Джеймс Уайт - Скорая помощь Страница 6

– На общипанную птицу.

– Кто-нибудь подсчитал вероятность прохождения нашего курса в столь непосредственной близости от объекта в межзвездном пространстве?

– Думаю, это астероид или расплавленная масса, которая случайно застыла в такой форме.

– В двух световых годах от ближайшего солнца?

– Спокойнее, прошу вас, – вмешался капитан. – Сосредоточьтесь на данных анализатора и докладывайте.

Последовала короткая пауза, а затем:

– Приблизительный объем – одна треть от объема нашего корабля. Объект не отражает света, он неметаллический, неминеральный и…

– Не хватит ли «не»? – сухо осведомился капитан.

– Он органический, сэр, и…

– И?..

– И живой.

На несколько секунд капитан вместе с динамиком на мостике затаили дыхание. Затем Мэдден решительно проговорил:

– Энергетической отсек. Приготовиться к переходу на маневренную скорость через пять минут. Навигационный отсек. Уравнять курс корабля с курсом объекта и подойти к нему на расстояние около пятисот ярдов. Артиллерийская часть – боевая готовность. Хирург-лейтенант Бреннер – подготовиться к выходу в открытый космос.

Вот так дебаты были закончены.

В течение последующих четырех часов лейтенант Бреннер обследовал странное существо – сначала с безопасного расстояния, а потом настолько близко, насколько позволял его скафандр. Он решил, что анализатор сделал излишне оптимистичные выводы и что на самом деле обнаружен всего лишь труп, который не успел безнадежно окоченеть. Огромное птицеподобное существо, конечно же, не представляло собой никакой угрозы, поскольку при всем своем желании не смогло бы пошевелиться. Оно целиком было покрыто здоровенными чешуя-ми, которые, казалось, были скреплены между собой чем-то наподобие цемента.

Позднее, заканчивая рапортовать капитану, Бреннер сказал:

– Короче говоря, сэр, эта тварь страдает каким-то жутким кожным заболеванием. По всей вероятности, вылечить ее от этой болячки не смогли, вот и вышвырнули в космос, поскольку прилететь сюда она никак не могла. Следовательно, мы имеем дело с расой, освоившей космические полеты, представителей которой так пугают определенные кожные болезни, что они готовы выкинуть пациентов в открытый космос, когда те еще живы.

Как вам известно, – продолжал Бреннер, – я не специалист по лечению заболеваний у инопланетян, а это существо слишком велико для того, чтобы разместить его в нашем грузовом отсеке. Но мы могли бы расширить нашу гиперпространственную оболочку и переправить нашу находку в Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора.

Этот полет, – с надеждой в голосе добавил он, – мог бы приятно разнообразить наши серые будни, а я там еще ни разу не бывал. Говорят, будто бы там не у всех медсестер по шесть ног.

Капитан, немного помолчав, кивнул.

– Точно, – буркнул он. – Я там бывал и скажу вам, что у некоторых медсестер ног и побольше будет.

В кормовом обзорном иллюминаторе красовалась конструкция, напоминавшая новогоднюю елку, собранную из гигантских цилиндров – Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора Галактики. Тысячи его иллюминаторов горели разноцветными огнями разной интенсивности, в зависимости от зрительных потребностей пациентов и сотрудников. Внутри здания, на трехстах восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия обитания всех разумных существ, известных в Галактической Федерации, биологический спектр которых колебался в рамках от сверххрупких метанодышащих созданий до экзотических существ, живущих за счет поглощения и переработки жесткой радиации. В промежутке между этими двумя крайностями располагались более привычные формы жизни – кислородо– и хлородышащие существа.

Помимо пациентов, количество и типы физиологической классификации которых непрерывно менялись, в здании госпиталя размещался медицинский и обслуживающий персонал, состоявший из представителей шестидесяти с лишним видов – обладателей шестидесяти с лишним разновидностей воззрений на жизнь, запахов тела и привычек.

Сотрудники Космического Госпиталя гордились тем, что для них не существовало слишком крупных, слишком мелких и чересчур безнадежных пациентов. Их репутация и оборудование госпиталя были выше всех похвал. Врачи здесь работали только талантливые, преданные своему делу, вот разве что только серьезностью блистали не всегда. Вот и в данном случае Старший врач Конвей никак не мог избавиться от впечатления, что над ним кто-то решил весьма замысловато подшутить.

– Даже теперь, – сухо заметил он, – когда я вижу эту штуковину своими глазами, я не в состоянии в нее поверить.

Патофизиолог Мерчисон, стоявшая рядом с ним, молча смотрела в иллюминатор на «Торранс» и его «добычу». Доктор Приликла, разместившийся на потолке отсека управления с помощью присосок, коими были снабжены его шесть тоненьких лапок, едва заметно подрагивая, проговорил:

– Случай может оказаться весьма интересным и волнующим с профессиональной точки зрения, друг Конвей.

Музыкальные трели и пощелкивания речи цинрусскийца были пойманы микрофоном портативного транслятора Конвея, переданы на центральный переводческий компьютер госпиталя и далее – в наушники в переведенном на холодный, плоский английский язык виде. Как и следовало ожидать, Конвей ответил вежливо, тактично и подчеркнуто дружелюбно.

Приликла представлял собой крупное насекомое с шестью лапками и парой прозрачных радужных крыльев, которые позволяли ему, будучи не до конца атрофированными, совершать короткие перелеты. Приликла отличался чрезвычайной чувствительностью к чужим эмоциям. Только на Цинруссе, где атмосфера была плотной, а сила притяжения – в восемь раз ниже земной, раса насекомых могла дорасти до таких крупных размеров, обзавестись разумом и развить цивилизацию. Однако в Космическом Госпитале Приликла подвергался смертельной опасности на протяжении почти всего рабочего дня. Всюду за пределами своей комнаты он был вынужден пользоваться антигравитационным устройством, поскольку при тех показателях гравитации, которые для большинства его коллег были нормальными, Приликлу могло расплющить в лепешку. Когда же цинрусскиец с кем-нибудь разговаривал, он держался на почтительном расстоянии от собеседника, дабы тот случайно не задел его рукой, лапой или щупальцем, что также могло сказаться на здоровье хрупкого эмпата весьма плачевно.

Конечно, нарочно поранить Приликлу или даже сделать ему больно никто не желал – для этого его все слишком сильно любили. Эмпатический дар цинрусскийцев вынуждал их быть добрыми и участливыми абсолютно ко всем, дабы окружать себя по возможности благоприятным эмоциональным излучением.