Георгий Гуревич - В зените Страница 6

Тррр!

Трескуче! Требовательно! Настырррно!

- Ну кто там?

- Миль пардон! Простите великодушно, сударь, что я нарушаю ваше одиночество. - Голос старческий, надтреснутый, слова выговаривает медленно, словно прожевывает каждое. И лексика какая-то нафталиновая: - Я обращаюсь к вам исключительно как читатель. ("Знаем мы этих читателей - непризнанный поэт или изобретатель вечного двигателя".) Мне доставило величайшее наслаждение знакомство с вашим вдохновенным пером. Я просил бы разрешения посетить вас, чтобы изъяснить чувства лично.

- К сожалению, я уезжаю в Москву сегодня.

- Я звоню из вестибюля гостиницы. Если позволите, поднимусь сейчас на лифте. Я специально приехал из пригорода. Буду обязан вам чрезвычайно по гроб жизни...

- Ну хорошо, если вы специально приехали...

Проклятая мягкотелость! Теперь еще вставать, галстук завязывать. Ладно, минут пять еще есть. От вестибюля путь не близкий: лифта надо дождаться, подняться на пятый этаж, пройти длиннющий коридор с красной ковровой дорожкой и еще более длинный - с синей. Полежу подумаю. Так на чем я остановился?

Что я не отбился, никого не убедил в собственной правоте. Чем убеждать? У меня слова, и у них слова. Но беда в том, что мечтатели говорят о гадательном будущем, которое за горизонтом, а скептики о подлинных сегодняшних трудностях. И скептики правы сегодня, но мечтатели все-таки правы завтра. Однако не каждому удается дожить до этого завтра.

Потом был банкет, скромный банкет в складчину. Отказаться было неудобно, обиженному неприлично показывать, что он обижен. Мы сидели за длинным столом, поднимали бокалы за председателя, секретаря, устроителей, гостей, ленинградцев, москвичей и закусывали коньяк заливной осетриной. Наискось от меня оказался ушастый физик, почему-то он не пил ничего, а рядом - блондинка спортивного вида с "конским хвостом" на макушке и экзотическим именем Дальмира. Эта охотно чокалась и лихо опрокидывала. После четвертой рюмки я захмелел и зачем-то начал жаловаться блондинке на ушастого физика. Дальмира вспыхнула, сказала, что заставит его загладить обиду немедленно. Трезвенник был призван; оказалось, что он законный муж "конского хвоста". Ему велено было извиняться, а мне - принять извинения и в знак примирения и вечной дружбы немедленно ехать к ним в гости.

Я не стал упрямиться. На вкус и на цвет товарищей нет. У читателей могут быть свои вкусы. Даже моей жене нравится не все подряд. К тому же коньяк кончился, а до полуночи было еще далеко.

Супруги увезли меня на своей машине, какой-то особенной, трехцветной, бело-черно-голубой. Физик сел за руль, потому-то он и не пил на банкете. Вел он лихо и всю дорогу рассказывал, как ему удалось поставить какое-то необыкновенное кнопочное управление. И в квартире у него все было необыкновенное: потолки цветные, на дверях черно-красные квадраты и старинные медные ручки. И салат подавали не на тарелках, а на листьях, а листья лопуха специально хранились в холодильнике. Потом еще был сеанс любительских фильмов о Каире, Риме, Монреале, Суздале и Сестрорецке. И всюду физик был главным оператором, а Дальмира - кинозвездой. Оказывается, у них, у физиков, принято ездить на конгрессы с женами. И вот я любовался, как "конский хвост" развевается на фоне пирамид, колонн, небоскребов, соборов и пляжных зонтиков. Я восхищался, высказывал восхищение вслух, а сам думал: зачем же нужно было бить наотмашь, а потом улещивать? Все ждал объяснений, в конце концов, сам завел разговор.

- Есть темы, - сказал я, - и есть детали. Книги пишутся не о насосах.

- Вот именно, - сказал физик. - И не пишите о насосах.

- Я и не писал о технике, - выгребал я на свою линию. - Я писал о перспективах развития. Бытует модное мнение, что планета наша тесновата, иные за рубежом воинственность оправдывают теснотой. Океан у меня не просто Тихий океан, это символ простора. Я хотел доказать, что впереди простор у человечества.

- Но вы не способны доказать, - возразил физик. - Доказывает наука опытами, точными цифрами. А наука в наше время так сложна, так глубока и содержательна, она не по плечу дилетанту. Каждая лаборатория - это же цех, синхрофазотрон - целый завод. Открытия не делаются за письменным столом, ваши кустарные рассуждения только отнимают время у специалистов. Уверяю вас, мы справимся без вас. Сделаем все, что потребуется, рассчитаем на сто лет вперед, И океаны ваши осушим, новые нальем тоже. Но не убогими насосиками. Прошу вас, не пишите про насосы, расскажите нам о людях. Вы писатель, люди у вас получаются. Этот японский юноша, возненавидевший океан, угнетающий его родной остров, превосходен, просто великолепен. (Преувеличенные эпитеты за счет вина.)

- Владик, ты хотел нам Эльбрус показать, - сказала блондинка капризным тоном. - Там чудные слайды: канатная дорога и я на такусенькой жердочке.

Физик с энтузиазмом переключился:

- Сейчас, ребята, поскучайте минуточку. Я подберу по порядку.

И исчез за дверью.

Дальмира взяла меня за руки, заглянула в глаза:

- Вы не обиделись?

- Честно говоря, обиделся. Выражаясь высокопарно: "Я - это мои книги". Возможно, я и жить не захочу, если пойму, что мне не стоит писать.

- А я могу не писать, могу не работать, не убирать и не готовить обед. Могу лежать на диване и не думать. Скучно? Вот почему я такая скучная, объясните, инженер человеческих душ.

Выпил я лишнее, а то бы не взялся отвечать на такие вопросы.

- Вам скучно потому, что вы имеете возможность лежать и не думать. Женщине вообще скучно, если у нее нет детей. Это избитая истина, но избитые истины тоже бывают справедливыми, даже чаще, чем парадоксы.

- А зачем дети? - протянула она. - Ведь дети - повторение пройденного. Ну будет у меня девочка, я научу ее говорить, читать. Станет она читать про любовь, мечтать о любви, искать, пробовать, менять. И годам к тридцати поймет, что все мужчины одинаковы. Как я поняла. Но еще через тридцать лет.

Я молчал. Мне ее переживания казались надуманными.

- А вы не считаете, что все мужчины одинаковы?

- Вам виднее. Вероятно, одинаковы. Все, кроме любимого.

И тут она поцеловала меня. Прижалась, впилась губами. Губы были горячие, липкие и сладкие от вина, а глаза открыты и смотрели холодно, словно приглядывались: "А ты как любишь, инженер душ? Как все или по-особенному?"

Из соседней комнаты послышался голос физика:

- Ребята, вы не скучаете там? Сейчас я приду, я уже заканчиваю.

Часа в три меня уложили подремать на диване, а в восемь физик отвез меня в гостиницу. Я поднялся на пятый этаж, преодолел коридор с красной дорожкой и коридор с синей дорожкой, и дежурная вручила мне вместе с ключом записку сверхлюбезное и настойчивое приглашение Лирика на обед в семейном кругу. И не было основания отказаться. Физика я посетил, почему обижать отказом Лирика?