Клиффорд Саймак - Мастодония Страница 6

– Думаю, что мысль об отъезде тебе ненавистна не столько из-за покоя, о котором ты распространяешься, сколько из-за невозможности продолжать раскопки.

– Это может подождать. Это должно подождать.

– Эйса, это стыдно.

– Я тоже так думаю. Но если это ждало бог знает сколько веков, оно подождет еще немного. Я буду возвращаться каждое лето.

– Вот странно, – сказала Райла, – к какому результату может привести отстраненный взгляд археолога. Я сообразила, что такая точка зрения идет от профессии. Археологи имеют дело с долговременными явлениями, поэтому время имеет для них меньшую значимость.

– Ты говоришь так, будто никогда не была археологом.

– В самом деле, не была. Было то лето – с тобой, в Турции, затем, через пару лет, раскопки в Огайо, исследование лагеря индейцев. Год или около того в Чикаго, проведенный в основном за каталогами. После всего этого было легко понять, что быть археологом – это не то, чего я хотела бы.

– И ты занялась торговлей.

– Началось с малого. Маленький магазин в Верхнем Нью-Йорке. Очевидно, я появилась там в нужное время. Покупатели стали проявлять интерес к ископаемым, дело пошло в гору. Таких магазинов с каждым годом становилось все больше, и, как поставщик, я могла видеть реальные деньги, так что наскребла все, что имела, немного заняла и вложила в свое собственное дело. Я много работала, получая в этом какое-то извращенное удовлетворение. Выживание стало какой-то побочной страстью профессии. Я на этом провалилась – пожалуй, скорее всего потому, что была слишком нетерпелива, чтобы быть удачливой.

– Ты говорила вечером, что собираешься выходить из дела.

– Несколько лет назад у меня появился партнер. Он хочет выкупить мою часть дела. И предлагает заплатить даже больше, чем дело стоит. То, что он начал, разрушило кое-какие мои замыслы и мои методы. Если он купит дело, я дам ему три года, прежде чем он поставит все по-своему.

– Ты потеряешь интерес к жизни. Тебе же нравится вести дело.

Она пожала плечами.

– Да, нравится. Есть что-то безжалостное в том, что бизнес так повернулся ко мне.

– Ты мне не кажешься безжалостной.

– Только в бизнесе. Он вытаскивает наружу худшее во мне.

Мы закончили коктейли, и официант принес счет.

– По второму кругу? – спросил я.

Она покачала головой.

– Я себя ограничиваю. Один коктейль за ленч. Я взяла себе это за правило. На деловых ленчах, а их бывает масса, от вас ожидают, что вы налакаетесь, но в конце концов я отказалась поступать так, потому что увидела, что это может сделать с человеком. Но ты бери второй, если хочешь.

– Я буду поступать как и ты, – сказал я. – Когда мы закончим здесь, если тебе захочется, мы отправимся повидать нашего старого Дэниела Буна.

– Мне бы этого очень хотелось, но нас это сильно задержит. Как там Боусер?

– Хайрам позаботится о нем. Он останется с Боусером до тех пор, пока мы не вернемся. В холодильнике есть остывший ростбиф, и он поест сам и накормит Боусера. Он сходит и соберет яйца. Они с Боусером будут разговаривать прежде всего об этом. Он скажет Боусеру, что, может быть, время собирать яйца, а Боусер скажет, что да, увы, пора, и Хайрам предложит пойти, и тогда Боусер скажет, что да, пойдем и соберем их.

– А эти его претензии… что он может разговаривать с Боусером… Как ты думаешь, Хайрам на самом деле думает, что он это делает, или это только его фантазии?

– Честно говоря, не знаю. Хайрам-то так думает, но что в этом плохого? С животными, а ведь они тоже личности, можно устанавливать какие-то определенные отношения. Когда Боусер выкапывает сурков из нор, я отправляюсь за ним и вытаскиваю его из норы, вымазанного глиной и грязью, почти истощенного. Даже в этом случае он не хочет идти домой. Но я хватаю его за хвост и говорю: «А ну-ка, Боусер, домой!». И он идет впереди меня рысцой. Но я должен схватить его за хвост и сказать эти слова, иначе он ни за что не пойдет со мной. Но когда я проделываю эту глупую процедуру, он всегда бежит домой впереди меня.

Она рассмеялась.

– Ты и Боусер – вы оба сумасшедшие!

– Ну, конечно. Ты не можешь прожить с собакой годы…

– И с цыплятами. Я помню, что там были цыплята. Может быть, у тебя есть еще и свиньи, и лошади, и…

– Нет. Только цыплята. Нужны яйца – для еды. Я задумывался, не купить ли корову, но с коровой так много возни.

– Эйса, я хочу поговорить с тобой о деле. Ты говорил, что не хочешь, чтобы университетские лезли сюда. Я думаю, есть способ сохранить эти раскопки за тобой. Что ты скажешь, если я войду в дело?

Я не донес вилку с салатом до рта, а потом положил ее. В том, как она это сказала, было нечто – почти предупреждение. Не знаю, что это было, но я испугался.

– Войти в дело? Что ты имеешь в виду?

– Позволь мне разделить с тобой эту работу.

– Глупо и спрашивать. Конечно, ты можешь разделить ее со мной. Разве я уже не разделил с тобой свое открытие, рассказав тебе о нем?

– Я говорю о другом. Речь идет не о подарке. Я имела в виду партнерство. Ты не хочешь продолжать преподавание, хочешь заниматься раскопками, и я думаю, что ты должен их продолжить. Ты обнаружил что-то важное. Прерывать эту работу нельзя. Если я могу помочь немного так, чтобы тебе не нужно было уезжать…

– Нет, – сказал я жестко. – Не продолжай. Мне это не нужно. Ты предлагаешь финансировать меня. Я отказываюсь.

– Ты несешь чушь, – сказала она, – и говоришь так, будто я предложила нечто ужасное. Я не пытаюсь перекупить тебя, Эйса. Это не так. Я просто доверяю тебе, и все, и стыдно, что ты должен…

– В большом бизнесе принято так, – сказал я сердито, – но я не желаю, чтобы мне покровительствовали.

– Жаль, что я завела этот разговор. Мне казалось, что ты поймешь.

– Черт побери, почему ты об этом говоришь? Ты должна была бы знать меня получше. Все и так идет прекрасно.

– Эйса, вспомни наш разрыв. Ту борьбу, которую мы вели между собой. Она отняла у нас двадцать лет. Давай не будем начинать сначала.

– Борьбу? Не было никакой борьбы.

– Я была из тех, кто в те времена «был сердитым». А ты с парой мужчин откололся и пренебрегал мной. И когда ты пытался что-то говорить, что-то объяснить, я не слушала. Так случилось в один из последних дней на раскопках, и я никогда не имела возможности преодолеть свой гнев. Мы не можем допустить, чтобы теперь случилось что-нибудь подобное. Я не хочу, по крайней мере. А ты?

– Нет. Я не хочу, чтобы так случилось. Но денег я у тебя не возьму. Состоятельные люди, вроде тебя, не должны иметь дела с ничтожными.

– Да не состоятельная я, – сказала она, – и я уже извинилась. Неужели ты никогда не сможешь забыть об этом? И – могу ли я остаться у тебя еще ненадолго?

– На сколько захочешь. Если захочешь – навсегда.