Тима Феев - Йонтра. Истории далёкого берега Страница 6

– Теперь же, уважаемые слушатели, – продолжил Скит успокоившись и с чуть деланной весёлостью, – я расскажу вам о том, что обнаружил под оболочкой того спутника. «Лёд» – назвал я его. Но это было, всё же, не совсем точное название. Благодаря своему зеркалу я смог увидеть, что под почти трёхтысячным в оррах покровом льда находился целый океан воды. И не просто океан, а океан солёный, тёплый и главное, обитаемый. Да, уважаемые слушатели, на том спутнике была жизнь, причём жизнь не просто развитая и многоступенчатая, а ещё и, – он вновь на секунду прервался, – разумная. – Скит, вопреки своему обыкновению, начал медленно переползать из стороны в сторону, как это часто делают лекторы в Университете. Вот и он, подчиняясь старой профессорской привычке и, видимо, отчасти позабыв где находился, стал плавно перемещаться по утоптанному песку прибрежной полосы.

– Проведя во время наблюдений несколько визуальных экспериментов, – продолжил он, – я пришёл к выводу, что высшей формой жизни на том спутнике были небольшого размера существа, примерно с меня ростом, с мощным хвостом и довольно развитыми передними конечностями. Весьма отчетливо выделенная, крупная голова их с явно развитым мозгом, делала этих существ весьма похожими на трианцев, которых вы все прекрасно знаете. К сожалению, – Скит поводил взглядом по аудитории, – сегодня их представителей нет здесь, но это и не важно. Назвал я этих обитателей Руллами, а ту, пусть немного и примитивную цивилизацию, которую они успели у себя создать, просто – Рулл. Скажу сразу, цивилизация эта и сейчас ещё существует, от столкновения с астероидом она не погибла, но только, – Скит опять посмотрел в сторону, – утратила возможность развиваться. Но об этом позже.

Так вот, эти Руллы, уж не знаю каким образом, умудрились создать у себя не только целые города, но так же и развитые политическую и экономическую системы. У них были и науки разные, и разного рода искусства. Я как сейчас помню те прекрасные образы, которые они лепили из доступных им материалов. Эти скульптуры или картины, их по-разному можно было называть, Руллы помещали в цилиндрические кварцевые колбы. По всей видимости для сохранности. Освещались же эти, не побоюсь этого слова, произведения искусства люминесцентным светом, исходившим от сине-зеленых водорослей, что росли там везде. Помню ещё их подвесные дороги, сделанные из неизвестного даже мне полупрозрачного материала, выстланные неведомым же покрытием с чуть золотистым отблеском. Их малинового цвета дома, напоминавшие перевернутые воронки. Сады, полные фосфоресцирующих цветов. Деревья, колышущиеся всем стеблем от подводных течений. Университет, если его, конечно, можно было так назвать.

Помню даже их теоретические построения и две научные школы, в которые эти построения очень логично укладывались. Первая была основана на предположении, что их мир совершенно ограничен тем льдом, который покрывал их океан, и что за этим льдом ничего уже нет. Вторая же, напротив, – исходила из предположения, что за этим льдом всё же ещё что-то есть, и что их мир ограничен лишь их собственными скудными знаниями, причиной скудности которых и был всё тот же лёд. Первые называли себя «ледовиками», вторые – «водниками». И, как это часто и бывает в академической среде, одни терпеть не могли других и всячески старались убедить всех, подчас даже и ненаучными методами, что именно их точка зрения была единственно верной. Была там и своя промышленность. И механизмы, и машины всякие. Однако, по моим подсчётам, развитие всего этого хозяйства не могло позволить Руллам пробить толщу льда, покрывавшего их океан, и выбраться на свободу. Так они и обречены были прозябать в своём, хотя и вполне уютном, но таком ограниченном мирке, ничего не зная о мире внешнем.

Теперь же насчёт астероида. Он, естественно, продолжал своё движение. С какой-то холодной неумолимостью и всё так же медленно поворачиваясь, он нёсся к своей цели. К собственной гибели и гибели той, едва только начавшей осознанное развитие, разумной жизни. Прошёл месяц. И это был месяц, который мне, наверное, никогда уже не забыть. Ощущение собственной беспомощности, полное равнодушие властей, горячечные метания от зеркала к компьютеру в надежде найти ошибку в расчётной траектории. Всё было напрасно. Я только себя задергал, да и своих коллег так же, которые, к их стыду, приняли тогда позицию стороннего наблюдателя и ничем мне в сущности не помогли. Мало того, некоторые из них даже стали избегать меня и отворачивались, когда я проползал рядом. А иные и вовсе начали надо мной посмеиваться: «Вот чудаковатый профессор, – говорили они, – вбил себе блажь в голову, головастиков спасать. На покой тебе пора, дедушка, на покой». Сказать не могу, как меня тогда злили эти их шуточки и перешёптывания. Ну, – да ну их. Главное, впрочем и единственное, что мне тогда оставалось, это наблюдать. И надеяться, что проклятая глыба не принесёт с собой всё же фатальных разрушений.

