Сергей Соколов - Чёрный атом Страница 6

Всё, что по воле человека как-то крутилось или тикало, светило или грело, плавало или, что особенно, летало, интересовало мальчишку необычайно, завораживало смелостью замысла, пленяло красотой воплощения. Ночами ему снились удивительные механизмы, которых ещё не существовало, их следовало придумать, и днём он рисовал могучие контуры.

Уже будучи подростком он знал наизусть марки автомобилей, легко отличал серии паровозов, прекрасно разбирался в конструкциях аэропланов. Вырезки из газет, выклянченные фотографии, собственные зарисовки – всё аккуратно вклеивалось в объёмные альбомы, порой в ущерб детским подвижным играм.

Были и друзья – Сережу любили за весёлый, общительный нрав, – но его считали чудаком.

Подростку казалось, что сверстники и большинство взрослых, не ценят машины, не испытывают благодарности за их бескорыстное служение, видят в них лишь коптящие и грохочущие чудовища. Мальчишке хотелось справедливости, хотелось встать на защиту, хотелось крикнуть: «Вы не правы! Вы только послушайте меня!»

Спустя годы, в сложившихся обстоятельствах мучительного выбора между добровольным уходом и полужизнью, Сергей Травин начал писать, и соломинка – детская увлечённость – переломила хребет отчаянию. Строчка за строчкой… Шаг за шагом… Год за годом… Тогда он выкарабкался…

Однако, сочинительство оказалась вовсе непростым делом, и успехи в популяризации технических новинок оставались скромными.

Всё изменилось с письмом из столицы.

Редакция журнала «Техника – молодёжи», ставшего к 1935 году образцовым идейным пропагандистом технических достижений Страны Советов, в адрес которого Сергей настойчиво присылал незрелые очерки и обзоры, вдруг предложила ему штатную должность собкора. Радости у начинающего журналиста не было предела, и он, конечно, согласился на переезд в Москву. Одновременно с обретением постоянной работы, Сергей Травин с легкостью сдал вступительные экзамены на моторостроительный факультет Московского авиационного института, для обучения, как говорится, без отрыва. Отрываться он и не планировал, но… Но однажды выяснилась причина его неожиданного трудоустройства: коллектив проявил чуткость, граничащую с жалостью. Сергей был благодарен ребятам, но из журнала ушёл.

Одно потянуло другое: деканат факультета мог потребовать справку с места работы, Сергею грозило отчисление. С трудом тот устроился в газету калибром поменьше, сумев убедить шеф-редактора создать колонку «Красный маховик», в политически выверенных целях привития трудящейся молодёжи технической грамотности.

С тех пор, вот уже два года, в деревянном ящичке у кадровика молодёжки хранилась анкета обычного парня, с ничем не примечательной записью в биографии с 1930 по 1934 годы – Психоневрологический институт им. В. М. Бехтерева, санитар. Причём тут жалость?

Сергей, действительно, под присмотром врачей, проработал санитаром год, последний год в нескончаемой череде больничных будней, когда заново осознал собственное существование; когда научился самостоятельно одеваться, есть, ходить; когда вместо слов перестал издавать кашляющие звуки; когда ушла боль и вернулась память… Чтобы уже не забывать.

…Основной парашют не вышел, но курсант был спокоен и сосредоточен: за плечами с десяток прыжков, вызубренные наставления опытного инструктора, долгие тренировки на земле. Доведённым до автоматизма движением он выпустил запасной. Змейкой тот ушёл вверх, стал нехотя наполняться воздухом… Скорость падения уменьшилась, но всё ещё была смертельно опасной… Что-то не так… Чёрт! Три стропы свились в одну, не давая парашюту раскрыться полностью… Как близко земля! Уже чётко различимы фигурки людей, бегущих к одной точке: там, в цветущих васильках, его ждала смерть… Нож! И резко по стропам… Купол на несколько секунд вздохнул свободно, потом обмяк, накрывая шёлком тело курсанта.

Смерть бродила около людей, плотным кольцом стоявших над Сергеем: они не пускали её.

Переломанный парень был в сознании, узнавал товарищей по планерной школе, её руководителя, наклонившегося над ним и кричавшего матерно:

– Медики, б… Где медики?

– Всё… хорошо… Валерий… Павлович…

– Конечно, парень, конечно… Как тебя зовут?

Вокруг послышалось: Серёга, Сергей Травин, Серёжка…

– Держись, Серёжа! Вот, уже едут, родимые!

Смерть не дождалась и по затоптанным цветам отступила.

4

Журналист Травин задумчиво крутил в руках фотоснимок, забракованный шеф-редактором.

Да, при таких драматичных обстоятельствах они познакомились, даже сдружились, хотя виделись крайне редко: Чкалов вскоре был направлен на лётно-испытательную работу в Москву; курсант Травин, стал пациентом Бехтеревского института. Но так бывает: люди не видятся годами, живут собственной жизнью, почти забывают друг друга, а встретятся, как будто не расставались, и дружба от того ещё дороже.

– Негатив снимка уничтожу, а фотокарточку – ни за что! – решил Сергей и спрятал её в нагрудный карман.

– Так-с! – журналист хлопнул в ладоши, поправил очки: зрение в полной мере чудо-врачи восстановить не смогли, более того, оно ухудшалось.

– Приступим! А то мне ещё в институтский «Пропеллер» статейку дописывать.

В этот момент он заметил курьера, проскользнувшего в «слепую кишку».

5

– Товарищ редактор, полчаса еще не прошло и я…

– Садитесь…

Холодными глазами начальник ощупывал Сергея с тщательной подозрительностью служебной собаки.

– Прежде, чем ознакомить Вас с документами, – рука придавила картонную папку с развязанными тесемками, – я предупреждаю о персональной ответственности комсомольца Травина перед рабоче-крестьянской законностью за неразглашение доверенных ему сведений.

– Клянусь!

– Не паясничайте!!! Дело серьезное…

Документами оказались фотокопии двух писем с вымаранными отдельными словами и целыми предложениями, без подписей, дат и написанных разными почерками. Но смысл и факты были схожими.

Сергей отложил фотокопии в сторону.

– Это страшно…

– Не паникуйте! Нам поручено, – лицо шефа окаменело, – отреагировать на письма комсомольцев с мест. Вы направляетесь в Саранск.

6

В первых числах мая месяца 1937 года, ранним пасмурным утром, Сергей сошел с подножки пассажирского вагона поезда Москва – Саранск. Сошел – определение неточное: его буквально вынесла на перрон толпа прибывших пассажиров одинаково неопрятного, помятого вида с мешками, узлами и чемоданами, висевшими на плечах связанными парами. У других вагонов наблюдалась та же картина – поезд буквально опустел. Толпа в массе своей ринулась в едином направлении и, не рассыпаясь, замерла неподалеку от вокзала.

К Сергею, оставшемуся в одиночестве с фанерным чемоданчиком артельного производства в руках, подошел мужчина – молодой, гладко выбритый – в мягкой фетровой шляпе, длинном светлом плаще, бесстыдно расстегнутом для обозрения безукоризненного костюма-тройки. Обувь поскрипывала отличной кожей.

Конец ознакомительного фрагмента.