Роберт Сойер - Факторизация человечности Страница 58

Хизер продолжала свои поиски все выходные, узнавая Кайла со всё новых сторон. Хотя она старалась концентрироваться на его мыслях о дочерях, она также натыкалась на его мысли о работе, об их браке — и о ней самой. По-видимому, он не всегда смотрел на неё таким некритичным взглядом. Гофрированные бёдра, надо же!

Это было поучительно, изумительно, захватывающе. И так много ещё хотелось узнать о нём.

Но нельзя дать себе завязнуть в этом. У неё есть цель.

И, наконец, в понедельник утром она нашла то, что искала.

Она испугалась; было страшно двигаться дальше.

Изнасилование неизвестной француженки всё ещё преследовало её, но это…

Если то, чего она боялась, окажется правдой…

То оно будет преследовать её, оставлять рубцы на душе, отравлять жизнь, порождать убийственную ярость.

И она знала, что уже никогда не сможет выбросить эти образы из головы.

Но это было именно то, что она искала — в этом не было никаких сомнений.

Ночь. Спальня Бекки, освещённая лишь светом уличных фонарей, проникающих внутрь сквозь жалюзи. На стене, трудно различимый при таком освещении, голограммный постер Головореза Дженкинса, рок-певца, которым Бекки не на шутку увлеклась в четырнадцать.

Она видела сцену глазами Кайла. Он стоял на пороге комнаты. В коридоре было темно. Он видел Бекки, лежащую в постели под тяжёлым зелёным одеялом, которое было у неё тогда. Бекки не спала. Она смотрела на него. Хизер ожидала увидеть страх или отвращение или даже безразличное смирение на её лице, но, к её ужасу, Бекки улыбалась: в полумраке что-то блеснуло — она тогда ещё носила брекеты.

Она улыбалась.

Между несовершеннолетней и взрослым не может быть секса по согласию — Хизер это знала. Но улыбка была такой тёплой, такой приветливой…

Кайл вошёл в комнату, и Бекки передвинулась на дальний край своей маленькой кровати, чтобы освободить для него место.

А потом села.

Кайл опустился на край постели. Бекки протянула к нему руку…

…и взяла кружку, которую он ей протянул.

— Как ты любишь, — сказал Кайл. — С лимоном.

— Спасибо, папа, — ответила Бекки. Она сильно хрипела. Взяв кружку двумя руками, она отпила из неё.

И тут Хизер вспомнила. Бекки серьёзно простудилась пять или шесть лет назад. Они тогда все переболели.

Кайл протянул руку и погладил тёмные волосы дочери.

— Для моей девочки только самоё лучшее, — сказал он.

Бекки снова улыбнулась.

— Прости, что кашель тебя разбудил.

— Думаю, я всё равно проснулся бы, — сказал Кайл и слегка пожал плечами. — Иногда мне плохо спится. — Потом он склонился к ней, легко поцеловал в щёку и поднялся на ноги. — Надеюсь, завтра тебе станет лучше, Тыковка.

И с этими словами он вышел из спальни дочери.

Хизер чувствовала себя хуже некуда. Когда наступил решающий момент, она была готова поверить в самые ужасные вещи о своём муже. Обвинения Бекки не были подкреплены ни единым клочком доказательств, и была масса причин считать их продуктом усилий неумеренно рьяного психотерапевта — и всё же как только начало развёртываться это воспоминание и она увидела, как Кайл среди ночи входит в спальню дочери, она ожидала худшего. Одного лишь намёка на насилие над ребёнком оказалось достаточно, чтобы очернить человека. Впервые в жизни Хизер почувствовала весь ужас того, через что Кайлу пришлось пройти.

И всё же…

И всё же на основании того, что это легко всплывшее на поверхность воспоминание оказалось в его пользу, можно ли заключить, что ничего такого не было никогда? Бекки жила с родителями восемнадцать лет, что составляет где-то шесть тысяч ночей. Что с того, что в одну из этих ночей Кайл вёл себя как заботливый и любящий отец?

У неё уже лучше получалось находить конкретные воспоминания; ключевым моментом здесь было сосредоточиться образах, связанным с искомым событием. Однако образ должен быть точен. Было очень неприятно представлять себе Кайла, домогающегося Бекки, но это ни к чему не привело. Если только образ не соответствовал в точности тому, что помнил о этом сам Кайл — с его точки зрения, разумеется — соединения не возникало, и память оставалась недоступной.

Хизер видела свою дочь голой. Они обе ходили в один и тот же оздоровительный клуб на Дафферин-стрит — Хизер начала водить Бекки туда ещё подростком. Однако она никогда пристально её рассматривала — лишь отмечала её подтянутую юную фигуру без растяжек, которые у Хизер появились сразу после первой беременности. Замечала также, что высокие конические груди Бекки ещё не начали отвисать.

Груди Бекки.

Поток воспоминаний — но её собственных, не Кайла.

Бекки пришла к матери в пятнадцать или шестнадцать, примерно когда начала ходить на свидания. Она сняла блузку и маленький лифчик и показала ей ложбинку между грудей. Там была большая коричневая родинка, похожая на ластик на конце карандаша.

— Я её ненавижу, — сказала Бекки.

Хизер понимала, почему это происходит именно сейчас. Бекки жила с этой родинкой много лет; три года назад она преодолела свою стыдливость и решилась расспросить насчёт неё доктора Редмонда, который заверил её, что она доброкачественная. Без сомнения, многие девочки видели её в раздевалке в школе. Но сейчас, когда она начала ходить на свидания, она задумалась о том, как парень может к ней отнестись. Для Хизер всё это было так стремительно — её дочь взрослела слишком быстро.

Хотя так ли? Самой Хизер было всего шестнадцать, когда она позволила Биллу Карапидису запустить руки к ней под блузку. Они занимались этим в темноте, в его машине. Он ничего не мог видеть — но если бы у Хизер была родинка, как у Бекки, он бы её нащупал. И какова бы была его реакция?

— Я хочу её удалить, — сказал Бекки.

Хизер задумалась, прежде чем ответить. Две одноклассницы Бекки уже сделали себе пластическую операцию на носу. Одна — лазерное удаление веснушек. Ещё одна — операцию по увеличению груди. По сравнению с ними это была мелочь: местный наркоз, один надрез скальпелем, и voilà! — источник тревоги ликвидирован.

— Пожалуйста, — сказала Бекки, когда мать ничего не ответила. В её голосе было такое напряжение, что Хизер на секунду перепугалась, что Бекки потребует сделать операцию до пятничного вечера, но, по-видимому, события развивались не настолько быстро.

— Наверняка потребуется наложить швы.

Бекки подумала.

— Может, я бы это сделала на весенних каникулах? — сказала она, явно не желая появляться в раздевалке с торчащими из грудины нитками.

— Конечно, если хочешь, — ответила Хизер, тепло улыбаясь дочери. — Мы попросим доктора Редмонда кого-нибудь порекомендовать.