Джеймс Роллинс - Шестое вымирание Страница 56

«А куда еще мне идти?»

– Могу себе представить, как тяжело далась тебе дорога сюда, – снова заговорил Каттер. – Уже поздно, и Матео проводит тебя в твою спальню. На столике холодный ужин с горячим кофе – разумеется, без кофеина. Завтра нас ждет длинный день.

Ускорив шаг, Кендолл поравнялся с хозяином этих мест. Верзила не отставал от него ни на шаг.

– Ты убил… зверски убил столько людей. Моих друзей, коллег. Если ты ждешь, что после всего этого я буду сотрудничать с тобой…

Каттер небрежно махнул рукой, останавливая его.

– Все детали мы обговорим завтра.

Дойдя до четырехэтажного здания, они вошли в двустворчатые двери и оказались в просторном пустом холле. Пол был выложен вручную паркетной доской из бразильского красного дерева, потолок изгибался высоким сводом, на стенах висели французские гобелены. Если бы Кендолл не знал, из какой богатой семьи происходит Каттер, он бы заподозрил нечистое в происхождении миллионов, которые ушли на то, чтобы в этой глуши тайно возвести такую роскошь.

Хесс огляделся вокруг, понимая, что здесь должно быть еще что-то. Каттера никогда не интересовали богатство и финансовое могущество. Его страстью всегда была наша планета. Он начинал как борец за окружающую среду, финансируя на деньги своей семьи программы по сохранению видов. При этом Каттер обладал блестящим умом, чей зашкаливающий коэффициент «Менсы»[8] делал его гением. Хотя по отцовской линии Каттер был француз, учился он в Кембридже и Оксфорде. Именно в Оксфордском университете получила образование мать Каттера, и именно там Кендолл познакомился с ним.

После окончания учебы Каттер объединил свой ум и бездонное состояние семьи и положил начало движению за демократизацию науки, основав учебные центры по всему миру, многие из которых впоследствии разрослись в лаборатории, занимающиеся генной инженерией и синтезом ДНК. Он быстро стал кумиром сообщества биохулиганов, этих безрассудных горячих голов, которые с восхитительным самозабвением пытались вскрыть генетические коды.

Кроме того, Каттер обзавелся многочисленными приверженцами, агрессивно добиваясь пересмотра политики в области охраны окружающей среды. Со временем по сравнению с ним такие экстремистские группировки, как «Армия освобождения Земли» и «Спасем Землю», стали выглядеть умеренными консерваторами. Каттер притягивал к себе людей своим бунтарским характером. Он выступал за гражданское неповиновение и акции протеста.

Но затем все переменилось.

Кэндолл оглядел Каттера со спины, отметив, что тот бережет свой правый бок. Находясь в Сенегале, где он боролся с браконьерами, Каттер подвергся нападению льва, того самого животного, которое он пытался сохранить. Он едва не лишился жизни – на какое-то мгновение он действительно умер на операционном столе. Его выздоровление было долгим и мучительным.

Многие сочли бы это жуткое, страшное событие достаточным основанием для того, чтобы отказаться от своего дела, однако Каттер наоборот продолжил его с удвоенной энергией. Казалось, он, выдержав на себе слепую ярость льва и оставшись в живых – в буквальном смысле познав «клыки и когти природы», – проникся еще большей страстью. И все же случившееся изменило его. Хотя Каттер по-прежнему оставался борцом за охрану окружающей среды, теперь им уже двигала более нигилистическая философия. Он основал новую группу единомышленников под названием «Черный Эдем», целью которой было уже не сохранение мира, а признание того, что он разваливается и нужно готовиться к краху, возможно, даже способствовать ему, заглядывать дальше массового вымирания в новый генезис, в новый Эдем.

За короткое время деятельность группы стала более радикальной, ее сторонники превратились в одержимых фанатиков. В конце концов Каттер, заочно осужденный по разным обвинениям, в разных странах, вынужден был уйти в подполье. Именно скрываясь от правосудия, он и попал в авиакатастрофу.

Хотя теперь уже не вызывало сомнений то, что его гибель с самого начала была уловкой, частью общего плана группы «Черный Эдем».

«Но что он задумал?»

Каттер подвел своего гостя к внушительной каменной лестнице, уходящей вверх. К ним навстречу спустилась женщина, в свободной белой сорочке, подчеркивающей красоту ее смуглой кожи и гладких линий тела.

Голос Каттера смягчился.

– О, Кендолл, позволь представить тебе мать моих детей. – Протянув руку, он помог женщине сойти с последней ступени. – Это Ашуу.

Женщина чуть склонила голову, после чего все ее внимание оказалось полностью уделено Каттеру. Казалось, ее глаза засияли в свете ламп.

– Tu a fait une promess а ton fils, – шелковистым шепотом произнесла она.

Кендолл мысленно перевел ее слова с французского.

«Ты кое-что обещал своему сыну».

– Знаю, дорогая. Как только я устрою нашего гостя, я к нему приду.

Ласково коснувшись щеки Каттера тыльной стороной своей мягкой руки, женщина кивнула Матео.

– Bienvenue, mon frиre.

С этими словами она развернула и стала подниматься по лестнице.

Нахмурившись, Кендолл посмотрел на Матео.

Frиre.

Брат.

Хесс всмотрелся в покрытое шрамом лицо верзилы. Он ни за что на свете не догадался бы, что эта красивая, очаровательная женщина и великан-боевик – родные брат и сестра, однако теперь, когда ему на это указали, он увидел фамильное сходство.

Тронув Кендолла за локоть, Каттер указал в дальний конец зала.

– Матео проводит тебя в твою комнату. Увидимся завтра утром. Меня перед сном еще ждет одно важное дело. – С присущим ему небрежным обаянием он пожал плечами. – Как мне только что напомнила моя любимая жена… une promess est une promesse.

Обещание есть обещание.

Каттер поднялся по лестнице следом за Ашуу.

Матео грубо схватил Кендолла за плечо и повел прочь, но тот не отрывал взгляда от спины Каттера, представляя себе шрамы, так радикально изменившие этого человека, как внешне, так и изнутри.

«Зачем ты привез меня сюда?»

Хесс подозревал, что уже знает ответ на этот вопрос.

И это вселяло в него ужас.

Маленькие пальчики стиснули руку Каттера, спускающегося по ступеням, высеченным в песчанике, который образовывал пол тоннеля.

– Папа, нам нужно поторопиться.

Каттер улыбнулся. Сын тянул его за собой с безрассудной импульсивностью, свойственной только молодости. В свои десять лет Джори находил удивительным все вокруг, буквально излучая каждым дюймом своего привлекательного лица бесконечное любопытство. Мальчик унаследовал от матери мягкие черты и кожу цвета кофе с молоком, но глаза у него были отцовские, голубые. Местные знахари-шаманы прикасались к лицу Джори, подолгу смотрели ему в глаза, после чего объявляли его необыкновенным. Один старейшина племени выразился лучше всего: «Он рожден для того, чтобы взирать на мир с безоблачного неба».