Геннадий Емельянов - Истины на камне Страница 6

Их было трое — невысоких, с плоскими затылками и вытянутыми головами. Они имели темную кожу синеватого отлива. Сквозь кожу рельефно проступали мышцы. Они скользили среди цветов с грацией хищников и почти не оставляли на песке следов. Шли они цепочкой друг за другом. Передний нес палку метров трех длиной, загнутую на конце, будто клюв птицы. Двое сзади чуть подгибались под тяжестью мешков, сшитых из шкур. Мешки были, похоже, пустые, но тяжелые. Они часто останавливались, рвали траву, нюхали ее и бросали наземь.

«Что они ищут?»

Я погнал танкетку в кустарник: хотел укрыться там до поры и обдумать план действий. «Чего доброго, вспугнешь этих охотников, потом налаживать контакт будет сложней. Приглядимся для начала».

Я отыскал в шкафчике танкетки небольшой аппарат — «лингвист». Это компьютер, и предназначен он для перевода. По замыслу, аппарат может практически расшифровать любой язык. Во всяком случае, ученые в том уверены, хотя опробовать систему нам было негде: планет, как уже говорилось, земляне познали много, но не встречалось нам даже самой заштатной цивилизации. Я включил «лингвиста», запустил в сторону аборигенов радиозонд величиной с яблоко и видел, как зонд нырнул в песок и из него осторожно вытянулась тонкая антенна. Удары моего сердца отдавались в ушах, подобно раскатам грома.

«Ну, что же там?!»

Техника не подвела: я услышал, как темнокожие ступают по песку, услышал даже их дыхание. Я теперь незримо, но прочно связан с теми троими в логу среди цветов. Я видел, как двое вдруг опустились на колени, третий же, самый высокий, не выпуская палки из рук, встал на плечи соплеменников, вытянул свой жезл, раскрылил руки. В «лингвисте» замигала лампочка.

— О Вездесущий и Неизмеримый!. Ты настолько велик и могуч, что пьешь реки и глотаешь звезды. Мы здесь, жалкие слуги твои — сыны племени Пророка, говорящего Истины, записанные на Камне. О, Вездесущий! Пусть вернется Пророку память, пусть будет с нами Камень, где записаны Истины, дай, о Великий, удачу в охоте, дай нам немного крови Белого Цветка. Кровь эта молодит, и Пророк вспомнит Истины. Пошли удачу!

Высокий, опершись на палку, легко соскочил наземь. Двое медленно поднялись и отряхнули с колен песок. Я видел на их ногах извилистые вдавлины от травы, видел пот на их висках.

— Что сказал Неизмеримый?

Высокий ответил, воткнув палку возле ног;

— Он молчал. Он всегда молчит. Только старики умеют слушать Его. Но умеют ли?

— Мы пойдем, Сын Скалы?

— Мы пришли.

Высокий вскинул палку на плечо, постоял неподвижно, резко согнулся и мелкими шажками двинулся среди цветов. Это был довольно стройный парень, но уши он имел несолидные — они шибко оттопыривались. Да и у его спутников уши тоже не отличались изяществом формы. Последний вдруг приостановился, широкие его ноздри зашевелились, он скинул мешок с плеч и оборотился. Он смотрел в мою сторону, глаза его пронзительной черноты заглянули на какой-то миг прямо в душу мне. Я почувствовал, как мягкая волна прокатилась между нами и отдалась болью в моем затылке. Глаза были не страшные, скорее печальные, и в них сквозила ступил со спин на землю и гордо вскинул голову.

— Я хорошо говорил?

— Ты плохо молился! Почему сказал о женщинах? Ты осквернил слух Вездесущего хулой и пошлым словом!

— Вездесущий знает все!

— Каким способом?

— Неисповедимым. Разве ты забыл уроки в школе стариков, Нгу? А может, Вездесущий и сам любит женщин?

— Речь твоя богохульна, Сын Скалы!

— Мы будем брать кровь Белого Цветка?

— Ты ведь молился…

— Тогда не станем мешкать.

— И все-таки напрасно ты упомянул женщин! Ты говорил как глупая старуха.

— Слова наши истекли, воины.

Сердце мое тревожно екнуло в предчувствии беды, я протянул руку за спину, в глубину танкетки, и сразу нашел, что искал. Мне нужен был мешок из плотнейшей синтетической ткани, набитый инструментами и продуктами. Делом секунды было расстегнуть застежку и вывалить все добро на дно кузова. Я взял мешок, открыл дверцу и вышел на волю. Аборигены уже поднимались по изножью круглого холма у самой реки. Я, как часто бывает, не давал отчета своим поступкам, но вместе с тем верил без раздумий, что действую правильно.

— Голова, ты следишь за мной?

— Слежу, Ло. Ты рискуешь. Космонавтам не предписано рисковать.

— Я читал в старых книгах, Голова, что риск — благородное дело.

Трое с Синей уже подступали к цветку, росшему на макушке холма и несколько на отшибе.

Я приказал танкетке следовать рядом и побежал. Бежал я сильно и раскованно. Я бежал, цепляясь ногами за жесткую траву, и за моей спиной, подобно парусу, развевался голубой мешок. «Поспею?»

Поспел!

Я с маху едва не наткнулся на цветок. Под ним лежала распластавшись, высокий Сын Скалы. Глаза его были закрыты — он обреченно и тихо, как подобает мужчине, дожидался неминучего и мучительного конца. Тело воина было облито жидкостью, напоминающей по цвету сосновую смолу. Смерть уже поспешала: я видел черное облако, оно неслось из джунглей, со стороны реки. Парень дышал часто, на сером и плоском его лице, неживом, лишь вздрагивали ресницы.

Глава четвертая

Путь мой лежал к реке. Путь лежал среди белых цветов и с неудобной ношей: я тащил на горбу воина, запеленованного в мешок, скользкий, как рыбина; ткань к тому же вытягивалась, и страдалец скатывался со спины, ударял по ногам, я падал, буквально втыкался головой в песок, шея моя трещала. Уму непостижимо, как я все-таки не задел ни одного цветка, непостижимо также, каким образом воин не задохнулся. Скорее всего, километр до реки я одолел в рекордные минуты. И вот наконец берег — отлогий пляж с омутком. Я вытряхнул лопоухого Сына Скалы в воду, он упал спиной и поднял фонтан такой высоты и силы, что вполне можно было представить, будто в омуток с разбегу свалился, например, бегемот. Я сел на мокрый берег, малость отдышался и вскочил тут же, озираясь. Мне было видно отсюда, как наверху, на холме, опять беснуется несметная летающая и ползающая рать — терзает цветок. Два охотника улепетывали вдоль берега. Они убежали уже довольно далеко и не собирались возвращаться; они не выпускали из рук бурдюков и даже тащили зачем-то длинную палку. Сперва я их осудил за трусость и предательство, но, по здравому размышлению если, то ребята правы: третьему они не могли бы помочь при всем желании. «Кто нам поможет? — с отчаянием подумал я. — Сей же момент на запашок прибудет коллектив и станет нас понемножку убивать». Танкетка моя остановилась на краю рощи, она не могла давить цветы и делать на этой планете вселенский переполох. Я велел танкетке идти кружной дорогой… И велел ей торопиться.