Ларри Нивен - Молот Люцифера Страница 56

— Естественно. Ну, а если мы не объявим тревогу, и они поймут, что им предоставился исключительно счастливый случай? Том, если Молот ударит, возможно, Вашингтон, Нью-Йорк, фактически все восточное побережье…

— Дерьмово. А для полноты картины — война, — сказал Бамбридж. — Если Молот действительно ударит, мир и без большой войны перевернется вверх тормашками. Но если удар, минуя их, придется только на нас, им захочется довершить начатое. Я бы так и поступил, будь на их месте.

— Но вы не…

— Да не из этого кабинета, — пояснил Бамбридж. — Не отсюда, даже если б я получил приказ — который, слава Богу, я никогда не получу, — генерал перевел взгляд на стену, где были выставлены макеты ракет. — Скажу, чтобы я сделал, если б вдруг случилось, что все дежурные посты заняты людьми, которым я доверяю. Отправил бы весь начальствующий состав на гауптвахту и сам принял дежурство на «Зеркале». Но как мне объяснить подчиненным, что пуск ракет нужно произвести из-за какого-то метеора?

— Думаю, вы найдете объяснение, — сказал Джеллисон.

Снаружи тьма и сияние. А в капсуле «Аполлона» Рик Деланти не в силах встать с койки. Глаза его плотно закрыты, он неподвижно лежит, кулаки стиснуты. «Прекрасно, черт побери. Я заболел, как только мы вышли в космос. Не сообщай Хаустону. Они ничего не смогут сделать».

— Ты проклятый дурак, ты же умрешь с голоду, — сказал Бейкер. — Черт, здесь же нет ничего позорного. Каждый может заболеть космической болезнью.

— Но не на целую неделю.

— Тебе все известно не хуже, чем мне. Мак-Аллиард проболел весь полет. Не в такой тяжелой форме, как ты — но его лечили. Я сообщу доктору Малик.

— Нет!

— Да. На проявление мужества и гордости у нас нет времени.

— Дело не в этом. Ты сам все понимаешь, — сказал пронзительным голосом. — Она сообщит о моей болезни. И тогда…

— И — ничего, — сказал Бейкер. — Никто не станет срывать полет только потому, что у тебя непорядок с желудком.

— Ты уверен в этом?

— Угу. Они не могут признать, что полет окончился неудачей… пока я не потребую, чтобы они это признали. А я этого не потребую. Пока что…

— Пока все более-менее в порядке, — сказал Деланти. — Вот ведь в чем дело. Господи боже, Джонни, если экспедиция из-за меня окажется сорванной… Черт возьми, жаль, что они не выбрали кого-нибудь вместо меня. Тогда все это не было так важно. Но я — я обязан продержаться…

— Почему? — спросил Бейкер.

— Потому, что я…

— Человек, у которого кожа не белого цвета?

— Черного цвета. И об этом забывать нельзя, — Рик попытался улыбнуться. — Ладно, зови госпожу докторшу. Пусть как-нибудь лечит. Может, вылечит, покормив меня грудью?

— Так будет лучше, если ты будешь лежать с закрытыми глазами.

— Что я и делаю, и это самое большое, что я могу сделать, — в голосе Деланти звучала горечь. — Я старое железное ухо — и подхватил космическую болезнь. Бред какой-то, — он осознал, что Бейкера рядом уже нет, и лихорадочно стал застегивать ширинку.

Официально это одеяние называлось «повседневной служебной формой». Кто нибудь мог сказать: «это — теплое белье». Или: «это белье — комбинезон». Во всяком случае это — одежда астронавтов. Очень хороша с практической точки зрения одежда — но Рик Деланти не мог скрыть как он нервничает: не часто он представал перед женщинами в нижнем белье. Тем более, если это — белые женщины.

— Парень, друзья-приятели, проживающие в глубинке Техаса, сошли бы от этого с ума, — пробормотал он.

— Почему вы не сообщили раньше? — женщина сказала это отчетливо, с профессиональной интонацией, и от этого голоса из головы Рика Деланти выдуло остатки мыслей — если они еще там оставались. Войдя в кабину, Малик отсоединила трубку комбинезона Рика и сунула освободившейся конец в отверстие переносной термостанции. Второй конец трубки уходил внутрь белья Рика Деланти и далее, вглубь его тела. Любого астронавта пугает, если врач подобрался к его заднепроходному отверстию: измерение температуры не сулит ничего хорошего.

— Вы хоть что нибудь едите? — спросила Леонилла. Посмотрела показания термометра, записала.

— Во мне ничего не задерживается.

— Ваш организм обезвожен. Так что сперва мы попытаемся справиться с обезвоживанием. Разжуйте эту таблетку… Нет, не глотайте ее. Разжуйте.

Рик разжевал:

— Иисусе Христе, что это? Ничего более тошнотворного я…

— Глотайте пожалуйста. Через две минуты попытаемся принять питье. Питательный раствор. Вам нужна вода и питание. Часто ли случалось, что вы не сообщали о своем заболевании?

— Нет. Мне казалось, что я могу справиться с болезнью самостоятельно.

— В каждом космическом полете космической болезнью заболевает приблизительно одна треть из состава экипажа. Различия лишь — слабая это окажется форма болезни или сильная. Вероятность того, что заболеет кто-нибудь из участников этого полета, вероятно, была высока. Теперь выпейте это. Медленными глотками.

Рик выпил. Питье было густое, на вкус отдавало апельсинами.

— Неплохо.

— Основные компоненты его — американского производства, — сказала Леонилла. — Я добавила фруктовый сахар и витамины. Как вы теперь себя чувствуете? Нет, на меня смотреть не надо. Надо, чтобы то, что вы сейчас выпили, усвоилось вашим организмом. Закройте глаза.

— Теперь мне чуть лучше.

— Хорошо.

— Но на черта мне лежать с закрытыми глазами?! Я должен…

— Вы должны восполнить нехватку воды в своем организме. Вы должны выжить, чтобы полет не был сорван, — сказала Леонилла.

Деланти почувствовал, как что-то холодное коснулось его предплечья.

— Что это?…

— Инъекция снотворного. Расслабьтесь. Вот так. Вы будете спать несколько часов. Пока вы спите, я сделаю вам внутривенное. Потом, когда вы проснетесь, попробуем использовать еще кое-какие лекарства. Спокойной ночи.

Леонилла вернулась в главный отсек «Молотлаба». Теперь в середине отсека было свободно: оборудование было перемещено туда, где ему и следует находиться. Масса загромождающей пространство идущей на упаковку губчатой пластмассы было выброшено в космос.

— Итак? — требовательно спросил Джон Бейкер. Петр Яков — по-русски — повторил этот же вопрос.

— Плохо, — сказала Леонилла. — Полагаю, что в течении последних двадцати четырех часов его организм был вообще не в состоянии усваивать воду. Двадцати четырех — по меньшей мере. Возможно — дольше. Температура — тридцать восемь и восемь десятых. Организм очень обезвожен.

— Что будем делать? — спросил Бейкер.