Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович Страница 6

Ухмыльнувшись, я зашел издалека:

— Я понимаю и вполне разделяю твое желание, Вась — чтобы возлюбленная сменила фамилию, и стала Мариной Гариной…

Добер молодец растерянно заморгал, вылупливая синие глаза и распуская пухлые — папины! — губы.

— Я-я… — проблеял он. — Я не…

— Но ты хочешь, чтобы у тебя в паспорте стояла фамилия не «Дворский», а «Гарин»? — серьезно спросил я, как строгая тетя из ЗАГСа.

— Да! — воскликнул Васёнок, вскакивая и роняя табурет. — Да! Да! Да! — горячо твердил он, суетливо поднимая банкетку. — А маме можно сказать?

Я кивнул, и сына вынесло в коридор.

— Папусечка, ты такой молодец! — Юля шутливо помутузила меня.

— А как же! — притиснув девушку, спросил ее в том же тоне: — Не ревнуешь?

— Кого? — фыркнула доча. — Васёнка? Вот еще! Это тете Насте с тобой повезло, а я это двухметровое чучело даже не чмокала ни разу. Восемнадцать лет, а ни ума, ни фантазии!

— Ты слишком критична, дщерь моя, — улыбнулся я.

— Парней надо держать в строгости, — сурово отрезала Юля, — а не то распустятся! Как нарциссы!

— А девчонок?

— И девчонок… Кроме меня!

Мы рассмеялись, и с минуту сидели молча, обнявшись и думая о своем.

— Пап… — задумчиво протянула девушка. — Как ты думаешь, у него с Мариной получится?

— Не знаю, Юльчик… — вздохнул я. — Свидания — это одно, а совместная жизнь… Хм… Это немножечко другое.

— Ну, у тебя же с мамой получилось… — доча коварно заулыбалась. — И с тетей Инной… И с тетей Наташей… И все трое любят тебя одного!

Я смущенно закряхтел.

— К-хм… За то, что мы дружим, надо твоей маме «спасибо» сказать…

— Папусечка, ты не совсем прав, — парировала девушка. — Просто… Сам же любишь их, только по-разному. Маму — сильнее, чем тетю Наташу, а тетю Инну — меньше всех. Она… Не знаю даже… Иногда теть Инна кажется очень хитрой, а иногда — очень несчастной… Может, она потому и держится так за тебя, что ей не хватило счастья?

— Может, — согласился я, с интересом глядя на Юлю.

— С другой стороны… — затянула доча. — А кто ей виноват? Мне тетя Лариса столько всего порассказала… По секрету!

— Дворская? — приподнял я бровь. — А где это ты ее видела?

— А в Первомайске, летом еще! Помнишь, мы ездили к деду Коле?

— А, ну да… А про Наташу тебе никто ничего не порассказал?

— Зачем? — пожала Юля плечиками. — Я и так вижу. Тетя Наташа — очень добрая и… Очень чистая, что ли. Вон, какая у вас с ней Леечка родилась! Херувимчик! Светленький, такой…

Я быстренько перевел стрелки, пуская мысли по новому пути:

— Юль, а тебе самой нравится кто-нибудь? Из мальчиков?

— Пф-ф! — пренебрежительно фыркнула девушка. — Детьми не интересуюсь! Ну-у… Если хочешь знать, мне ваш Антон симпатичен.

— Антон? — удивился я. — Какой Антон?

— Ну, Антон! Алехин! Младший научный сотрудник!

— А-а… Так он на шесть лет тебя старше!

— Вот и хорошо, — сладко улыбнулась Юля, — уравняем способности! По крайней мере, умственные.

Что мне оставалось? Прижать девушку к груди, да погладить ее по густым черным — «Ритиным» — волосам.

— Вот какая у нас мамой Юлечка родилась, — зажурчал я. — Херувимчик! Темненький, такой…

Там же, позже

Похоже, Лея с Кошей заключили перемирие — оба оккупировали наш с Ритой диван. Девочка трудолюбиво гладила кота, а тот басисто мурлыкал. Идиллия.

Я разжег камин, подбросил дровишек, и устроился в кресле напротив, спиной ко всем домашним радостям и горестям.

Первой подсела Наташа. Изящно опустившись на мягкий подлокотник, она положила мне руку на шею, и ласково-ласково заговорила, а мое имя и вовсе интимно выдохнула:

— Мишечка… Третьего декабря в Берлине, в университете Гумбольдта, будет 3-D форум…

— Третьего? — глубокомысленно выразился я. — И декабрь — Д… Нормально подгадали!