Наконец наступил день катастрофы. И хотя это и могло показаться немного странным, но в тот день подводные жители вели себя отчего-то не совсем так, как обычно, словно предчувствуя, что что-то должно произойти. Они казались более молчаливыми, а их обычные весёлость и игривость все куда-то незаметно исчезли. Музыка, почти всегда оживлявшая их сумеречный мир, была теперь уже не слышна. Лишь изредка какой-нибудь совсем уж беспечный Рулл включал какую-нибудь мелодию, но почти тут же её выключал, и сам видимо, не слишком понимая почему. Даже растения подводного мира все тогда как-то сникли и обесцветились. Свечение же фосфоресцирующих водорослей практически и вовсе исчезло, отчего было лишь едва различимо в густых, совсем непроглядных сумерках. Ар, пол ара, десять ми и вот – удар!

Потрясённый до основания спутник весь сначала будто вздрогнул. Затем ударная волна, зародившаяся на тёмной стороне его, сотрясая лед и судя по трещинам и разломам издавая ужасающий треск, прокатилась по всей его поверхности. Осколки льда и растопленной от термического взрыва воды взметнулись в космос, рассыпаясь там мириадами разноцветных искр. Я же, хотя и находился в тот момент невероятно далеко оттуда, но так же невольно поддался ощущению планетарной катастрофы, отчего и отпрянул от зеркала. Зрелище, представшее моему взору, было действительно страшным. Слепящий блеск воды, выброшенной вверх на десятки тысяч орр, растопленного льда и вместе с тем ужас подводных жителей, который я ощутил почти физически, буквально потрясли меня. И долго ещё я наблюдал как заворожённый за разразившейся перед моими глазами катастрофой. Однако, по прошествии примерно получаса, я стал замечать, что за осыпавшимися на поверхность спутника ледяными обломками и снежной пылью начали проступать черты почти и не изменившегося небесного тела. «Лёд» был, конечно, потрясён, но далеко не разрушен. Лишь огромная сеть трещин паутиной разошлась по нему от места удара и покрывала теперь едва ли не половину всей его поверхности. На месте же столкновения зияла совершенно чёрная, округлая, очень глубокая дыра, постепенно заполнявшаяся подлёдной водой. Похоже было, что удар пришёлся всё же по касательной.

Настроив зеркало так, чтобы лучше видеть, я обнаружил, что вода в пробое поднималась всё выше и, видимо из-за давления льда на океан, стала медленно вытекать наружу. Ещё большим моим удивлением сопровождалось обстоятельство, что в той воде вместо осколков астероида, которые там, пожалуй, должны были бы находиться, оказались Руллы. Некоторые, к сожалению, мёртвые, но многие, как это выяснилось уже чуть позже, лишь оглушённые, но всё-таки живые. По всей видимости, поддавшись своим предчувствиям, они каким-то образом сумели тогда себя защитить. На ум пришли мысли о неком бункере или ином убежище, позволившем им пережить катастрофу. Впрочем, сейчас это было уже и не важно. Ведь если Руллы смогли пережить момент столкновения, значит, они смогут и дальше существовать. А, значит, цивилизация их не погибла, и поэтому всё может быть и плохо, но всё же хорошо. Я даже, помню, тогда запрыгал по комнате от радости. Налил себе горячего, что подарил мне один студент за… – тут Скит Йонтра вдруг как-то замер и удивлённо посмотрел на слушателей, – впрочем, ничего, это не так уж и важно, – промямлил он после некоторой паузы. Потом весь снова подобрался, принял обычную позу, приосанился и продолжил.

– Да, радость моя была безмерной. Я даже стал подумывать, что теперь-то уже точно смогу убедить наших твердолобых чиновников обратить внимание на этот мир. И что, может быть, мы даже сможем организовать научную экспедицию на «Лёд» с целью его исследования и помощи, а, возможно, и принятия в Сообщество развитых цивилизаций. Воображение стало рисовать картины всеобщего счастья, восторга и удивления, однако… Однако, глаза мои говорили мне об ином. Множество мёртвых тел видел я. Едва шевелящиеся и с трудом приходившие в себя раненые, растекавшаяся по поверхности спутника вода, которая уже начинала по дальним краям покрываться ледяной коркой. Всё это действительно пугало и заставляло поддаться самым острым чувствам горя и отчаяния. Я ещё раз приблизил фокус зеркала к поверхности. Теперь я мог отчётливо видеть, что Руллы, из тех, кто ещё способен был самостоятельно передвигаться, уплывали назад в пробой. Мёртвые же оставались колыхаться наверху, пока их тела не схватывал своими цепкими объятиями лёд. Помню одну пару, видимо мать и дочь, которые, несмотря на все призывы соплеменников, всё же не последовали за остальными. Уж не знаю, не было ли у них сил для того, чтобы уплыть назад или вид внезапно открывшегося им мира так их поразил, но они отказались возвращаться. Да так и остались там наверху с открытыми, но уже остекленевшими глазами, полными, как мне тогда показалось, удивления и восторга.