Александр Громов - Всем поровну (сборник) Страница 59

На то, чтобы быстрым шагом спуститься от окопчика к входу в туннель, человеку потребовалось бы минуты две. «Кэгону» хватило одной.

Я ждал, что он, разогнавшись, так и влетит в туннель, но он резко затормозил перед самым входом. Потоптался на месте, повращал блестящими сегментами, вдвинул в темноту перед собой наиболее длинный манипулятор. Ничего не случилось.

Тогда он медленно шагнул вперед, во мрак, и пропал из виду. Последним исчез гидравлический коленный сустав – тот, что «назад».

– Сигнала нет! – дискант оператора.

Я оторвался от стереотрубы, но поздно – экран монитора уже заслонили чужие спины. Приходилось верить на слово.

– Паша, не горячись. Еще разок…

Шумно сопел Шкрябун, задышал и начал вполголоса чертыхаться инженерный босс. Ясно…

– Интересно: односторонняя или двусторонняя? – спросил Топорищев, ни к кому специально не обращаясь.

– Что?

– Вторая преграда. Первая – психологический барьер вокруг объекта. Это чисто биологическое, робот не почувствовал. А вон вторая. У входа. Понятно, что оттуда сюда электромагнитные волны не проходят – а обратно?

– Прервите программу, – распорядился Максютов. – Команду на возвращение, немедленно!

– Уже.

Я почувствовал боль от вдавившихся в кожу наглазников стереотрубы. Робот не показывался.

– Ну? – резко спросил Максютов. – Что-нибудь можно сделать?

– Кроме текущей информации, «Кэгон» непрерывно передает импульсы подтверждения работоспособности всех систем. Если импульсов нет…

– Говорите толком: вы его потеряли?

Это максютовское «вы» вместо «мы» инженерный босс проглотил. Только чуть поморщился.

– Необязательно. Возможно, объект действительно не пропускает радиоволн… в обе стороны. В таком случае робот будет продолжать движение до тех пор, пока не выполнит программу либо пока не наткнется на что-нибудь, выходящее за пределы его «сообразительности».

– Например?

– Скажем, на симметричную развилку. Случай буриданова осла. Тогда он остановится и пошлет запрос. Не получив ответа, станет ждать, продолжая посылать запросы.

– Пока не разрядится?

– Нет, не более тридцати минут. При повышенной агрессивности внешней среды – менее. Он сам решит сколько. После чего начнет возвращение к исходной точке тем же путем.

– Значит, ждать? – спросил Максютов.

Инженерный босс кивнул.

– Подождем…

– Не годится. Что можете предложить? Прямо сейчас?

– Информацию с «Кэгона» можно снимать по инфракрасному лучу, ультразвуковому каналу или кабельной связи, аналогично и рулить им. Один «Кэгон» подготовлен для кабельного управления.

– Сюда его. Две минуты. И сразу готовьте второй.

– Уже третий. И последний этой модели.

– Других моделей нет, что ли?

– Есть, но…

– Вот и выполняйте.

Я понимал инженера. Всякий технарь жалеет хорошую технику, особенно когда дополнительные поставки той же модели под большим вопросом. Продать-то продадут, и даже, возможно, без излишних бюрократических проволочек, зато обставят уймой дополнительных условий, главным из которых наверняка будет скорейшее допущение к объекту группы японских специалистов, а там и не только японских… Это даже технарь понимает. Не дадут ковырять объект так, как нам нравится, повяжут по рукам и ногам. Я бы непременно повязал.

Так и будет. Максютов это знает. Уже сейчас идет массированная атака по всем линиям, от дипломатических до тайных: разрешить! допустить! согласовать с международным сообществом! принять во внимание такое-то и сякое-то мнение! космическая угроза – общее дело всего человечества!

Знамо, что общее. Вот потому-то Максютов и торопится, вот оттого-то он будет жестоко карать за малейшую проволочку и неточность в исполнении его приказов. За свое вчерашнее глупое своеволие я не наказан только потому, что сэкономил ему немного времени и вообще победителей не судят. От настойчивых просьб радетели общечеловеческих интересов очень скоро перейдут к требованиям, угрозам, ультиматумам, подкрепят их резолюциями международных организаций… Им страшно: вдруг тяжко больная страна нежданно получит шанс вновь стать второй супердержавой? Или даже первой? Страной, которая научится отказывать наглецам? Не-ет. Не выйдет. Мы знаем, что нас сломают. Как бы ни изощрялись дипломаты, через неделю-две, самое большее через месяц к объекту придется допустить иностранных наблюдателей, а там, глядишь, и международный координационный совет по взлому Монстра. Под эгидой, разумеется, ООН.

