Владимир Контровский - Трудно быть богом обитаемого острова Страница 55

А ведь он доволен, что так вышло, понял вдруг Максим, доволен, да, — у него теперь развязаны руки. Ай да Странник… Машина, идущая напролом, без сомнений и колебаний, и все её приоритеты жёстко заданы программой…

— А кроме проповедей, — глаза Странника недобро блеснули, — придётся использовать и розги. Легионеры встретили бегущую толпу на окраинах столицы, и…

— Они в неё стреляли?

— Нет, обошлось без этого, разве что было сделано несколько случайных выстрелов. Но арестованных много — ведётся их сортировка, и те, чья вина будет доказана, отправятся на Голубую Змею составить компанию доблестным воинам Островной Империи. Что же касается главарей заговора — тут, я полагаю, пора вспомнить старые добрые имперские традиции.

— Что вы имеете в виду?

— Публичную казнь. Меценат Каришту, злой гений всей этой истории; Пацу Кредитор, готовый ради пополнения своего кошелька уложить в могилу половину населения планеты; атомный маньяк Воевода Иксу Дзингу, намеревавшийся использовать на улицах столицы ядерные бомбы; обезумевший церковный фанатик Буржа Епископ; Ментор Адру Эдереш, вложивший в руки путчистов пси-оружие; и кое-кто рангом пониже — все они будут казнены на центральной площади. Естественно, по приговору верховного суда, при соблюдении всех формальностей судопроизводства, а вовсе не по произволу «теневого диктатора» Странника — я всего лишь посодействую принятию такого решения.

— Вы уверены, что это необходимо, Экцеленц? — сумрачно спросил Максим. — Это же средневековье, варварское средневековье!

— Это варварский мир, Максим, варварский, несмотря на кое-какие его технические достижения! Здесь нельзя по-другому — или мы спасаем этот мир, не занимаясь витиеватым словоблудием и не беспокоясь только лишь о том, чтобы наш земной гуманизм не получил пару лишних болезненных царапин, или садимся в «призраки» и улетаем к чёртовой матери, оставив здесь всё как есть. Помнишь, я рассказывал тебе сказку про посланника Мирового Света, разрушившего башню злого колдуна? У этой сказки есть и другой конец, не слишком оптимистический — злой колдун не умер: он сделался невидимым, он затаился среди людей, он питается тьмой, живущей в людских душах, и он ждёт своего часа — часа, когда он сможет вернуться и начать всё сначала. В древних легендах есть рациональное зерно — дорога в рай лежит через чистилище. Преддверие рая — Город Просвещения — у нас есть, а чистилищем станет вся страна; хотя бы одна страна, если уж нельзя пока охватить всю планету. И в этом чистилище тебе придётся иметь дело с грязью, а если ты возишься с грязью, то не надейся, что руки твои останутся чистыми, без единого пятнышка, будь ты хоть трижды бог. Грязь — она прилипчива, Максим, и с этим ничего не поделаешь. Главное — не дай этой грязи влезть к тебе в душу.

Весь облик Странника дышал уверенной непримиримостью, и Максиму показалось, что он видит перед собой ротмистра Чачу, которой точно так же был непримиримо уверен в своей правоте — в своей собственной правоте. Сравнение было неуютным, но Максим никак не мог отделаться от этого ощущения. Неужели дикие миры способны превращать в дикарей даже богов?

— Я полетел к себе, — сказал Сикорски. — У меня много дел, и у тебя тоже. Хорошо, что у тебя есть такая помощница, Святой Мак. Я теперь постоянно буду на связи — надеюсь, мой коммуникатор снова не откажет.

Он повернулся и пошёл к своему вертолёту, поджарый и жилистый, словно хищник, а Максим смотрел ему вслед. Помощница… Наверно, Рудольфу уже известно, как вела себя Рада во время нападения толпы и после того как толпа обратилась в бегство. Да, у Сикорски наверняка есть свои люди среди моих учеников, подумал Максим. Как их там называют — информаторы? Галактическая безопасность и КОМКОН-2 широко используют опыт своих предшественников, спецслужб прошлого — как же иначе? Но то, что задумал Странник — это зло во имя добра, в чистом виде. Допустимо ли такое зло? Что-то я запутался, думал Максим, наблюдая, как Сикорски забирается в вертолёт, совсем запутался…

Вертолёт, рокоча, поднялся в воздух и, заложив вираж, полетел к столице, а Максим, немного постояв, направился к развалинам, где копошились его ученики — ему надо быть с ними, как же иначе?

Что натворили, скоты, думал он, пробираясь среди остовов разрушенных коттеджей и оглядываясь по сторонам, что натворили. А ведь прав Странник, массаракш, нельзя здесь по-другому, нет, нельзя. Вот только не превратились бы бесповоротно боги милостивые в богов карающих…

Он шёл, отвечая на вопросы учеников и отдавая распоряжения, а потом, уже почти у самой ограды, он увидел труп, и ему показалось, что его с размаху ударили по голове чем-то тяжёлым. Максим всякого уже насмотрелся на своём обитаемом острове, особенно во время вторжения айкров, но это…

Это был даже не труп, это были остатки трупа, разодранные в клочья и превращённые в кровавое месиво ударами дубин и камней. Кажется, здесь погибла девушка из числа его учеников — Максим понял это по обрывкам светлого комбинезона и по длинным волосам, втоптанным в расквашенную землю. Максим не мог сказать, была ли она красивой — от лица убитой не осталось ничего, — но ему почему-то казалось, что девушка эта была красавицей: он помнил лица своих учениц, с восторгом смотревших на Просвещающего. И эта девушка тоже смотрела на Святого Мака и не знала, что её ждёт уже в самом скором времени…

Пророков и святых всегда распинали и побивали камнями, думал Максим, глядя на растерзанные останки, так было во все времена и, наверное, во всех обитаемых мирах. И не только пророков: люди охотнее всего — всегда и везде — убивали тех, кто пытался им доказать, что они люди, что они могут и должны жить лучше, чище и красивее, доказать это собственным примером. И вот именно за это пророков и их учеников и последователей убивали, убивали с неимоверной тупой жестокостью, чтобы убедить самих себя в том, что сказок не бывает, и что серое болото — это единственная среда обитания человека, по чьёму-то капризу наделённого беспокойным разумом. Толпа ведь шла на Город Просвещения не в беспамятстве (иначе в ней было бы не сто тысяч человек, а миллион), она шла сознательно, а пси-поле — оно всего лишь подтолкнуло эту толпу, сняв последнее табу. Серая топь шла убивать с большой охотой, и ещё неизвестно, пошла бы она при прочих равных условиях с такой же охотой драться с себе подобными, с таким же двуногим зверьём.

Прав Странник, подумал Максим, прав — нельзя здесь по-другому. Воспитывать — да, но вместе с тем нужно изымать таких вот трудновоспитуемых, так и норовящих втоптать в грязь всё самое светлое, чем от рождения наделён любой человек. Изымать, чтобы они не уродовали своих детей и не продолжали плести бесконечное кольцо ненависти. Вот только по плечу ли нам, людям Земли, труд богов, и не слишком ли мы самоуверенны? Ведь даже боги, похоже, могут ошибаться — если Всевышний действительно создал людей по своему образу и подобию, то или он сделал эту свою работу из рук вон плохо, или… Или эталонный образец был очень далёк от совершенства.