Сборник Сборник - Фантастика, 1964 год Страница 58

Конечно, для вечности этот срок — мгновение.

Для меня же это мгновение — лучший кусок моей творческой жизни. И если уж наука не дала мне абсолютного заменителя, то над частичным заменителем сна я мог подумать сам.

Эквивалент, биологический эквивалент — вот что следовало искать. Пусть некто спит вместо меня, пусть результаты процессов охваченного спячкой мозга идут своим ходом, снимаются специальным приемником, как снимаются адаптером мелодии с пластинок, и через своеобразный трансформатор передаются в очищенном виде моему бодрствующему и размышляющему мозгу.

Конечно, подыскать человека, согласившегося бы спать и за себя и за меня, было делом нелегким.

Круг моих знакомых ограничивался людьми науки, рассеянными милыми людьми, вся мягкость которых превращается в гранит, как только ситуация подталкивает их на лишний час сна. Нужный человек должен был быть несколько иным, другого, так сказать, плана. Одним словом, таким, чтобы ему было все равно: спать или заниматься чем-нибудь другим.

Нашел я его прямо на улице. Точнее сказать — в пивном зале. Он сидел за столиком один, в его правой руке дрожал бокал с жидкостью, скорее всего алкогольной.

— Наука сломала об меня все зубы, — сказал он, когда я подсел за его столик, — лечила, лечила, а пользы никакой.

Он помолчал, помотал головой, улыбнулся, показав золотой зуб, и добавил: — От алкоголизма лечила…

— Друг мой, — как можно мягче начал я, — если наука не помогла вам, то, может быть, вы поможете науке?..

— Она мне не помогла, и я ей не буду, — заплетающимся языком объявил собеседник.

— А может, друг мой, попробовать еще разок?

— Нет, кореш, на эти пилюли меня не заманишь. Ешь их, ешь, а потом опять на неправильный путь сбиваешься.

Долго я еще объяснял суть вещей этому человеку, молодому, но уже ушедшему из-за хронического алкоголизма на пенсию. И вот (чего не сделает истинно логический подход!) утро застало его спящим у меня дома.

Проснувшись, он первым делом попросил рассола, оглядел комнату, потом закурил, ничуть не удивляясь месту своего пробуждения. Видно было, что он привык просыпаться где угодно, только не у себя дома.

— Болит голова? — спросил я.

— Болит. Уснуть бы в самый раз, но не усну — по себе знаю.

— Это просто устроить, — тут же возразил я и показал на аппарат, нейтрально стоящий в углу комнаты.

Разумеется, будущий напарник начисто забыл весь вчерашний разговор, и я с жаром повторил все доводы. В ход были пущены и графики ускорений роста научной мысли, и действующие модели моих последних изобретений: летающие, ползающие, ныряющие, бегающие, счетно-решающие — и еще не действующая модель будущего изобретения, одновременно летающего, ползающего, ныряющего, прыгающего и счетно-решающего. Было также рассказано, какая польза получится от внедрения всех этих дел, и обещано, что один экземпляр машины достанется и ему, по существу соавтору и товарищу по работе.

Графики, формулы и схемы почти не подействовали на человека из пивного зала. Но когда в комнату вбежали мои машинки и начали плясать, летать, кувыркаться, пищать, лезть нам на колени, бормоча всякие предложения, он начал сдавать.

— И все это — ваша работа? — изумленно спросил он, осторожно снимая с шеи синтетического чертика, успевшего причесать и спрыснуть одеколоном голову собеседника.

— Коллега, — да, я обратился к нему именно так: было ясно, что битва выиграна, — то ли еще будет, если мы возьмемся за дело вдвоем. Кривая интенсивности подско…

— Согласен, — перебил он и тут же попросил включить аппарат: ему все-таки очень хотелось спать.

Надо ли говорить, как рванулись вперед мои дела! Все приходят слегка усталые домой, садятся за газеты в ожидании ужина — я работаю. Все расходятся по кинотеатрам, стадионам, кафе, чтобы переключить мозг на Другую волну, а мне этого не надо — мой мозг свеж, как у новорожденного, и я опять работаю. Полночь, все ворочаются в постелях, считают До тысячи, чтобы скорее отключиться, я ворочаю в уме миллионами, кручу арифмометр, шастаю логарифмической линейкой, я наслаждаюсь всеми этими действиями!

— А ведь было, было время, — торжествующе говорил я сам себе, — когда ты проклинал свою неутолимую жажду творчества. Голова твоя трещала, сердце выписывало на энцефалограммах прямо-таки кренделя, волосы вылезали, как из старой сапожной щетки. И в эти минуты ты уповал только на докторов — кто еще мог помочь? А те твердили свое: воздух, фрукты, легкое вино и меньше, как можно меньше работы. Как бы не так! Меньше работы! Ха-ха-ха! — И я заливался громким жизнерадостным смехом, не боясь разбудить напарника. Он спал как убитый.

КПД аппарата не превышал 51 процента, поэтому вместо меня ему приходилось спать не 8, а 16 часов.

К этому прибавлялись 8 часов, необходимые для него самого. Итого — сутки.

Иногда я будил его, в те дни, когда к работе прибавлялся новый выдающийся успех. Он слушал мои объяснения даже с некоторым интересом, пытаясь вникнуть в детали. Было заметно, что с каждым разом он больше и больше проникается сознанием того, что является соучастником важного полезного дела.

Если в первое пробуждение он только махнул рукой, буркнув: “А, ладно, чего там, валяй дальше”, — то через месяц ему уже доставляло удовольствие копаться в чертежах, подкручивать гайки на полусобранных моделях и, заглядывая через плечо, смотреть, как я убористо заполняю тетради формулами и уравнениями. Взгляд его становился все более светлым и разумным, а иногда сосредоточенно-задумчивым, с теми оттенками жесткой мудрости, которая свойственна людям аналитического ума в момент формулирования внезапных и широких обобщений.

“Вот что значит беспрерывный сон”, — мысленно ликовал я, а вслух говорил:

— Коллега! Уверен, что в будущем смогу подготовить вас до уровня техникума. Да что там техникума! Одолеем и кое-какие программы самого вуза!

Последнее я произносил, конечно, из чистого энтузиазма, но уж в первое-то верил незыблемо. Логический подход и прирожденная наблюдательность не обманывали меня никогда. Два месяца с лишним прошли как бы в опьянении, словно бы в состоянии невесомости. В моем институте все только плечами пожимали, когда я устраивал еженедельные доклады о проделанной работе.

— Когда он только успевает? — слышалось из рядов конференц-зала.

— За неделю он способен напечь расчетов и чертежей на новую диссертацию, — говорили в курилках. — Прямой дорогой идет в академики.

— Вас не узнать, — сказал директор, хитро улыбаясь. — И в кино вас стали замечать, и по общественной линии, и на елку с детьми выехали, и чаще других с коллективом на лыжные прогулки выходите. А производственные успехи! Говорить нечего. Что-то тут не так…