибудь в поле. И не потому пережидал, что жарко было, а потому, что как только покинул он уже покинутые почти всеми Новые Палестины, вселился в него какой-то прежде незнакомый страх, и этот страх заставлял его зорко всматриваться в видимые линии горизонта и притаиваться на всякий шум или треск веток.

Этот же страх заставлял ангела обходить деревни и избегать встреч с их жителями. Видно, живя в Новых Палестинах, среди людей, сбежавших со своих прежних мест, не задумываясь поверил ангел, что жизнь вне Новых Палестин опасна и непредсказуема, и теперь, бездомный и одинокий, он ощущал даже в самом воздухе притаившуюся для него опасность.

А тем временем приближалось утро, и одновременно с ним приближался ангел к опушке леса. Ныли ноги, утомленные долгой ходьбой. Лес, проступавший сквозь расслаивавшийся предрассветный серый сумрак, казался огромным и густым. И решил ангел там же на опушке отдохнуть, переждать светлое и опасное время. Зайдя в лес, однако не углубившись в него и на десять шагов, прилег ангел на теплую землю и, накрывшись собственной усталостью, задремал.

Дрема еще не перелилась плавно в крепкий сон, когда раздался в воздухе где-то совсем рядом свист, мгновенно заставивший ангела открыть глаза и скинуть с себя теплую обволакивающую усталость. Ощущение опасности оказалось сильнее усталости. Свист усиливался, ангел обернулся и увидел низко над землей летящую пулю, покрытую зеленой патиной, какою покрываются с годами бронзовые статуэтки серафимов, украшающие райские беседки. Пуля летела прямо на ангела, летела необычайно медленно, словно была она уставшей птицей, решившей опуститься на землю и отдохнуть. А когда оставалось до ангела не больше двух шагов, она вдруг стала подниматься и, продолжая так же медленно лететь, исчезла в кронах дальних деревьев, этого леса.

Мгновенно припомнилась во всех деталях первая ночь ангела на земле, припомнился отряд красноармейцев и их усатый командир, решивший убить его, ангела. И пуля, вылетевшая из револьвера и остановленная ангельской рукой. Что он сказал ей тогда, что сказал он этой пуле, перед тем как выпустить ее в мир? Эти слова вдруг, его же голосом произнесенные, зазвучали в памяти: "Если уж ты вырвалась в мир, то не будет от тебя спасенья ни одному человеку, пожелавшему зла другому, и если все на этой земле злом объединены, то и погибнут все, а если не все - то останутся в живых только добра друг другу желающие. А если тебе самой надоест убивать, то убей праведника, и станет он последним, а ты останешься в нем!" Боже, как давно это было! И не то чтобы поумнел с тех пор он, ангел, но с высоты прожитого в этой стране времени видел он теперь всю свою наивность в этом напутствии вырвавшейся в мир пуле. И вот только что она пролетела над ним и, может быть, думала убить его, но что-то остановило ее и заставило продолжить свой полет. Сколько уже лет длится он, этот полет, сколько жизней он унес. И, видно, до сих пор не нашла она праведника. И его, ангела, не убила только что, хотя и могла, ведь после жизни в Новых Палестинах мало в нем, должно быть, от ангела осталось. Видно, ясно стало ей, что, убив ангела, не останется она в нем, а дальше полетит. А значит, что и сам ангел уже не праведник. А если не праведник, то кто же он теперь? Обычный человек этой странной жестокой страны? Господи, как же ты допустил это? Неужели уклад здешней жизни сильнее твоей воли и твоей веры?