Александр Карнишин - На самом деле Страница 6

Они пошли налево.

А ровно через пять шагов обе синхронно оглянулись. Потом посмотрели друг на друга и рассмеялись в голос.

– А все равно никто не поверит, – сказала Танька. – Я и сама себе не верю.

– Ты, главное, одна за пышками сюда не ходи, ладно? – заботливо ответила Ирка. – А то здоровье-то уже не то, чтобы по всяким пышечным рассекать.

И они снова рассмеялись.

И кто бы из прохожих понял – чему смеются две солидные дамы, только что вышедшие из дверей под странной вывеской – «Пышечная»?

Дело на миллион

– Шеф! Свободен? Дело на миллион рублей!

В приоткрытую дверцу старой «шахи» заглядывал растрепанный и слегка запыхавшийся молодой парень. Хотя, приглядевшись-то, не очень он и молодой. Просто есть такая природа людей, которые в детстве выглядят солидно и немного старше своего возраста, а чем старше становятся, тем моложе выглядит. Как будто настоящий возраст все время где-то около тридцати – тридцати пяти. А этому… Кузьмич оценивающе окинул его взглядом: пожалуй, даже за сорок будет. Не парень давно.

– Ну, садись, раз сразу на миллион…

Кузьмич давно уже вышел на пенсию. У него льготная была – подземный стаж, горячий цех, «севера» всяко. Как только возраст подошел, и стаж совпал – сразу и ушел с работы. Не сильно-то, кстати, уговаривали его остаться.

Бывают такие люди, что вроде работают, работают, тянут свои обязанности, выполняют все чисто и аккуратно, так что не к чему прицепиться, а вот вздумай уйти – с радостью провожают. И не то чтобы склочный какой или там с начальством ругался, или вовсе – пьяница. Просто – не удерживают таких.

А выйдя на пенсию и посидев пару месяцев дома, Кузьмич вдруг заболел. Молодой врач, приехавший по вызову, не стал колоть лекарства и выписывать рецепты. Он просто объяснил, что все болезни – это психосоматика. Вот такое умное слово он выучил на последнем курсе, видать. И все от этой самой психосоматики. Нет-нет, вы не псих, это совсем о другом! Организм, мол, привыкает к режиму, даже к самому жесткому и неудобному. И внезапная смена режима вызывает срыв. Психосоматика, ясно? Надо опять рано вставать, делать зарядку, выходить и работать. Режим нужен. График.

Вот Кузьмич, подумав, и начал «таксовать». Не так даже деньги были нужны, как занятость. Да еще такая, чтобы ни от кого не зависеть.

Он нашел – даже и не слишком старался, чтобы найти, в сущности – старшего на «точке», заплатил взнос, поставил мужикам «после работы». И влился, таким образом. Точка у него была на Калужской, недалеко от метро. Как раз там, где стоял народ у автобусной остановки, а позади нее кипели жиром вечно горячие куры на гриле.

– Куда ехать-то?

Пауза затянулась. Пассажир уже уселся, обстоятельно поворочался в кресле, огляделся и пристегнулся ремнем, подергав его для проверки.

– На вокзал! – ткнул рукой вперед.

Хм… На вокзал. Не местный, похоже. Не москвич.

– На какой вокзал?

– А мне все равно, – радостно улыбнулся тот всем своим молодым розовым лицом.

Похоже, все же парень, не мужик. Вон, розовый и гладкий какой. И зубы на зависть, как в кино…

Кузьмич потерял зубы на Чукотке. Там работал за неплохие деньги и за хороший стаж. Вроде и питания всегда хватало, и всякие деликатесы вроде икры и красной рыбы – вволю, а зубы пришлось прямо там, на месте, менять на золотые. Можно было пластмассу белую, но пластмасса была слишком уж нестойкая – народ жаловался. Это теперь вон керамику ставят, так она крепче даже обычного зуба.

Денег на желтое хватило, и теперь по улыбке Кузьмича сразу вычисляли «свои». За своего он был и у цыган, и у каких-то кавказцев, сразу пытавшихся заговорить с ним по-своему. Кузьмич хмуро такие разговоры сразу прекращал и молвил сурово:

– По-русски говори!

– Ай, маладец! Правильно! Язык знать надо! – тут же кричали чернявые «свои» с полным ртом «рыжевья». – Где зубы ставил? Э?

– Чукотка.

– Ай, маладец! Земляк! – и даже накидывали «земляку» чуть сверху.

«На машину» – смеялись.

А что с машиной? Купил еще по открытке, заработав за долгие полярные ночи. «Шестерка» была тогда лучшей. Да она и сейчас среди тех, что с ручной коробкой передач – не худшая. И надежность опять же. Все, что могло поломаться, ломалось в первый год эксплуатации, пока была гарантия. А потом уж Кузьмич и сам мог, где приварить, а где и просто на проволоку посадить. Машина ходит, кресла не дырявые, пороги не проржавели. Чего еще надо?

– Говори точнее, куда везти. Я так не умею – на любой.

