Василий Лягоскин - Дома мы не нужны. Книга третья. Удар в спину Страница 6

По крайней мере когда вчера вечером прадед достал из меньшего мешка один такой кружочек и положил его на широкую ладонь, веса ее Де почти не ощутил. А Денат ловко подцепил кружочек и бросил его в мешок. С грустным лицом – Де впервые видел такое выражение у сурового прадеда – он сказал:

– Скоро еще один кружочек брошу я в этот мешок (он шевельнул тот, что был наверное впятеро больше первого) и в первом станет на один меньше.

– Но когда-то он совсем опустеет? – задал совершенно естественный вопрос правнук.

– Да, – кивнул вождь, – и тогда не-зверей не станет на этой земле.

– И кто же тогда будет убивать пещерных львов, кто будет жить на этом холме?

– Не знаю, – признался в своем незнании вождь – тоже впервые на памяти правнука, – кто-то придет нам на смену; может те четверорукие и хвостатые, которые не боятся прогневить Спящего бога; которых завещал опасаться великий предок Денатурат.

Имя священного предка прадед произнес, как всегда, с благоговением. Вообще-то оно тоже было под запретом, но только не для вождя. А потом… потом прадед произнес чудовищные, в понимании Де, слова:

– Совсем скоро ты, мой правнук и мой наследник, бросишь одну монетку в другой мешок. Да, – ответил он на невысказанный вопрос Де, – Мина понесла от тебя, и нам уже сейчас надо искать вторую мать для твоего сына.

Де, глухо замычав от ярости, обиды и раздражения, выскочил из родовой пещеры, которая была здесь, на склоне холма, куда когда-нибудь волчица принесет двух младенцев, с незапамятных времен – может быть со времен самого Денатурата! И ярость молодого не-зверя была понятна. Теперь ему нельзя было валять на мягких шкурах подруг – а до сегодняшнего дня все девушки и женщины в племени, да и в других племенах тоже, могли и обязаны были принадлежать ему – по первому зову, в любое время и любом месте.

Такое право молодой не-зверь считал самым приятным в положении члена Рода, которых – членов – было под небом всего трое. Он сам, прадед и отец Ден, которого вождь давно перестал воспринимать как своего преемника. Наверное потому, что Дена больше волновали не дела Рода, а дела племени; слишком он стал близок в низшим не-зверям и слишком далек от деда и сына. Но это его дела. А вот как быть Де? Как он будет обходиться без покорных ласк девушек, без их первых испуганных вскриков, без их неистовых ласк потом, когда они понимали, что лучшего мужчины, чем Де, среди не-зверей нет?

Нарушить запрет? Де содрогнулся всем телом. Он вспомнил, как его, мальчишку шести зим прадед взял поглядеть на остатки племени, нарушившего запрет; как он стоял вокруг окровавленных кусков низших не-зверей (ну это-то было совсем ерунда – одним племенем низших больше, одним меньше) и как зачем-то вернулась на эту бойню та, что учинила тут разгром. Седая медведица, палач Спящего бога.

Ее никто не видел, кроме мальчика, в свои шесть лет почти догнавшего ростом взрослых низших. Медведица не тронула его, только зевнула протяжно своей длинной волчьей пастью и заглянула в глаза Де. Этот взгляд не-зверь помнил до сих пор; помнил обещание того необъятного ужаса, который ждал персонально его в случае нарушения запретов, которых, кажется, было в их жизни больше, чем разрешенного.

Так что нарушить табу он не посмеет. Как-то переживет. А копившуюся злобу и нерастраченную внутреннюю энергию, которую до сих пор расходовал на покорных низших, будет изливать как-то по другому. Хотя бы вот так!

Тяжеленный молот поднялся и опять обрушился на полурасплющенный череп уже мертвого льва. Де колотил по нему, не замечая тяжести орудия, пока бревнышко, до сих пор пружинящая под его ударами, не переломилось пополам. Тогда он отошел в сторону и сел, лоснящийся мокрыми плечами в лучах восходящего солнца.

Теперь очередь потрудиться перешла к низшему брату. Тот еще как-то осилил две половины бревна, с трудом выдернув их из-под мертвого хищника. А вот сам лев…

Правнук вождя усмехнулся и все таки встал, понаблюдав немного за тщетными потугами коротышки. Он отодвинул Лая в сторону и рывком выдернул тушу хищника наружу, не побоявшись испачкать руки в крови и мозгах пещерного льва.

– Что значит не побоявшись? – спросил он вдруг себя, – я никого и ничего не боюсь! Кроме прадеда… немного, и Седой медведицы.

