Кирилл Кудряшов - Черное безмолвие Страница 6

Не проходит и минуты, как фонтан затихает. Я втягиваю последние капли, которые могу высосать из страшной раны, и отрываюсь, наконец, от поверженного противника. Звучит до жути шаблонно — какой он, к черту, противник? Так, мелкое ничтожество.

Бомбодел рывком трогается с места, видимо не в силах больше видеть меня, высасывающую кровь человека, словно обычный кетчуп из горлышка бутылки. Пусть едет, я прикрою его. Сейчас, насытившись, я чувствую, что смогу справиться хоть с ротой вооруженных людей. Рев снегоходов приближается — ничего, пусть подойдут поближе. Мне это на руку.

Я вновь опускаюсь на колени возле тела Виктора, и, вспоров ножом его живот, запускаю обе руки в зияющий, словно расщелина, разрез. Мне нужна печень…

Отчетливо помню, как мне первый раз пришлось отведать человечины… Это было в первый год войны, и ни бункеров, ни завода, тогда еще не было и в помине. Люди выживали небольшими стаями, делая набеги в поисках съестного друг на друга, и на уцелевшие магазины, которые еще не успело занести черным снегом. К тому моменту я уже знала, что представляю из себя, хотя слова «бегун» в ту пору еще никто не произносил. В бегунах не было нужды, поскольку еще не требовались курьеры, способные добраться по Черному Безмолвию куда угодно, не рассыпавшись в прах под действием радиации.

Коле было тогда всего шесть лет. Мы жили вдвоем, передвигаясь в грузовике, который я самолично обила свинцовыми пластинами, и я, время от времени, делала вылазки за едой. Чаще всего — на охоту, в то время вокруг в изобилии водилась дичающая и быстро мутирующая живность, вроде уцелевших в первые, самые страшные атаки, коз, свиней, и прочей домашней скотины.

В тот день мне суждено было превратиться из охотника в дичь, ибо меня гнали пятеро крепких парней на снегоходах, как волки гонят лесного оленя. С воплями и радостным улюлюканьем, они мчались за мной по лесу, паля из всех стволов, совершенно не заботясь об экономии горючего, или патронов. Должно быть, эта банда жила разбоем, убивая всех, кто попадался им на пути. Прообраз будущей касты мародеров — черных душ Черного Безмолвия, для которых нет ничего святого, зато есть одна цель — выжить любой ценой.

Я выбилась из сил, несясь по тонкому насту и по гребням снежных дюн, едва касаясь их ногами в своем стремительном беге. Я, бегун, дитя радиоактивного мира, не могла уйти от погони, состоявшей из обычных людей! Я, мать, стремящаяся только к одному, спасти своего сына, убегала все дальше от него, не в силах ничего предпринять. Я не знала, зачем они гнались за мной — из пустой ли шалости хотели убить меня, или тренировались в искусстве охоты. Когда первая пуля оцарапала мне плечо, чуть повыше ключицы, я поняла, вдруг, что пора и мне потренироваться в охоте на бегущую цель.

Я замерла за широким стволом сосны, и эти пятеро по инерции пролетели мимо. Они заметили мой маневр, но не успели развернуть свои снегоходы, давая мне секундную фору во времени. Лучше бы больше, но мне хватило и этого.

Я взвилась в воздух и сбила ехавшего последнего со снегохода. Парень был облачен в тяжелый противорадиационный костюм, поэтому, даже обладай он моей силой и реакцией, уклониться от столь стремительного броска он бы не успел.

Прижав его к земле я сорвала шлем с его головы и приставила нож к его горлу, подняв глаза на остальных, вставших полукругом неподалеку.

— Оружие на землю! — срывающимся голосом крикнула я, чувствуя, как мои легкие горят огнем. То ли от быстрого бега, то ли под действием радиации. — Отойти от снегоходов и не двигаться!

Они не спешили выполнять мои требования, и я, поняв, что дальше ждать бессмысленно, одним быстрым движением перерезала парню глотку. Остальные четверо даже не успели вскинуть ружья, когда я метнулась к ним, всаживая нож в живот одному и, одновременно, вбивая стекло шлема в лицо другому.

Третий успел поднять ружье, но прицелиться я ему не дала, ударив по стволу снизу вверх. Грянул выстрел, эхом прокатившийся по черному лесу, и заряд ушел вверх. Выбив ружье из его рук я двинула прикладом ему по голове, отсылая в глубокий нокаут.

— Стоять, тварь! — рявкнул на меня последний оставшийся на ногах. Я обернулась и увидела, что он стоит в десятке метров от меня, целясь мне в голову из «Макарова». Я буквально ощущала, как линия ствола заканчивается у меня между глаз… Промахнуться с такого расстояния не смог бы и ребенок, а в том состоянии, в котором я находилась сейчас, изнуренная погоней, я не смогла бы увернуться и от медленно ползущего грузовика, не говоря уже о пуле. Я должна была восстановить силы…

— Стою. — сухо ответила я, и нагнулась, вынимая нож из живота убитого мной охотника. Несколькими рывками я сорвала с него защитный костюм и, еще раз полоснув ножом, запустила руку в кровоточащую рану.

— Что ты делаешь?! — испуганно заорал тот, и я улыбнулась, услышав в его голосе страх. Кажется, он только сейчас осознал, какой большой ошибкой было погнаться за мной.

— Обедаю! — ответила я, вынимая из раны печень, и сжимая на ней зубы. По телу мгновенно разлилось облегчение, а следом за ним пришло осознание того, что я становлюсь сильнее за считанные секунды. Мясо действует на бегуна подобно здоровому сну на обычного человека…

Он выстрелил, не целясь и, вскочив на свой снегоход, помчался прочь. Я даже не оглянулась. Зачем? Ведь я слышала, как дрожали его руки, и как отчаянно билось сердце при виде того, как я жадно пожирала куски его умершего товарища. Он все равно не попал бы…

Когда рев удаляющегося снегохода стал практически неразличим для уха обычного человека я, углубив порог восприятия, оторвалась от остывающего тела и помчалась следом, чувствуя внутри себя уже не обжигающий огонь, а теплое пламя домашнего очага. Теперь радиация была моей союзницей, дававшей мне силы, а Черное Безмолвие — ареной моей мести.

Я догнала его спустя двадцать минут, бесшумно пронеслась мимо, лишь слегка задев его окровавленной рукой по лицу. Он закричал, поворачивая снегоход в сторону и влетая в дерево на полном ходу… Когда я подошла к нему, практически неразличимая в темноте, он лежал на спине, отчаянно молотя воздух руками. Он молил о пощаде, просил меня оставить его в покое, дать вернуться к его жене и ребенку.

— А о моем сыне ты думал, когда гнал меня по лесу, словно дикую лань? — спросила я его, и он умолк, смирившись со своей участью. Но я не убила его, нет… Всего лишь раздела догола и, натерев его тело черным снегом, отпустила восвояси. Не знаю, далеко ли было до его лагеря, но даже если его пощадил мороз, и он добрался туда живым — вернулся он все равно не тем, кем был раньше. Радиация действует быстро…