Само собой, технику можно купить через третью страну. Но уйдет время.

Солнце все выше поднимается над лесом. Становится жарковато. В ложбинке за окопчиком тестирует сам себя второй «Кэгон».

Конечно, нас видно из космоса. Как назло, на небе ни облачка. Если я посмотрю в зенит, оптика спутников сумеет различить, какого цвета у меня глаза. Вероятно, нашим заклятым друзьям все мы, забившиеся, как тараканы, в бетонированную щель, известны поименно. Без сомнения, они наблюдали гибель вчерашнего робота, безвозвратный уход в туннель сегодняшнего и догадываются о наших проблемах.

Но решаем пока еще мы.

– Ручное управление?

– Да. Хватит с нас… – Записанный на пленку голос Максютова непечатно характеризует машинный псевдоинтеллект.

Ночной «разбор полетов» в штабной палатке. Записи размножены, видеотехники хватает на всех, а если что-то упустишь при первом просмотре, можно смотреть еще и еще. В видимых лучах и в инфракрасных. В ультрафиолете и рентгене. Как угодно и как удобно, в любом наборе условных цветов псевдоизображения. Моя «записная книжка» активирована – я обязан зафиксировать и при необходимости вспомнить каждый кадр.

Дабы не терять времени, ужин принесен сюда же. Он давно остыл. Что может быть противнее холодных пельменей? Только теплая водка, которой вдобавок не допросишься.

Плевать.

Волоча за собой тонкий шнур, робот широким полукругом обходит наш окопчик, я вижу в нем наши напряженные физиономии, в том числе свою. Максютов нахохлен. Топорищев жует папиросу. Третий робот движется заметно медленнее первого и второго, зато не собирается долго раздумывать перед входом в туннель, а шагает в черноту сразу.

Третий и последний японский «Кэгон». Второй погиб, едва проникнув в туннель, – вероятно, был поглощен Монстром так же, как самый первый, вчерашний.

Пожалуй, шаг в туннель дался роботу труднее предыдущего. Совсем чуть-чуть – но труднее.

– А преграда там действительно существует. – Голос инженера наложен на запись. Внутри Монстра звуков нет, шаги робота и то практически бесшумны.

– Кто бы сомневался, – бурчит в ответ Шкрябун и отчего-то долго кашляет.

– Если именно она глушит сигналы, можно будет поставить ретранслятор, вдвинув в объект лишь антенну.

– Там посмотрим…

Туннель полого идет вверх. Странно: внутри Монстра вовсе не темно, гладкие закругленные стены излучают мягкий желтоватый свет. Мощный фонарь робота работает зря. Подъем прекращается, и почти сразу туннель поворачивает влево под прямым углом. Первого «Кэгона» нигде не видно.

Голоса за кадром комментируют наложенную на изображение таблицу снятых параметров среды: радиоактивность – ноль; напряженность магнитного поля – шестьдесят процентов земной; температура среды – двадцать два по Цельсию; давление – соответствует наружному; состав воздуха: азот – семьдесят восемь процентов, кислород – девятнадцать, углекислота – почти два, аргон – ноль девяносто три, водяной пар – ноль пятнадцать, следы озона, метана, высокомолекулярных соединений…

Топорищев громко хмыкает.

В таблице еще много чего, но я уже фиксировал ее при первом просмотре и перематываю пленку дальше.

Шесть минут от начала работы в объекте. Робот продолжает движение.

Развилка. Коридор разветвляется на два, с виду совершенно одинаковых. Здесь должен был остановиться сбитый с толку первый робот. Здесь он должен был ждать указаний от нас и, не дождавшись, повернуть назад. Может быть, он даже сделал это.

Но его нигде нет.

Из двух туннелей оператор выбирает правый. Ход ведет вниз, затем полого вверх, далее начинается бесконечный поворот.

На двенадцатой минуте от туннеля ответвляются сразу два узких коридора, оба влево. Оператору велят проигнорировать их. Плавный поворот кончился, начинаются крутые слаломные изгибы. Робот замедляет движение. Хорошо видно, как по стенам туннеля время от времени пробегает мелкая рябь.

Двадцать седьмая минута. Снова развилка. Правый ход через десяток метров оканчивается темным колодцем неизвестной глубины. Попытка эхолокации не приносит успеха. Левый туннель выводит к еще одной развилке…

Вот он!

Наш первый «Кэгон» неподвижно, как порядочный, замер на распутье. Странно: почему он не сделал этого раньше? Или у робота вдруг появилась не предусмотренная программой свобода воли? С чего бы?