Он снова содрогнулся всем телом и, поставив ногу на недвижимое тело льва, поднял голову навстречу солнцу. Окрестные холмы озарил яростный крик двуногого хищника, в котором была большая доля звериного, несмотря на то, что парень гордо называл себя не-зверем…

Вечером был пир. Прадед даже разрешил готовить праздничные блюда в своей пещере – тут многие запреты снимались, и в очаге мясо поливалось изумительным настоем трав, от которых мясо хотелось есть и есть, пока тяжелый живот не потянет сам набок, на мягкие шкуры, где так хорошо… Нет, об этом лучше не думать, так же как о Мине, устроившей ему такой неприятный сюрприз, о сыне (конечно будет сын, а кто же еще, если за тысячи поколений не было ни одной женщины-высшей), которого он даже не хотел себе представлять. Любил ли он его так, как любят беззаветно своих щенят дикие звери? Он не дикий. Он не-зверь! И сам будет решать, кого ему любить, а кого нет. А пока он лучше понаблюдает за прадедом, который сидел в своем углу, на почетном возвышении, и… вдруг начал заваливаться назад.

Правнук первым оказался у тела, возбужденный, не знающий – радоваться тому обстоятельству, что он, кажется станет главой и этого, и всех остальных племен низших не-зверей, или страшиться этой ответственности. Он не успел дотронуться до прадеда, потому что тот оттолкнулся от стены своей опять обретшей упругость спиной, и поглядел с усмешкой и… все таки с благодарностью, на правнука, первым метнувшимся поддержать его. Его суровое лицо тут же стало еще суровей, почти сравнявшись застывшей непреклонностью с серым камнем позади него. В свете яркого огня костра его глаза казались полубезумными; корявые в тех же метущихся отблесках пальцы вытянули из под шкуры на груди (впервые в жизни, по крайней мере на памяти двадцатилетнего не-зверя) еще несколько – тоже явно священных – предметов: нанизанные на толстые нити бусины разной величина и цвета. Пальцы начали перебирать эти округлые камни, пока не нащупали самый темный, и прадед наконец заговорил. Заговорил торжественным и одновременно безысходным голосом:

– Спящий бог проснулся. И прислал под наше небо свою Седую медведицу… И еще другие чудовища, чтобы… Не знаю, не пойму зачем…

– Какое племя мы будем оплакивать? – это отец задал такой нужный сейчас вопрос. Нужный, в смысле – не к нам ли направляются эти чудовища?

Корявые пальцы опять заелозили по груди. Это длилось долго, нестерпимо долго – так что костер почти прогорел. И никто без разрешения вождя или его потомков не решился встать, чтобы подкормить жадное пламя сухими ветками.

– Вот! – наконец произнес прадед. Во тьме угла не было видно его лица, какая гримаса – радость или ужас исказили его голос, который Де не узнал бы, если бы не видел своими острыми глазами, как едва шевелятся губы Дената:

– Придет Великий охотник… Должен прийти, со своим племенем. И Спящий бог… боится его прихода (в голосе говорящего теперь было великое изумление). Потому шлет против него такие силы, каких не было еще одновременно под нашим небом никогда..

– Я! – вскочил неожиданно для себя Де, – я Великий охотник.

И действительно, разве не он сегодня поразил единственным ударом пещерного льва, разве есть у него противники на холмах, и далеко за их пределами? Прадед устремил навстречу ему недоумевающий, а потом разгневанный взгляд, и… какая-то чудовищная сила вдруг снесла парня на каменный пол – на глазах у низших не-зверей. Его, одного из трех высших! Де вскочил, готовый рвать на части любого, и… опустил тяжелые кулаки, наткнувшись еще на один взгляд, теперь насмешливый. Это Ден, отец, наградивший его оплеухой, чего не делал никогда в жизни, стоял перед ним, огромный и несокрушимый в пламени снова ярко вспыхнувшего костра.

– Убить зверя – даже мохнатого длинноносого великана или владыку пещерных львов трудно, но можно. Но этого мало, чтобы стать Великим охотником. Для этого надо…

– Что для этого надо? – Де устремился всей своей сущностью к отцу, тоже наверное впервые в жизни.

– Для этого надо, чтобы не ты сам, а другие признали, что ты Великий. Не сказали, а признали – всем сердцем. Ты готов ответить на этот вопрос?

Молодой не-зверь оглядел лица соплеменников – сначала низших, которые прятали взгляды, даже Лай; только Мина дерзко смотрела, не отводя глаз, в которых он прочел: «Нет, ты не Великий охотник.. И никогда им не станешь!»

Потом парень взглянул на прадеда. Тот ответил немного виноватым, но так же решительно отказывающим в праве именоваться Великим, взглядом. И Де побрел из пещеры, в который он провел все эти годы, как оказывается самые счастливые в его жизни. И уже сидя на холодном камне, под яркими звездами он поклялся, что пройдет время, и эти звезды будут светить или ему, или неведомому Великому охотнику – другого не дано.