Владимир Михайлов - …И всяческая суета Страница 58

— Ну, где же результат? — неприятным голосом поинтересовался Б.Ф.Строганов.

Землянин лишь развел руками.

— И как же вы оцениваете свои действия? — спросил Домкратьев.

Землянин пожал плечами:

— Техника сработала нормально. Но вот — души не хватило.

— То есть — чего?

— Души. Разве непонятно? Очень маленькой душа оказалась, да и выветрилась за прошедшие годы, истаяла. Вот на крысу ее хватило, крыса и ожила. А на человека оказалось мало.

— Значит, вы хотите сказать, что в этой крысе… душа… его?

— Так получается.

— И теперь она где-то здесь… в подвале?

— Покойный любил уединение. Ну, все, — сказал Землянин, отошел к пульту, что-то нажал — и крышка стала медленно опускаться, накрывая ванну вместе с телом.

— Что вы собираетесь делать? — спросил кто-то.

— Растворить, что же еще? Попытка не удалась. Очень жаль.

Можно было ожидать, что сейчас посыплются упреки, угрозы… Но все присутствующие были людьми сдержанными и словами не бросались. Они просто повернулись и двинулись наверх. Захлопали дверцы машин. Приглушенно заурчали моторы.

Через полчаса во дворе снова было пусто и безмолвно. Землянин вышел из лаборатории. Во дворе к нему присоединился А.М.Бык, а еще через минуту — Федор Петрович.

— Вот так, — сказал А.М.Бык, — проходит слава мира. Знаете, всю жизнь я мечтал разбогатеть. И сейчас уже казалось — вот, вот. Так нет. — Он пожал плечами. — Не судьба.

— Лучше было бы вообще не браться, — сказал Федор Петрович. — Этого нам не простят. Пожалуй, пора мне сосредоточиться на моей основной работе.

— В чем же мы виноваты? — спросил Землянин.

— Кого это волнует? — спросил в свою очередь А.М.Бык. — Когда рушатся надежды, под их обломками гибнут люди — те, кто стоял ближе всего к надеждам. М-да. Знаете что? Пойду-ка я сейчас ко Льву Толстому, выпью со стариком водочки… Кто со мной?

— Я — пас, — сказал Федор Петрович поспешно. — У меня дела.

Он прислушался. По переулку ехала машина.

— Вот уже и за нами, — сказал Федор Петрович вполголоса. — Меня здесь нет, и где я — вы не знаете. Всего!

И он исчез так же бесследно, как крыса полчаса назад.

Машина действительно въехала во двор. То была черная «волга». Из нее вылез молодой человек и подошел к Землянину.

— Мне приказано забрать у вас запись, — сказал он деловито.

— Какую? Его?

— Другие нас не интересуют.

Землянин чуть заметно усмехнулся.

— Думаете, она вам пригодится?

— Вы выдадите добровольно? — спросил молодой человек.

— Да ради Бога! — сказал Землянин. — Идемте со мной.

Они оба спустились.

— Интересно, — сказал Землянин через несколько минут безуспешных поисков. — Вот же сюда она была заложена, вот даже обрывок остался под валиком…

Они проискали еще полчаса. Потом молодой человек сказал:

— Советую найти. У вас могут быть крупные неприятности.

Кивнув на прощанье, он сел в машину и уехал.

— Жулье увело, — сказал А.М.Бык. — Мафиози. Они на ней еще заработают, будьте спокойны. Так как насчет выпить водки? Как говорится, на росстанях?

— Вы тоже уйдете?

— Все мы уйдем. Думаете, нам после этого дадут жить?

— Куда же? — спросил Землянин.

— Мир велик, — задумчиво ответил А.М.Бык. — Так идете?

— Раз мир велик, то пошли, — сказал Землянин. — Сеня! Сеня!

Отклика не прозвучало.

20

Буквально на следующий день после описанных выше событий автору настоящего повествования пришлось уехать из Москвы по делам, никакого отношения к Землянину не имеющим. Поездка затянулась, и только через два месяца мы смогли навестить места, где происходило все, описанное на предыдущих страницах.