— Ага! — вдохновилась Наташа. — Это будет форум компьютерных дизайнеров, с привязкой к нашей игре и софту «Исида». Мне очень, очень хочется там побывать, Мишечка!

Девичьи пальчики нежно пощекотали мою шею, аж мурашки забегали.

— А Лею деть некуда… — понятливо вздохнул я.

— На три денечка! — Ивернева молитвенно сложила ладони. — Максимум, на четыре! Мишечка…

Тугая грудь ощутимо вдавилась мне в плечо, комкая слабую волю.

— Четыре дня! — императивно заявил я.

Наташа радостно взвизгнула, и закалачила руки вокруг моей шеи, притиснув к лицу свои приятные округлости, да так, что и чмокнуть некуда, только в лоб. Контрольный поцелуй…

— Пойду, девчонкам скажу!

Вздохнув о несбывшемся, я скинул тапки и вытянул босые ноги поближе к огню. Придется отгулы брать, переработки у меня — вагон и маленькая тележка… Да и Лея — девочка не капризная. Она даже не плачет почти, только, если ушибется или ей Овода станет жалко… И есть же баба Лида! Правда, «неожиданная» внучка из нее веревочки вьет и макраме заплетает… Я нежно улыбнулся.

До сих пор благодарен маме за чуткость — она мне даже слова не сказала, узнав, что Лея от другой женщины. Просто взяла дитя на руки, да и стала тетешкать, воркуя: «А кто это у нас такой ма-аленький? А кто это такой пу-ухленький?»

Я пошевелил пальцами ног. Хорошо…

Второй примостилась Инна — навалилась сбоку, обняла, зашептала, опаляя ухо:

— Мой папа скоро вернется с Луны! Он и этот… как его… Бур Бурыч. А первого декабря в Берлине откроется всемирный конгресс селенологов — там они с Бур Бурычем выступят… ну, просто с сенсационным докладом! И папа очень хочет, чтобы я при этом присутствовала. Он специально выбил два приглашения — для меня и моей подруги… Риты Гариной. Отпустишь свою главную жену? Хи-хи…

— Дождетесь, — насупился я. — Выдам каждой спецовку — паранджа называется…

— Чур, я буду Гюльчатай! — захихикала Инна, и прижалась, мурлыкнув: — Отпускаешь?

— Да куда ж я денусь…

Горячий поцелуй скрасил мою капитуляцию. Я задумчиво посмотрел вслед уходящей Дворской, и та оглянулась, чтобы убедиться, туда ли смотрит Миша. Убедилась, и усиленно завертела попой. Я усмехнулся.

Юля в чем-то права, выделив Риту и умаляя Инну. Но я же старый скучный реалист и не верю во взаимную любовь. Обычно кто-то один из пары позволяет любить себя другому или другой.

В нашей конфигурации трое женщин любят меня одного, а я даже себя самого не люблю… Не то, что не люблю — терпеть не могу. Или мое мироощущение чересчур западает в пессимизм?

«Трое на одного…» — мелькнуло шутейно и беспутно.

Крайней присоседилась Рита. Поерзав на подлокотнике, она слезла на мои колени.

— Тебе Берлина мало? — улыбнулся я, обнимая донну Фальер. — Еще куда-то надо?

— Ага! — радостно согласилась донна. — В Потсдам! Мы там будем третьего-четвертого декабря…

— Мы?

— Гайдай, Харатьян, Боярский, Самохина… Ну, я, конечно… Костюковский и Слободской — наши сценаристы… Да там целая делегация припожалует — на киностудию «ДЕФА», в гости. Отпустишь?

— С одним условием.

— С каким? — «Лита Сегаль» кокетливо подняла бровки.

— Как приедешь — запремся в спальне на сутки!

— Вчетвером? — донна закатила глаза, изображая немой восторг. — О-о… Лямур а труа… Нет-нет! Лямур а катр!

— Чучелко ты мое… — я стиснул подругу дней и ночей.

— Любименькое! — уточнила Рита с хулиганистой улыбочкой.

Четверг, 30 ноября. Утро

Московская область, Шереметьево

Рита благоразумно обошлась всего одним чемоданом, и катила его по гулким залам аэропорта. Тем более что таскать багаж некому — Миша принял дежурство на вверенном ему объекте.

Юля торжественно пообещала заведовать кухней и не забывать кормить папу, а папа будет носиться с Леей — у него два отгула, а затем выходные… Неясно, правда, как быть на той неделе — директору института и заму секретаря ЦК прогуливать не по чину. Вся надежда на бабу Лиду — та пламенно обещала окружить внучку заботой и вниманием…