Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электрических овцах? Страница 6

Он перенесся туда привычным и в то же время загадочным путем. Произошло его физическое и ментальное слияние с Вилбуром Сострадающим. Это случилось со всеми, кто сейчас держался за рукоятки своих эмпатических генераторов на Земле или одной из колонизированных планет. Джон Исидор ощущал присутствие всех этих людей, и в его сознание влился поток их мыслей.

Их — и, разумеется, его — занимала одна единственная цель — слияние сознаний. Слияние направлялось сценой на склоне холма, подъемом и его необходимостью. Шаг за шагом, почти неощутимо, но путь к вершине преодолевался. «Выше и выше, — думал Джон, а под ногами шуршал гравий. — Сегодня мы поднялись выше, чем вчера, а завтра…» Он, составная часть Вилбура Сострадающего, поднял голову, измеряя взглядом оставшееся расстояние. Конца не видно, нет, это слишком далеко. Но вершина будет покорена.

Брошенный в него камень ударил в руку, и он почувствовал боль. Он повернулся; мимо пронесся еще один камень, не попав в него. Камень ударился о другой камень, и звук заставил его вздрогнуть. Кто это? Он всматривался назад, в пройденный путь, стараясь отыскать обидчика.

Старый противник постоянно держался на краю его поля зрения. Он, или они, преследует его и до самой вершины не оставит в покое.

Он вспомнил вершину, неожиданно выровнившуюся тропу. Кончился подъем, началась другая часть пути.

Сколько раз это уже бывало с ним? В памяти сливались прошлое и будущее. Все, что он уже успел испытать, и все, что в конечном счете испытает, — все сливалось и превращалось в момент настоящего, когда он стоял и потирал ссадину на руке. «Боже, — устало подумал он. — Разве это справедливо? Почему я должен стоять здесь и меня что-то мучит, а я не могу понять, что или кто это?»

В следующий момент всеобщий хор голосов внутри него, всех тех сознаний, что слились с ним, развеял ощущение одиночества.

«Вы тоже почувствовали», — подумал Джон.

— Да, — ответили голоса. — Камень ударил нас по левой руке. Было чертовски больно.

— О'кей, — сказал он. — Надо подниматься вверх.

Он снова двинулся вперед, и все присоединились к нему. Джон вспомнил: когда-то, задолго до проклятия, в первой, счастливой жизни все было по-иному. Его приемные родители, Френк и Кора, обнаружили его плавающим на резиновом спасательном плотике у берегов Новой Англии. Или это было на побережье Мексики у города Тампико? Сейчас он не помнил таких подробностей.

Детство его было безмятежным. Он любил животных, и одно время даже мог оживлять мертвых зверюшек. Он жил в окружении жуков и кроликов. Было ли это на Земле или в колониях — Джон забыл. Но он помнил убийц, они арестовали его как урода, отклонившегося от нормы больше, чем любой специал. После этого все изменилось.

Местное законодательство запрещало использовать способность возвращения жизни. Они предупредили его об этом, когда ему исполнилось шестнадцать. Он еще целый год втайне занимался этим, заходя в еще сохранившиеся леса, пока какая-то старуха, которую он даже не знал и никогда не слышал о ней, не выдала его.

И они — убийцы — без согласия родителей облучили радиоактивным кобальтом уникальное образование в его мозгу, и он погрузился в другой мир, о существовании которого и не подозревал. Это была глубокая яма, заполненная трупами и костями, и у него ушли годы, чтобы выбраться оттуда. Исчезли ослики и лягушки, самые милые ему существа, остались только расчлененные трупы: здесь — безглазая голова, там — обрывок руки.

Наконец, птица, попавшая в тот мир умирать, объяснила ему, где он находится. Он погрузился в мир мертвых и не сможет выбраться оттуда, пока все останки вокруг не станут вновь живыми — животными и людьми. Джон стал частью круговорота веществ этого мира, так что пока они не воскреснут, ему тоже не выйти отсюда.

Сколько времени длилась эта часть круговорота, он не знал. Собственно, ничего не происходило, потому что время измерять было нечем. Но в конце концов на костях наросла плоть, пустые глазницы заполнились хрусталиками глаз.

Защелкали восстановившиеся клювы; у новых ртов, глоток и пастей прорезался голос.

Возможно, причиной тому был он сам.

Вероятно, восстановился экстрасенсорный узел его мозга, быть может, шел какой-то естественный процесс. Теперь он вместе со всеми начал путь наверх, но потерял их из виду и теперь бредет один.

Но одновременно он ощущал их присутствие в себе; как — этого он не мог понять.

Исидор сжимал рукоятки генератора эмпатии, испытывая незабываемое ощущение: будто в свое тело он вобрал все живые существа. Потом он нехотя отпустил рукоятки. Как всегда, «это» должно было кончиться. К тому же рука болела и кровоточила — камень оставил глубокую ссадину.

Он осмотрел руку и неуверенным шагом направился в ванную, чтобы промыть ее. Исидор уже не впервые получал раны, находясь в слиянии с Вилбуром Сострадающим. Некоторые люди, особенно пожилые, даже умирали, достигнув вершины холма. «Смогу ли я еще раз пережить все это? — спросил он себя, промывая ссадину. — Может случиться сердечный приступ. Лучше бы я жил в центре города, там есть доктора и эти электрические машины, а здесь, в пустынном месте, слишком рискованно».

Но он знал, что снова пойдет на испытание. Так всегда бывало и раньше. Так поступали почти все люди, даже пожилые и слабые физически.

Он вытер ранку бумажной салфеткой и вдруг услышал приглушенный звук включенного телевизора.

«В доме есть кто-то еще», — испугался Исидор. Это было настолько дико, что он не мог поверить. «Но это чужой телевизор, я ясно чувствую вибрацию пола, а мой выключен. Телевизор стоит на нижнем этаже. Я больше не один».

Джон Исидор осознал, что в доме появился новый жилец, занявший одну из пустующих внизу квартир совсем близко к той, в которой жил сам, — второй или третий этаж, не ниже. Он начал лихорадочно размышлять.

Что нужно делать, когда появляется новый жилец? Зайти как бы случайно и что-нибудь спросить? Он не мог припомнить ничего похожего, с ним такого еще никогда не случалось. Люди уезжали, эмигрировали, но никто никогда не приезжал!

Джон решил, что нужно ему что-нибудь отнести: стакан воды или еще лучше молока, да — молока или муки, а хорошо бы яйцо, точнее его заменитель.

Заглянув в холодильник, он отыскал пачку маргарина сомнительной свежести и, захватив ее, испытывая радостный подъем, ощущая, как лихорадочно бьется сердце, направился вниз. «Надо сохранять спокойствие, — убеждал себя, — чтобы никто не догадался, что я недоумок. Если он увидит, что я ненормальный, то не станет со мной разговаривать. Так было всегда. Интересно, почему?»