Дмитрий Петров - Сказки Александра Мы Страница 6

Анекдоты, в отличие от сказок, способны предугадывать будущее. В конце двадцатого века родился следующий анекдот:

2030-й год. Мальчик с девочкой в песочнице лепят куличики.

Вовочка: «Оль, а твои родители в каком чате познакомились?»

Спустя двадцать лет это уже не смешно. Это действительность. Что же будет в 2030м году? Наверное, детей сразу в интернете делать будут, зачем все эти древние танцы с бубном. А вы знакомились через интернет? Наверняка же… Вот только мало кто способен предугадывать будущее.

                                               ***

Он написал ей: «Привет, Крошка!»

Она уколола в ответ.

Она никогда не умела доверять. Но хотела любить.

Он говорил долго, много.

Она стеснялась.

Она намекнула в письме, что улетает. Уточнила, что насовсем. Через два часа. Рейс S71140…

…если б не эти ужасные пробки. Он бы успел. Салатовый самолет S7 улетел. На борту она жевала салат на обед. Он жевал сопли.

Она пропала со связи. Но все же нашлась через неделю. Он сразу сказал, что летит. Не сбежать ей. Теперь она пропала. Она поняла —это по-настоящему, несмотря на фигуральность.

Аэропорт. Встреча. «Привет, Крошка!»

Кафе. Она сидела, забравшись с ногами на диван и смотрела, как он ест хинкали. Да, их надо есть руками. И надо оставлять на тарелке самую вкусную часть (ох уж эти кавказские парадоксы).

Отель. Дорога. Она спала, свернувшись с ногами в кресле.

Еще отель. Она любила говорить на суржике:

– Ну шо?

– Ишо!

– Шоооо?

– (смущенно) А шо?

Он не хотел бежать и суетиться. Хотел лежать и втыкать в потолок, в небо, в её лицо и свои мысли, в ее желания и свою пустоту, которая пришла на смену мыслям. Просто лежать на пляже и в кровати, на поверхности моря и под звездами.

Он сказал: «Скоро лететь».

Она заплакала. Он тоже начал плакать. Наверное, это эмпатия.

Она плакала постоянно: за рулем и за ручку, в постели и в лифте, в веселье и грусти. Точно – эмпатия.

Плакала даже в море, он слизывал слезы. Казалось – все соленое море – её слезы.

Снова аэропорт.

– Останься.

– Не могу.

– Я хочу.

– Позвонишь и скажешь, что аэропорт заминирован?

– Толку? Тогда ты улетишь на воздушном шаре.

Она сдалась:

– Напиши, как приземлится самолет.

– Зачем?

– Чтобы я знала, что с тобой все в порядке.

– Если будет не в порядке, то, скорее всего, со всем самолетом, а не только со мной, и ты об этом узнаешь скорее из новостей.

Он не написал ей.

Новостей по ТВ не было. Сердце начало останавливаться. «Не в порядке» становилось с ней.

Он позвонил. Через 4 часа. В ее дверь. Немой вопрос в ее глазах:

– Я же видела, как улетел твой самолет. Ты не мог выпрыгнуть как Шварценеггер, – она смотрит в улыбку его глаз. – И обратно на этот рейс ты бы не успел: выйти, зарегистрироваться, пройти контроль… а они сразу улетают назад.

– Успел: спасибо онлайн-регистрации и бесконечным улыбкам.

Он улыбнулся ей:

– Привет, Крошка!

Маленькая девочка со взглядом волчицы

Жизнь – как морское плавание: кто-то каботажит вдоль берега, кто-то ходит с контрабандой мимо таможни, многие лезут в морские сражения, а другие вычисляют координаты Terra Incognita.

Он мечтал о кругосветке. Хотя бы одной.

Его заливало в штормах: он прошел сто морей, мечтал заглянуть в око тайфуну и остаться в живых. Не беда, что чаще это были мечты и книги о пиратах, ведь сломал свою мачту он в совершенно безопасном месте.

Он нашел её в сети. У нее была фамилия его мамы. Ему показалось, что это – ЗНАК. И он попал в сети. Невидимые и неосязаемые для всех.

Она была высока: яркая, красивая, недоступная. Он был ботаником. Хоть и без очков. Может быть поэтому в конце первой встречи он позвал ее к себе. Она ответила:

– У меня правило, если я сплю на первом свидании, то больше никогда не встречаюсь. Выбирай!

Капитан корабля ответственен за любой выбор – от пролива следования до меню провианта. Он тоже выбрал. Но неправильно.

Наверное, просто был не мужик. Он был романтичен, бескомпромиссен и горяч. Парадоксальное сочетание. С ботаниками так случается.

