Фриц Лейбер - Корабль призраков Страница 6

– Вы правы. Док. Но футляр вы не теряли. Его украл Граф или одна из его девиц, которые так и льнули к вам весь вечер. И тогда я… я вытащил его из кармана Графа. Вот так, а еще я утаил его от Риксенды и Графа, когда они явились за ним сегодня утром.

– Лопушок, мой мальчик, я перед тобой в неоплатном долгу, – Док был тронут. – Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал. Будь любезен, еще одну порцию… Да-с, нектар. Лопух, проси все, что хочешь и, если это не выходит за границы нашей беспредельности, я клянусь, что все устрою в лучшем виде.

Лопух почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь. Перегнувшись через стойку бара, он хрипло прошептал:

– Сделай мне хорошие глаза. Док! – и на одном дыхании тут же выпалил: – …И зубы!

После тягостной паузы Док с сентиментальной грустью вздохнул:

– В старые добрые времена это было сделать легко. Они умели проводить трансплантацию глаз, могли регенерировать внутричерепные нервные окончания и даже восстанавливать зрительное восприятие при повреждении мозга. А операции по вживлению корней зубов считались пустячными и доверялись даже ординаторам-новичкам. Но сейчас… Что бы там ни было, я дал обещание, и – пусть в результате ты будешь чувствовать себя не особенно комфортно, а методика лечения окажется примитивной и архаичной – твою просьбу я выполню, хотя… – и он оборвал себя на печальной ноте, свидетельствующей о суетности жизни и бесполезности бытия.

– Старые добрые времена, – прошипел один из бражников своему соседу. – Никак колдует!

– Колдует – лютует! – вторил ему его собутыльник в том же духе. – Биомеханик к старости совсем спятил. Бредит наяву четыре дня кряду. Спятницы ему не хватает. Вот уж точно – четыре Спятницы на неделе!

Третий бражник, опасаясь сглаза, шепеляво присвистнул, пытаясь изобразить шум ветра.

Лопух подергал Дока за свободно свисающий рукав черного джемпера.

– Док, вы ведь обещали. Я хочу зорко видеть, сильно кусать!

Док сочувственно положил свою морщинистую лапу на плечо Лопуха.

– Чем зорче ты будешь видеть, – произнес он мягко, – тем больше несчастий тебе это принесет. Поверь мне, жизнь гораздо легче терпеть, если наблюдаешь ее сквозь дымку, не менее важно смягчать мысли, затуманивая их бражкой или настойкой… Еще одну, с твоего позволения.

– А я сегодня утром завязал с лунной настойкой, Док, – похвалился Лопух, передавая новый пакет. Док грустно улыбнулся.

– Многие имеют обыкновение завязывать утром Трудельника и снова начинать с приходом Забавницы.

– Только не я, Док! Кроме того, – продолжал Лопух прерванный спор, – и Корчмарь, и Граф, и все его девушки, даже Сюзи, зорко видят, но совсем не похожи на несчастных.

– Открою тебе один маленький секрет, дружище, – возразил Док. – Корчмарь, Граф и девушки – зомби. Да, да, даже Граф со всем своим коварством и властью. «Ковчег» им заменяет Вселенную.

– А разве это на самом деле не так? Проигнорировав вопрос Лопуха, Док продолжал:

– Но ты не сможешь стать таким, как они, Лопух. Тебе захочется узнать больше. И тогда – каким бы жалким и бесталанным ты себя ни чувствовал – ты станешь гораздо несчастнее.

– Мне все равно, Док, – ответил Лопух и с упреком повторил. – Вы ведь обещали, Док.

Серые бляшки глаз Дока, погрузившегося в глубокое раздумье, почти исчезли в зарослях. Затем он сказал:

– А как ты посмотришь на такое предложение, Лопух? Известно, что лунная настойка, помимо облегчения и веселья, приносит боль и страдания. А теперь, предположим, утром каждого Трудельника и в полдень каждого Бездельника я буду приносить тебе по крошечной таблетке, которая даст тебе все положительные эффекты, даруемые лунной настойкой, но при этом без побочных явлений. Одна такая штучка лежит в этом футляре. Можешь попробовать и потом дашь ответ. А вечером каждой Забавницы я буду приносить тебе другую пилюлю, после которой ты будешь спать как убитый, не мучаясь кошмарами. Это в сто раз лучше любых глаз и зубов. Поразмысли на досуге.

Пока Лопух переваривал предложение, снизу сквозняком принесло Кима. Он оценивающе изучил Дока своими близко посаженными зелеными огоньками.

– Иссскреннейшшее почччтение, сссэр! – прошипел кот. – Меня зззовут Ким. Док ответил:

– Взаимно, взаимно, сэр. Да сопутствует вам вечное мышиное изобилие. – Он нежно приласкал кота, поглаживая от подбородка к груди. Его голос снова обрел мечтательность. – В старые добрые времена все коты умели говорить, а не только отдельные феномены. Все, абсолютно все кошачье племя было говорящим. И многие собаки – прошу прощения за бестактность, уважаемый Ким. Ну, а уж дельфины, киты и приматы…

Лопух нерешительно перебил его:

– Прошу вас. Док, объясните мне одну вещь. Если эти ваши чудесные таблетки даруют счастье, да еще без всякого похмелья, то почему вы сами пьете только лунную брагу, да еще иногда мешаете ее с настойкой?

– Просто я, – начал было Док с прежней невозмутимостью и вдруг улыбнулся. – Молодец, Лопух, ты меня раскусил. А ты умеешь шевелить мозгами! Бог с тобой, коли ты так умен – будь по твоему. Приходи ко мне в ближайший Бездельник. Дорогу знаешь? Прекрасно! Посмотрим, что можно сотворить с твоими глазами и зубами. Ну, а теперь двойную порцию на дорожку.

Он заплатил сверкающими монетами, засунул большой пузатый пакет в свой бездонный карман, попрощался и, выписывая зигзаги и кренделя, начал подтягивать по веревке свое отяжелевшее тело к зеленому люку.

– Прощщайте, сссэр, – зашипел Ким ему вслед. Снаружи раздраили красный люк, и из него дирижаблем выплыл Корчмарь. За ним выпорхнула Сюзи. Она миновала Лопуха, отвернув лицо, и как-то неловко, бочком протиснулась между растяжками и канатами к стойке бара, где равнодушно приняла от Корчмаря пакет настойки, предложенный ей с наигранной учтивостью.

Некоторое время Лопух бесился от ревности и злился на нее, но вскоре, всецело погрузившись в раздумья о предстоящей встрече с Доком, успокоился. Полумрак ночи резко упал на глаза, как наброшенное покрывало, но Лопух уже ничего не замечал вокруг – он был увлечен своими переживаниями и даже не испытывал обычного для этого времени суток приступа щемящей тревожной грусти. Корчмарь включил полное освещение. Лампы горели ярко, а за полупрозрачными стенами хаотично рябила молочная зыбь.

Посетителей прибавилось. Сюзи незаметно упорхнула. Корчмарь приказал Лопуху занять его место в ротонде, а сам достал мятый листок бумаги и, пришпилив его зажимом канцелярской папки, пристроился писать на коленях; он начал что-то усердно сочинять, мучительно обдумывая каждое слово, а то и каждую букву, при этом то и дело слюнявя химический карандаш. Он так углубился в это нелегкое занятие, что, незаметно для себя, совершил несколько переворотов через голову, одновременно дрейфуя в направлении черного люка. Бумага постепенно покрывалась уродливыми каракулями. Разводы расплывшихся капель слюны и пота, делали ее все неопрятнее.