Едва сойдя с троллейбуса, мы уже встретили знакомого. Лев Толстой, поскрипывая протезом, медленно шагал, отягощенный хозяйственной сумкой, в которой краснели пачки пельменей. Мы радостно с ним поздоровались.

— Ну, что у вас тут нового? — поспешили мы спросить.

Лев Израилевич махнул рукой.

— Кто знает, что ново и что — нет? — ответил он неопределенно. — Царь Соломон говорил по этому поводу, что…

Но нас терзало нетерпение.

— Как Землянин? Работает? Успешно?

Лев Толстой переложил сумку в другую руку, чтобы удобнее было жестикулировать. — Так вот, — сказал он. — Если вы войдете в этот переулок, что вы увидите?

— Наверное, дома, машины…

— Нет. Вы увидите забор. Что за ним, вы не увидите, потому что он высокий и без щелей, и вход совсем с другой стороны. Но я вам скажу, что там. Развалины.

— Постойте, постойте. Это что же — там, где был кооператив?

— Ну, а я вам что говорю? Он был, да. Но он сгорел. Дотла. На следующий же день после… ну, вы понимаете, о чем я говорю. Потом поставили забор, чтобы было прилично, а сейчас уже расчищают, тут собираются строить что-то большое.

— Отчего же возник пожар?

— Я знаю? Никто не знает, кроме тех, кто знает — но они об этом в газетах не пишут. Сгорел — и все. Его тушили, приехало много пожарных, но они, по-моему, немного опоздали. Хотя на часы я не смотрел, и вообще была ночь…

— А сейчас строит кто: кооператив?

— Кооператив? — переспросил Толстой и пожевал губами. — А кого вы, собственно, имеете в виду? Тот, старый? Так его нет.

— Куда же девался Землянин?

— Откуда я знаю? Я не был так уж близко знаком с ним. Говорят — уехал. Секретность вроде бы у него кончилась… Во всяком случае там, где он жил, теперь совсем другие люди. Они его даже не знали. Квартиру получили через жилотдел.

— Куда же он уехал?

— Одни говорят — в Германию, другие — в Израиль, третьи — в Америку, четвертые — куда-то под Норильск… Какая разница? Уехал. И Бык тоже исчез. Может быть, тоже уехал в другую страну. Или в другой город. Может быть, где-нибудь он все-таки разбогатеет? Дай ему Бог. Он хороший человек. — Тут Лев Толстой как-то опасливо огляделся. — И знаете что? Люди, которых он воскрешал, тоже… Их как-то не видно. Люди болтают всякое. Что он их делал из наших скверных материалов, и все они оказались недолговечными. Хотя я в это не верю: ну, а все мы из чего сделаны? Из импорта? Едим импорт? Дышим импортом? И все же живы… Я думаю, что они просто ходят по другим улицам. Мне ведь ходить трудно, я только до гастронома и обратно, а так — сижу дома и ставлю набойки и рубчики… У нас старую обувь теперь уже больше не выбрасывают, как привыкли одно время, а отдают снова в починку. Нет, сапожнику еще можно жить.

— Значит, о кооперативе больше ничего не говорят?

— Вы же знаете, в какие мы живем времена: каждый день что-нибудь новое, а о том, что было вчера, позавчера, завтра уже и не вспомнят. Сейчас о чем говорят? Где давали масло, где — колбасу по два двадцать… Нет, тогда, конечно, говорили… Например, что в одном учреждении, не стану говорить, в каком именно, поставили такие же аппараты, или те же самые… Потому что, видите ли, перед пожаром кооператив же ограбили — разве я не сказал? Годы, склероз. Я думал, что сказал. Да, вывезли все, прямо среди бела дня. Ну да, так вот, эти машины поставили и пробовали-таки воскресить этого… да. И как будто даже не один раз пробовали. Но ничего так и не получилось. Хотя эта девочка, помните, которую Землянин обучал…