Раз в три месяца он приглашал и угощал её. И слушал-слушал-слушал. А на самом деле – смотрел-смотрел… он был влюблен. Хоть и строил какую-то пробную семейную жизнь в параллельной (а формально – основной) жизни. Смотрел на её изрезанную левую руку – багровые шрамы.

Как записи в судовом журнале – сухие и четкие. Но как много они в себе содержат морских историй.

Считал, сколько прибавилось за новый период. И в шутку называл ее Тигрицей. Каждый квартал, пока в ресторане готовили новые блюда, он узнавал её. Оказалось, в свои 16 лет, она уже добыла поддельный паспорт (с возрастом в плюс шесть лет), научилась выглядеть на плюс десять лет, работала директором сети ювелирных салонов, и иногда забегала в школу. Маме это важно. Хотя мама и не любила её. Мама любила, когда все хорошо и красиво. Даже безупречно. А вот муж у мамы вышел совсем наоборот. Поэтому вскоре вышел из их жизни. Дочь – это единственное, что напоминало о нем, особенно, отчеством. Оттого, наверное, мама неизменно обращалась к ней: Инна Оле-ГОВНА.

А сейчас её мечта – поскорее дождаться 18 лет, чтобы купить права. И уехать. Паспорт подделать оказалось проще.

Потом она исчезла. Совсем. Даже друзья и работа не знали, где она.

Славные корабли становятся плавучими музеями, а самые загадочные способны стать Летучими Голландцами.

Но через год объявилась. Оказалось, была в Турции. Улетела, женилась. Именно «женилась». Для Турции это нормально: если мужчина до 30 лет девственник, не имеет ни работы, ни семьи, ни опыта. Так что, действительно женилась. Хоть у нас и сказка, а у неё не получилось сказки: предсказуемо начались претензии, обвинения, побои. Вернулась. Сбежала. И вот звонила ему. Теперь у неё ничего не было. Даже паспорта (ох уж эти горячие восточные мужчины).

Для него свершилось чудо: она сама звонит ему! И готова принять его. Надо лишь принять её. Но окружение категорически не принимало. Даже друг влюбился в неё, чтобы, как Александр Матросов, своей грудью закрыть его от неминуемой гибели. Увы, стрелы любви смертоноснее пуль.

Казалось, он просто скидывает ненужный балласт – все и всех за борт. Прорвемся!

Он ушел из своей учебно-тренировочной семьи и из дома, нашел ей работу. Рушилась его работа. Рушились связи и друзья. Остатки родственников – рубил связи, как канаты. Он был горяч и категоричен. Такие нужны морю.

Крысы бегут с корабля. Он не задумывался: пусть и крысы, но судьба корабля от этого не улучшится.

Шрамы стали зарастать. Зашел разговор о шлифовке. Уже невозможно было скрывать – беременна. Ох уж эти турки, да еще и с осложнениями: побои жен часто заканчиваются изнасилованием. А что? Бьет – значит любит. Много же ему высказали на её новой работе – порекомендовал декретную сотрудницу!

Ранее награбленное золото в сундуках подошло ко дну. Начался шторм. Даже торнадо. Чудовищная воронка затягивала в себя.

Бесконечные доктора и больницы. Она хотела девочку, но на УЗИ сказали, что так ногой может лупить только будущая реинкарнация Бэкхема. Возможно, от папочки передалась привычка бить по животу. Можно делать аборт. А можно сэкономить и не делать. Её легко было убедить. Сложнее родить. Но все получилось (у всех же получается).

Он мог дать лишь отчество. И придумать имя.

Она не могла дать даже дедушку и бабушку.

Хуже – она не умела любить. Но это поправимо. Он был категоричен. И самоуверен: научит. Но так и не смог. И линкоры садятся на мели.

Жизнь напоминает борьбу. При полном безразличии к жизни. Но они уцелеют, возможно, именно поэтому.

Всякая буря (даже гормональная) когда-то утихнет. Сначала это незаметно, но лучики надежды и долгожданного солнца заиграют по мокрой палубе.

Ребенок родился больным. Обследования, исследования, госпитализации и консультации. Еще и еще. Пока в сказке не появился Волшебник: спасибо хирургии XXIго века. Уже через 3 часа после операции ребенок с радостью бегал и впервые в своей двухлетней жизни с удовольствием ел.

Опытный матрос знает, что страшнее любого шторма: бесконечные недели штиля.

Непобедимая Армада любви растворилась, как облака на горизонте. Осталась спасательная шлюпка в море. Трое в лодке, считая ребенка. Шторм уже не замечался. Привыкли, стерпелись. Казалось, что всё тихо и спокойно. Но лодку по классике драматургии вынесло на рифы быта.

Её рука стала снова покрываться алыми полосками, словно засечками на прикладе снайпера. Не только Купидон стреляет без промахов. Её выстрелы вырывали целые метры цепи нервов, как якорь из илистого берега.