Алексей Митрохин - Некоторые вопросы загробной жизни. Часть вторая Страница 6

– Она тоже спилась? – ухмыльнулся я.

– Не стерпев обидного поражения, – не обращая внимания, продолжал Синицын, – Маслова в бешенстве швырнула теннисную ракетку в пионерку Ларису Зуеву, стоявшую неподалёку. Тяжёлая ракетка угодила ей прямо голову. От полученного удара у Зуевой ухудшилось зрение. В настоящее время женщина страдает прогрессирующей близорукостью средней степени, четыре диоптрии на оба глаза.

– Да помню я эту девочку, – воскликнул я с негодованием. – Она уже тогда очки носила. Её постоянно дразнили: «Очкарик – в попе шарик!»

– У вас, Виктор Николаевич, на все случаи отговорки имеются. А как вам это? – усмехнулся следователь, перевернув очередную страницу. – В двенадцать лет и семь месяцев Смирнов, находясь в продуктовом магазине №19 по улице Стаханова (недалеко от своего дома), воспользовался невнимательностью продавщицы магазина Пелагеи Муськиной и украл прямо с витрины четыре куриных яйца, две консервные банки «Килька в томатном соусе» и червивое яблоко сорта «Антоновка». В результате недостачи продавщицу уволили…

– Чепуха! Из-за такой ерунды её не могли выгнать с работы.

– Говоря по правде, – с грустью произнёс Тимофей Иванович, – Муськину давно хотели уволить. Искали предлог… Мы об этом потом узнали, когда она померла от инфаркта, побираясь по помойкам…

– Вот видите, – тут же преобразился я.

– Однако, Виктор Николаевич, – резонно заметил Синицын, – вы тоже приложили к этому руку. Или, точнее, обе руки… Вот такой у нас получается портрет.

Следователь вновь отодвинул папку в сторону, откинулся на стуле и сложил пальцы в замок.

– Какой портрет? – напрягся я.

– Ваш, так сказать, моральный облик. И картина, скажу я вам, невесёлая… Животных мучили? – Мучили. Детей обманывали? Людям вред причиняли, воровали… И это, заметьте, только детские годы… Представляю, что дальше будет, – Тимофей Иванович кивнул на бумажную папку.

– Можно подумать, у вас в жизни всё было гладко, – огрызнулся я, поглядывая на входную дверь. – Тоже небось дел наделали… До сих пор в кабинете штаны просиживаете, измываетесь над несчастными усопшими…

– Не надо грубить, Смирнов, – недовольно сказал Синицын, нахмурив мохнатые брови. – За мои дела я отвечу сам, а вы извольте отвечать за свои.

– А я не грублю. «Просиживать штаны» – ваше выражение. Забыли?

– Ну, будет, будет, – смягчился следователь, отечески посмотрев на меня. – Нам ещё долго беседовать…

– А как же перерыв на обед? – рискнул пошутить я.

– Вы разве не знаете? Покойники не едят.

– Откуда ж мне знать?

– А профессора Лощинского тоже не знаете? – неожиданно сменил тему разговора Синицын.

«Ага, – подумал я, – вот где собака порылась! Ловко этот следователь-прохвост паутину сплёл. Не на того напал, злодей!»

– Не знаю, – невозмутимо заявил я, вызывающе посмотрев на Синицына. – Первый раз эту фамилию слышу.

– Да знаете, Виктор, – раздался за спиной моложавый голос. – Нехорошо от старых приятелей отрекаться.

Я резко обернулся.

В дверном проходе, улыбаясь и поглаживая тонкую седую бородку, стоял Андрей Борисович Лощинский собственной персоной.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – только и смог сказать я, подскочив со стула. – Здрасьте, приехали…

Глава 3

– Я тоже рад вас видеть, Виктор, – добродушно проговорил Лощинский и, обращаясь к Синицыну, поинтересовался: – Тимофей, как тебе мой боевой товарищ?

– Крепкий орешек, – улыбнулся следователь. – Впрочем, ты предупреждал…

– Думаешь, сгодится для ответственной работы?

– Трудно сказать, – Синицын оценивающе поглядел на меня. – Болтает много. Причём, всякую ерунду. Огрызается… Хотя тебе виднее… У тебя всегда было своё, особое мнение. Намучаешься ты с этим оболтусом…

– Скажете тоже, оболтус, – обиженно произнёс я. – Андрей Борисович, а что за «ответственная работа»? Меня тестировали? Загробным диверсантом хотите сделать?

– Я же говорю – болтун, – усмехнулся Тимофей Иванович. – Надо такое выдумать: «загробный диверсант»…

– Это не моя фраза, – возразил я, вспомнив демагога Спиридонова. – Лучше объясните, что со мной дальше будет?

– Скажем так, Виктор. Беру вас под своё крыло, – вновь улыбнулся Лощинский. – Пойдёте ко мне стажёром?