– Ну, давай тогда… Давай на самый дальний, что ли. Вот отсюда, какой самый дальний – туда и давай, – широко улыбался пассажир.

Обкуренный, что ли? Или еще что… А, хотя – какая разница? Слева под сиденьем у Кузьмича лежала большая отвертка. А под левой ногой – монтировка. Он давно никого не боялся и опасался только за машину. Купить новую даже на свою не самую маленькую пенсию он бы уже просто не смог. А залезать в кредиты не считал возможным при своем возрасте.

На дальний? Это значит, на Савеловский, если ехать правой стороной. Раз о цене не спрашивает, значит, заплатит, сколько скажешь. Ну, поехали тогда.

– А что такой хмурый? – скалился пассажир.

– Чего?

– Ну, недовольный вы какой-то. Случилось у вас что? Или просто так?

– Просто так, – процедил Кузьмич.

– Или здоровье? – не унимался пассажир. – Почки и печень? Или спина? Угадал? Спина, да? Это все от вождения.

– От старости это, – буркнул недовольно.

– Да какая же старость в шестьдесят? В шестьдесят только жизнь начинается! Свобода, воля и покой. И никаких обязанностей.

– Шестьдесят пять! – выпрямился гордо Кузьмич.

Все-таки еще нормально выглядит, раз меньше дают. Да и сам не забывает рекомендаций врача, соблюдает режим и порядок, бреется регулярно и в парикмахерскую – раз в месяц, как по расписанию. Хотя, да – глянул он в зеркальце – седина не молодит.

– Шестьдесят пять! – уважительно присвистнул молодой. – Хотел бы я вот так, как вы, в шестьдесят пять-то!

– Все еще будет. И шестьдесят пять – будет.

– Правда? – обрадовался чему-то пассажир и даже засмеялся от радости.

Когда смеются от радости – это совсем другое дело, чем, когда от щекотки или просто из вежливости, чтобы начальству потрафить, старый анекдот вдруг вспомнившему.

Нет, все же надо его побыстрее довезти. Нефиг кататься с таким по городу. Вон, поговорить хочет, а Кузьмичу сейчас как-то больше тишина милее. А если побыстрее, то вот сюда… Потом по-во-рот, а тут чуть подрезать под истеричный гудок блестящей свежим лаком «дамской» машинки, свернуть во двор и выехать к арке.

– Ну, вот. Тут сразу три вокзала – выбирай, какой хочешь.

– Да ну? Вот тут – целых три вокзала? – опять заулыбался пассажир. – Это хорошо. Это просто здорово. Сел – и пое-ехал! – пропел он мелодично, отстегивая ремень и открывая дверцу.

– Э! Э! – очнулся Кузьмич. – А деньги?

– Ах, деньги! – хлопнул себя по лбу, уже выйдя, розовощекий. – Да, я же обещал! Ну, вот, держи.

И кинул на сиденье черный дешевенький дипломат с обтрепанными до желтого картона углами, хлопнув тут же дверцей и растворяясь в сером потоке куда-то вечно спешащих вокзальных людей.

Бомба!

Кузьмич замер. Сердце дало перебой. Но, вроде, обошлось? И никаких звуков из чемоданчика. И запахов химических. Да нет, не бомба это. Тьфу! Просто денег не было у мужика, наверное. Вот и скинул ненужную вещь вместо оплаты. Сколько такая рухлядь может стоить? И куда его теперь девать? Под инструменты если только приспособить?

Вздохнув, Кузьмич развернул дипломат к себе, щелкнул замками, откинул крышку.

– Ё!

Кино снимают, что ли? Под крышкой, аккуратно оплетенные цветными банковскими бумажками, лежали деньги. Много денег. Очень много. Под самую эту крышку.

Ага. Как же, знаем мы такие дела. Он прикрыл чемоданчик и вырулил со стоянки, направляясь домой, на Калужскую. Ехал и чертыхался про себя всю дорогу. Точно ведь – либо телевидение эксперименты проводит, либо ментовка разгулялась, и чемодан фальшака ему кинули, чтобы проверить, как оно расходиться будет. О! Или еще хуже! Пробрало вдруг Кузьмича, и он стал внимательно следить в зеркало заднего вида за теми машинами, что сзади. Ведь это парень такой, как в кино. Улыбчивый, да ласковый. А сам-то – убийца, небось. Убил, да непростого. Такого, что теперь денег не считает. Что ему рубли? Тут доллары у него и евры разные миллионами за дело. А рубли – можно таксисту скинуть. И ответственность потом – ему же.

Кузьмич быстро вырулил с Профсоюзной, подкатил к старшему, который по вечерам сам сидел в черном небогатом, но мощном форде.

– Сан Саныч! Тут такое дело. Вот, – распахнул чемоданчик.

– Оба-на! Это как же? Потеряли, что ли?

– Сан Саныч, нельзя ли проверить – может, «грязные» они? Может, вляпался я тут по самое некуда сам не пойму, во что? Ну, вы ж меня знаете – я же всегда за порядок. И вообще…