Настоящие фантастические истории - Сергей Тарасов Страница 6

Для своих исследований я взял наиболее живучих сорняков в моем огороде — это вьюнок, лебеда и несколько других растений, у которых я даже не знал имени. В один теплый весенний день я набрал дюжину ведер сорняков и заперся в своей мастерской, среди мензурок, колб и пробирок. Работал я днем и ночью целые сутки и выделил фермент, который тут же разлил в стеклянные бутылки с плотно притертыми пробками. Эликсир из этого фермента обладал такими свойствами, что был способен даже оживить сухую ветку яблони, и я опасался, что капля, нечаянно пролитая на мой стол, может вызвать появление в мастерской появление большой сосны.

Чтобы провести тестирование это эликсира, мне был нужен волонтер. Сгодились бы и мыши, но у меня их не было. Но воробьев в огороде было масса — они разжирели за прошедшую зиму, когда я их совершенно бесплатно кормил всякими вкусными крупами и хлебом. Сетей, которые связал мой отец, любитель рыбной ловли, было в хозяйстве много. Ими, кстати, ловят на Полярном Урале куропаток, ставя вокруг зарослей карликовой березки, а поймать ими несколько воробьев мне не составило труда. Им надо было отдать мне должок — за бесплатное зимнее питание. Они должны были понимать, что бесплатного ничего в этом жестоком мире не бывает, и за все надо платить.

Я растворил одну каплю эликсира в ведре воды и напоил пару пойманных воробьев. Дал им хлебных крошек, чтобы закусили и начал наблюдение. Прошел час, второй, никаких изменений в организме у них не было заметно. Они чирикали между собой, и представить себе не могли, к каким жестоким испытаниям я их готовлю.

Начал с отравленного цианидом хлеба. Они поклевали немного, и остались живы. Затем я заставил их проглотить все лекарства, которые нашел в холодильнике. Опять живы. Воробьи пили зеленку, водку, спали всю ночь в морозильной камере холодильника, час провели в бочке с водой, горели в пламени газовой горелки и в конце у самого большого воробья я отрубил крылья и лапы. После этого я запер добровольцев в разные клетки и оставил до утра.

Ночь прошла спокойно. Из клеток доносился храп не убиваемых воробьев и у того, которого я накануне лишил рук и ног, выросли новые крылья и лапки. Он скакал по клетке и ругался на своем воробьином языке — так он меня проклинал и требовал, чтобы я его покормил. Пришлось ему насыпать крупы и оставить на время — отдохнуть, пока я займусь его другом. Этот второй воробей был готов отдать свою жизнь ради блага моего и всего человечества — я ему отрубил голову, по самые плечи. Голову его я положил рядом с окровавленным телом и накрыл клетку черным платком.

Сейчас надо было мне умыться, позавтракать, побриться и покурить. Когда с этими неотложными делами было покончено, я зашел в пыточную камеру, — посмотреть на пернатых волонтеров. Воробей, который вчера был без рук и ног мирно спал в своей клетке, а тот, которого я оставил без головы час назад, сумел вырастить себе новую голову и сейчас играл своей бывшей головой в футбол. Ничто не смогло погубить этих воробьев — ни яды, ни водка, ни смертная казнь.

Я задумался на мгновенье и принял единственно правильное в этой ситуации решение — включил бетономешалку, высыпал в нее цемент, отсев, добавил воду и насыпал всяких ржавых гвоздей, в качестве арматуры. Когда раствор был готов, я поставил клетки с воробьями в старое ведро и налил туда раствор. Через миг все было кончено — воробьи были замурованы в бетонном саркофаге. Но они были живы, — убить их было невозможно. Этот саркофаг я закопал в углу огорода и поставил памятник.

После панихиды и поминок я поставил передо мной на стол пузырек с эликсиром и стал думать, как мне быть…

Розовая жемчужина

Хорошо, наверное, было быть флибустьером или пиратом, — они, когда грабили испанские галеоны и прочие суда с драгоценностями, расплачивались в своих притонах на берегу жемчугом или золотыми монетами. А у нас, на Визовском пруду, никогда в жизни нельзя было найти жемчуг, даже если этому занятию посвятить всю свою жизнь. Климат у нас был совсем другой, и нечего было даже надеяться на то, чтобы найти жемчужину.

Я отложил в сторону книгу про пиратов, которую читал за обедом, и потянулся. На улице была жара, градусов за тридцать, и выходить из прохладного дома на такую жару мне не хотелось. Но мне сразу вспомнилось, как я несколько месяцев мерз зимой и мечтал о лете, — как буду рад погреться на солнышке, где-нибудь на пруду, лежа на горячих гранитных валунах и разглядывать молодых девушек. Я тут же стал ругать себя за то, что, вот настало, наконец, лето, а я сижу с книгой в доме и не спешу на пруд, в лес, или даже в огород. Так и лето пройдет, подумал, и стал собираться на пруд, где можно было искупаться, позагорать и наловить раков.

Ближайший пляж был около лодочной станции, где когда-то стояла наша лодка. Сейчас она стоит дома, ждет, когда ее возьмут на рыбалку, или просто поплавать. А что? Я был довольно свободным человеком, и по идее у меня не было никаких хлопот, разве что огород и сочинительство рассказов, и иногда я придумывал ремонт или ходил по грибы и по ягоды. Мне надо было подумать сначала, прежде чем увозить лодку на пруд, ставить ее в родную гавань и приковывать к пирсу.

Я шел на пруд и обдумывал свою новую авантюру — увезти лодку на пруд, потом через ближайший портал отправиться на ней в Карибское море, поставить мачту с парусом и заняться пиратством, как все нормальные люди. Можно также уплыть на ней на Большой коралловый риф и заняться добычей жемчуга — нырять с гирей на ногах на самое дно, и там собирать в сетку раковины с жемчужинами разного цвета. Мне почему- то нравился розовый жемчуг, а не белый и черный.

Мысли все были авантюрного плана, но мысль о розовой жемчужине засела у меня