– Пойду, – твёрдо выговорил я. – Надоело быть безмозглым кроликом, над которым проводят несанкционированные эксперименты…

– Ну так пошли, – сказал Андрей Борисович, открывая обшарпанную дверь кабинета. – У меня как раз для вас работёнка имеется.

– А с этим что? – Тимофей Иванович подвинул бумажную папку с моим делом на край стола.

– Пусть пока у тебя полежит, всему своё время.

– Как скажешь, – махнул рукой Синицын, убирая папку обратно в ящик. С руководством сам разбираться будешь. Это они тебе расширенные полномочия дали… Только непонятно зачем…

– Не ворчи, Тимофей, разберёмся, – сказал профессор, выходя из кабинета. Я поспешил за ним.

Пройдя по коридору несколько шагов, Андрей Борисович вдруг остановился, стукнул ладонью по морщинистому лбу и резко развернулся в обратную сторону.

– В чём дело? – поинтересовался я.

– Виктор, подождите меня, я ненадолго. Надо пару слов Синицыну сказать, – озабоченно произнёс он, проскакивая в кабинет следователя.

– Хорошо, – безразлично промолвил я, присаживаясь на стул.

Напротив с печальными физиономиями сидели любительницы сериалов Надежда и Серафима. Мне захотелось немного приободрить загрустивших дам. Я встал со своего места и подсел к Серафиме. Женщина испуганно посмотрела на меня.

– Случайно услышал, вы интересуетесь бразильским сериалом «Шальная любовь»? – перешёл я сразу к делу.

– Не то чтобы интересуемся, – осторожно произнесла Серафима, тревожно поглядывая на подругу. – Смотрим в свободное время, когда работы по хозяйству нет.

– То есть смотрели, – поправила Серафиму Надя. – А вы с какой целью спрашиваете?

– Мне тоже нравится этот сериал, – начал сочинять я. – Хорошая режиссёрская работа, отличный актёрский состав, качественные спецэффекты…

– Да какие там спецэффекты? – удивилась Редькина. – Все действия происходят в квартирах и офисных учреждениях… Ну на улице немного, в кафе…

– А как же сцена в больнице с операцией по изменению пола? Так подробно всё продемонстрировали, в деталях, аж дух захватывает, – я изобразил на лице показное изумление.

– А кому операцию делали? – занервничала Надежда.

– Так вы не знаете? – скорчил я очередную заговорщицкую гримасу. – Карле, разумеется, продавщице обувного магазина. Только теперь она не Карла, а Карлос Эдуарду, возлюбленный Роберты. У них свадьба в Сан-Паулу в 250-й серии. Незадолго до смерти видел анонс заключительных серий в перерыве одного футбольного матча.

– А-а-а! – завизжала Надежда, вскакивая со стула. – Как же Леонсио, дети…

– Мать Леонсио, наверное, с ума сошла, – испуганно выдохнула Серафима. – Просто в голове не укладывается… Вот это поворот.

– Детей поделили, – продолжал выдумывать я на ходу. – Одну девочку Роберта отдала Леонсио, в память об их безумной страсти, другую – врачу Орландо (он помог Карле организовать операцию по изменению пола). Ну а мальчика оставили себе. Всё-таки нужен хоть один мужик в доме. Вырастет, глядишь, кран водопроводный починит, или перегоревшую лампочку поменяет, или ещё чего…

– Молодец Роберта. По справедливости поступила, – уверенно произнесла Редькина. – Представляешь, какие мозги! Я бы никогда до такого не додумалась.

– Теперь и у Орландо жизнь наладится, – согласилась с подругой Надежда. – Так бы шлялся по кабакам, подцепил какую-нибудь шалаву. Она бы всю жизнь ему испортила.

– Точно. С грудным ребёнком на руках по кабакам не походишь. Повезло ему…

В это время из кабинета следователя Синицына вышел Лощинский.

– Виктор, вас на минуту одного нельзя оставить, сразу знакомства заводите, – усмехнулся он. – Причём, хочу заметить, исключительно с женским полом. Прямо загробный ловелас.

– Кто бы говорил, Андрей Борисович, – парировал я, поднимаясь со стула. – Ну как, посекретничали с моим коварным следователем?

– Не выдумывайте. Тимофей Иванович – порядочный и ответственный работник…

– Вам виднее, хотя взяток он точно не берет.

– И как вы пришли к такому поразительному заключению?

– А что там заключать? Одет, как бомж, в кабинете шаром покати. Нищета следственная, одним словом. Вы бы ему сказали, чтобы привёл себя в порядок. Попадётся солидный мертвяк на дознание, сраму не оберёшься… Стыдоба.

– Всё-таки невоспитанный вы усопший, Смирнов… Ну да ладно. Пойдёмте уже. И так много времени потеряли.

Лощинский засеменил по коридору. Я последовал за ним.